Валентин Солоухин - Беспризорники России

Патруль проходил мимо горки, с которой катались на санках ребята. К которым присоединились соседские мальчишки, примерно одного с ними возраста. Женя всех их знала, так же как и они её.

– Жека, – обратился один из пацанов, в справной одежде, да и лицом, на котором играл румянец, он отличался от остальных, – где ты такие салазки добыла?

Санки он назвал «салазки».

– У себя, – ответила Женька.

– Дай прокатиться.

– Прокатись, староста…

Пацан, которого Женька назвала старостой, издали разогнал санки и плюхнулся на них брюхом, помчался с горки. Он проехал дальше всех и быстрее всех. Вернувшись на горку, он объявил:

– Классные салазки, так и летят. Я ещё разок.

Отошёл дальше, чем в первый раз, разбежался, но перед горкой санки выскользнули, и он плюхнулся на пузо, а пустые санки помчались вниз. Все, кто видал эту сцену, расхохотались.

Подошёл патруль полицаев. Они тоже захохотали.

Услышав хохот полицаев, дети насторожились.

Староста, не обращая внимания на смех, бежал с горки, настигая санки.

– Ото ты так катаешься, Мышко, пузом об лёд! – хохотал небольшого роста, похожий фигурой на бочку полицай. – Дай-ка я скачусь, бо ты невидаль. Где такие «самокаты» взяв?

– Взяв!.. – огрызнулся Мышко.

– На, подержи мою рушницю, а я посковзаюсь.

Протянул он винтовку старосте. Такие винтовки ребята находили на нейтральном поле после «боя», после румынской атаки.

– Господин Сахно, справляй службу, – готовясь к разбегу, отстраняя винтовку, ответил румянощёкий староста.

– Мышко, та дай же, – вцепился в санки полицай.

– Пошёл на хрен!.. – дёрнул на себя санки Мышко, сыпанул матом.

Полицай от резкого движения упал на колени. Неуклюже поднялся, подобрал винтовку и, обращаясь к своим дружкам, сказал, отрясая снег с колен:

– Отаки воны вси, Петропавловские… круты самостийники!

Мышко разбежался и, на этот раз удачно вспрыгнув на санки, полетел с горы. Полицай-бочка хохотнул, улюлюкнул ему вслед и патруль, мурлыкая вполголоса: «щё не вмерла Украйино», слегка притопывая, двинул своим путём.

Староста взобрался на гору:

– Ну, Жека, я ещё разок…

– А мы что, вытрашки будем продавать? Мы уже замёрзли… – она выдернула у него из рук верёвку.

– Ладно тебе, спасибочки… а где ты этих огольцов набрала? – он кивнул в сторону братьев.

– Это мои братики… они пришли от самого фронта с нейтральной полосы. Там всё разбито…

– Большевики?

– Ну и глупый ты, Петропавловский…

– С вами поумнеешь. Все большевики – евреи драпнули, всех увезли их в тёплые страны, а вас на фронте оставили. С вами будешь умным. Отец мне рассказывал, как большевики их на Кубани раскулачивали и убивали.

– Пошёл ты со своим отцом и большевиками, знаешь куда… если бы я знала, какой ты, я бы ещё тогда, когда мы учились не сидела с тобой за одной партой и не подсказывала, когда ты ни «бе», ни «ме», ни «кукареку»! – выпалила Женька и, посадив Нинку и младшего на санки, приказала Вовке: – Хватит, поехали домой!..

«Да-а, тут совсем всё по-другому, – думал Валерка, – вот и погулять можно… и санки не отняли… даже эти, полицаи, которых можно не бояться. Мышко послал пузатого куда следует – и всё..».

Ребят догнал сын старосты.

– Хочешь, я принесу вам еды? Вчера отец зарезал корову, у нас есть мясо и есть хлеб.

– Спасибочки, – сказала Женя.

– У вас беженцы, смотри твои братья – доходяги, – не унимался Мышко.

– Ты бы побыл на нейтральной полосе, да столько прошёл пешком. Небось, морда покосилась…

– Ишь, чего захотела, задавала несчастная. Кольку твоего угнали немцы. Отец мой говорил ему: «Иди в полицаи», не захотел. Теперь больше пользы принесёт немцам, и за сто грамм хлеба, и кружку кипятка будет вламывать!

Он шёл следом. Женя остановилась у калитки, пропустила ребят. С силой захлопнула её у самого носа Мышко.

– А я не к тебе шёл, – заявил староста, – я к Зелёному иду, – он шмыгнул в соседний двор.

Забора почти не было. К слегам кое-где прибиты штакетины, а, может быть, штакетины эти – остатки от забора.

Женька рассказала матери, что староста хвалился, что отец его зарезал корову.

– Так у них две, – ответила тётя Дуня, – когда скот угоняли от немцев, отец Мышка сумел увести коровок. С приходом гитлеровцев в услужение подался. Придёт расплата. Ты с этими негодяями не водись, – наказала она Женьке.

– Я и не вожусь, – ответила та.

К вечеру погода стала портиться. Похолодало. Солнце спряталось в тучи. Женька опять взяла букварь, чтобы учить малыша чтению. А когда стемнело, мать уложила детей в чистые постели. Сквозь дрёму Валерке не раз казалось, что вот-вот мать начнёт его будить, чтобы, набросив на себя какую-нибудь одежонку, остальное, прихватив с собой, бежать в погреб, прятаться от обстрела. Он долго не мог уснуть и слышал, как среди ночи тётя Дуня с матерью куда-то ходили.

Он проснулся от холода. Форточка была открыта, неприятный запах чего-то палёного, несмотря на открытую форточку, стоял в комнате. Валерка встал, прошёл на кухню.

Перед плитой на скамеечках сидели мать и тётя Дуня. Заслонка была отодвинута, яркое пламя освещало пространство у плиты. Знакомая картина напомнила Стандартный посёлок. Ночами мать суетилась у плиты, чтобы приготовить к утру чего-нибудь покушать. И сейчас они, на длинных досточках, которые держали по очереди перед огнём, а потом скоблили ножами, тоже что-то готовили к завтраку.

– Ты почему не спишь? – заметила родительница. – А ну-ка, марш в койку.

– Фу, как здесь нехорошо пахнет, – сказал Валерка.

– Спать!..

– Там открыта форточка, холодно.

– Я сейчас приду, закрою, быстро в постель.

Пришлось подчиниться. На улице бог знает что творилось: бушевала такая метель, – временами в открытую форточку, ветер задувал облако снега, оно кружилось у потолка, рассеиваясь по комнате.

– Зима вернулась, – сказала шёпотом мать, постояла у окна, но форточку не закрыла, а, подоткнув под бока сына со всех сторон одеяло, набросила ещё сверху пальто.

– Спи… – Она посмотрела, как спят остальные, и тоже накрыла всех. Форточку оставила.

Ветер нет-нет, да и задувал, словно сам он имел лёгкую пуховитость и белый цвет.

Полог в кухню был приподнят, тянуло палёной шерстью, малышу хотелось пойти и разобраться: чем они всё-таки занимаются, почему не спят…

К утру затих ветер. Морозило. Шёл снег, крупный, густой, и в пасмурном, сером дне не было угнетающей безысходности, с которой часто начиналась жизнь там, на нейтральной полосе.

Он удивился, что его кормили завтраком одного. Не было Жени и Вовки. Нина сидела на тёплой лежанке, играла с куклой. Мать поставила перед малышом миску с холодцом, положила лепёшку: «Не зря мы пришли к тёте Дуне, а то бы там убило нас, или с голоду опухли», – мелькнула нехитрая мысль в детском воображении.