Валентин Солоухин - Беспризорники России

– Стой! Кто идёт?! – угрожающий хрипловатый голос донёсся из темноты. – Стой, буду стрелять!..

«Стреляй… стреляй еще, ворошиловский стрелок» – но страх выдал:

– Свои! Свои! – завопил истошно малыш. Но челюсти свело.

– Ои! Ои!.. – получился тонкий скулёж.

– Собака, кажись… Хлестнул второй выстрел.

Где пролетела пуля, он не понял. Продолжая кричать, не сбавлял бега и направления: – Ои!..

– Не стреляй, ребёнок вопит!.. – ветер дул Валерке в лицо, и поэтому он их хорошо слышал, а до часовых секрета долетало какое-то верещание.

Перед ним неожиданно появилась траншея, какой-то бугорок и он упал на него. Сильный рывок цепкой руки – и малыш воткнулся во что-то жёсткое, от этого предмета тянуло гарью, как от костра – табаком и ещё чем-то вкусным.

– Я же говорил: пацанёнок… – рядом появился ещё человек в каске, не брит, поверх шинели, на ремне, патронташи выпукло и жёстко давили пришельцу в плечо. Он, как мог, отодвинулся от человека в каске.

Тот, к кому он обращался, оставался наверху. По траншее подошёл ещё один, высокий в шапке-ушанке, а лицо закрывала борода, только глаза ловили сполохи военной ночи, отражая свет.

– Чего стрельбу подняли? – спросил он строго.

– Мальчишка, кажись, с той стороны приблудился. А он, товарищ взводный – из винтовки, – он кивнул на того, который маячил над бруствером. – Как он не пристрелил ребёнка… чудом уцелел пацанёнок…

– А ну покажи, – взводный нагнулся, и от него пахнуло такой махрой, что «гость» отодвинулся.

– Давай-ка его сюда. – Он взял за руку жёсткой, словно каменной, ладонью. – Окоченел? Чего молчишь?.. У него веса нет, тряпки и кости. Скажи что-нибудь. Откуда такой воробышек?.. – допытывался взводный.

«Наши… вот они», – мешала дрожь, от холода просыпалась боль, даже передние зубы кололо. Наверное, оттого, что бежал навстречу морозному ветру с открытым ртом и кричал. Взводный вел его по лабиринтам траншей и он почувствовал, что жёсткая ладонь теплеет. Неожиданно командир взял мальчонку на руки. Борода, словно веником, провела по лицу. Он кашлянул и заговорил:

– Сейчас придём в землянку к ротному, отогреешься, потолкуем по душам. Ты мальчик или девчушка?..

– Не видишь сам. – Наконец выдавил из себя первую фразу за живое задетый вопросом взводного малыш.

Ломота в передних зубах утихла. Они-то и замёрзли. Наверное, потому что зубы новые или молодые. Один вырос только до половины. Боль появилась, когда в него стреляли; он кричал и бежал на выстрелы с открытым ртом. Этим Валерка оправдывал свою робость перед командиром.

– Та-ак, – взводный остановился, – выходит – мужик. Это лучше, получается – боец, свой парень. – Он отстранился и, держа на вытянутых руках парнишку, пытался рассмотреть лицо.

Война бушевала, но где-то в стороне. Огненные вспышки разрывали ночную темень. А тут в траншее такой разговор с боевым командиром:

– Меня можешь звать «дядя Петя». Это – по гражданке, а поскольку я военный, то – «лейтенант Пётр Петров».

Прежде чем ответить, малыш подумал, а даст ли мне этот «дядя Петя» чего-нибудь поесть и называть ли своё настоящее имя или соврать? Колька с Ваньком говорили, что однажды к ним подполз наш разведчик. Расспрашивал их, как живут люди на нейтралке. В какое время приходят в посёлок мародёры, по сколько человек шастают по дворам. Они всё рассказали. Разведчик угостил братьев сухарями. Вспомнив это, Валерка попросил у дяди Пети вначале сухаря.

– У меня, кроме махры, ничего нет. Сейчас придем к ротному, накормим тебя до отвала. С едой, брат, у нас нет печали, да-а, – он ещё что-то хотел добавить, но только вздохнул. – Накормим… не переживай, парень.

Обещание Валерке понравилось. Но он сказал, что зовут его Вовкой, так учили братья-близнецы: «Не называйся своим именем, военное время идёт…».

– Вовка – это несерьёзно. Ты перешел линию фронта… мужик обстреляный, выходит, Владимир! А Владимир – Владетель мира, вот какое у тебя имя.

Они шли по лабиринтам траншей с множеством ответвлений. Тихо, безветренно. Одно только плохо, что сверху нет-нет да и задувала и поземка, снег, который попадал малышу за ворот. Он ёжился, прижимался щекой к шинели. Взводный это заметил, постарался прикрыть его полой шинели, опустить пониже. «Надо дочистить траншеи, – бормотал он, – попробуй пронеси здесь раненого…».

– Что ж ты без шарфика? Пальтишко драное… как добрался?..

Вопросы эти показались Валерке смешными, но он ответил:

– Итальяшки и румынешты всё – «цап-царап!» – «цап-царап», – произнёс на манер мародёров.

– Это выражение фашистов – «цап-царап»? Они так заявляют?..

– Они.

– Мародёры вшивые! Мы их проучим, обязательно…

Угроза Валерке понравилась, ну, а то, что «вшивые», – кто не знает, вспомнил он как они заявились впервые. На касках чёрные петушиные перья, с винтовками, на ремнях кинжалы, патронташи, гранаты. Это итальяшки. Как они, отстегнув кинжалы, ловко бросали их в кур. Схватив пришибленную птицу, вскидывали её на вытянутой руке, показывая друг другу, что-то лопотали и хохотали во всё горло. Сейчас спеси поубавилось. Птицу всю перебили, жителей ограбили, да и сколько их долбят под Казачьим Постом наши бойцы, вот эти «дяди Пети», рассуждал он.

Правда, румынам, мадьярам и другим достается больше. Сколько их под снегом валяется… Итальяшки, случается, подбирают своих.

Думая об этом, не заметил мальчик, как пронёс под дом его командир, как они очутились в подвале. Посреди просторного помещения на проволочном крючке висела керосиновая лампа, под ней стол. За столом сидело трое военных один в кителе, двое в гимнастёрках. В подвале было тепло, и он посмотрел, где плита? Ведь именно на ней должны стоять кастрюли с едой. Плиту не заметил, но котелки висели над железной бочкой на крючьях из толстой проволоки, а посредине кипел огромный чайник. Вкусно пахло тушёнкой, пшеничной кашей. От табачного дыма запершило горло. И он невольно закашлялся, стараясь сдерживать приступ, отчего перехватывало дыхание и приступ только усиливался. Кашель перешёл в утробный лай, взор затуманили слёзы. Он тёр глаза, досадовал на себя: а что как кашель не понравится вот этим новым командирам?

– Гостя привёл, – сказал дядя Петя, опуская свою ношу у края стола.

Сидевшие за столом читали или разглядывали какие-то бумаги. Они подняли головы, уставились на найдёныша, а один спросил:

– Пётр Петров, где ты его подобрал?..

– С нейтралки притопал, перебежчик. На охранение выскочил, чуть было… – он посмотрел на перебежчика, высвободил руку, произнёс ничего не значащее: «Н-да».

– Давай его за стол…

– Это наш ротный… – Петров поднял и посадил пацана за стол на табуретку, снял с шапку. – Ух, какой чумазый, руки – земля землёй!.. Пошли, боец, я маленько тебя ополосну, – спохватился он.