Валентин Солоухин - Беспризорники России

Впереди шло несколько бойцов в белых маскхалатах, рядом – дядя Петя. Он, как в прошлый раз, вёл за руку Валерку, только двигались не по траншее, а шагали в открытую. Остов Казачьего Поста с этой стороны возвышался своим тёмным силуэтом грозно над всей нейтральной полосой. Высокие стены без окон чернели неприступными скалами. Только один раз увидел небольшой квадрат звёздного неба и на стене часового. Наверное, часовой не таился, и фигура его на стене напоминала большую белую чайку. Их много летом кружило над ставком и отдыхало на крышах домов Казачьей крепости в то далёкое мирное время.

Небо вызвездилось. Тонкий, похожий на покрасневший волосок электрической лампы, месяц, висел в той стороне, где редко плескались всполохи орудийных выстрелов. Вначале мороз по выходу из подвала выжимал слёзы, но сейчас вроде его не было. Снег под ногами бойцов похрумкивал, а когда пересекали намёты позёмки, рассыпался песком.

Из темноты их кто-то окликнул. Взводный ответил и взял направление на голос.

– Сейчас спустимся в овраг, подымимся, а дальше?.. – дядя Петя спрашивал Валерку, и тот по-своему стал объяснять:

– Там поле, убитые валяются у щели, где живёт Найда со своими щенками…

– Ты свой дом или погреб найдёшь?.. Найда и щенки нам ни к чему.

– Сейчас не стреляют и наши все в доме спят, – сказал Валерка и добавил: – Найду. Мы по ночам с братом ходим к роднику за водой и на станцию – за обгорелой пшеницей. А сейчас там только пустые разбитые вагоны, – он посмотрел на солдатский вещмешок, в котором дядя Петя нёс «сухой паёк», котелок с кашей, подумал:

«Как придём к дому, всё это он отдаст матери. Куда он денется потом со своими бойцами – неизвестно. Их всего-то не то семеро, не то пятеро. В темноте трудно сосчитать, да и нельзя этого делать. Ротный приказал держать язык за зубами. Мать он тоже должен предупредить».

В посёлке – безвластие, но вот узнали итальянцы про ружьё охотника. Забрали. Об этом помнили жители нейтральной полосы.

– Вот за этими разбитыми домами – наш, – шепнул он, показывая дяде Пете полуразрушенные тёмные коробки.

Взводный остановился, поднял руку:

– А в этих развалинах – никого?

– Никого, там мы собираем недогоревшие деревяшки с гвоздями. Там снегу намело, много кирпичей обломков… даже воробьи не живут.

– Воробьи… – повторил он, – но охранение может быть. Тише шагайте… Снегу на открытом месте перед развалинами было меньше. Двинулись дальше. Мальчишка – первый, за ним дядя Петя и остальные.

В чёрное, с белыми бумажными крестами, окно он успел стукнуть один раз. Тут же появилось лицо матери. Она узнала пропавшего сына, махнула рукой. Валерка кинулся к двери. Шагнул и взводный с вещмешком.

Утром не было стрельбы, наступления. Яркое солнце, необычно искрился выпавший снег. Мать сидела у окна и что-то зашивала. Она даже не упрекнула сына за то, что ходил он к своим на Казачий Пост. «Сухой паек» она надёжно спрятала, а кашу они съели ещё вчера. На полу у плитки лежали Ванёк с Николаем. Они рассказали, как нашли в госпитале свою мать и как им разрешили итальяшки дежурить в госпитале у её кровати. Даже два раза покормили солдатским «кандеем».

– Баланда с кукурузной крупой, – пояснил Колька.

Малыш чуть было не сболтнул об угощении на Казачьем Посту. Вовремя вспомнил о предупреждении помкомвзвода.

Колька скорбно рассказывал, как умирала мать, что им наказывала. Ванёк отвернулся, помалкивал. Плечи у него вздрагивали, и малыш сообразил, что он плачет. Мать осталась в морге городской больницы, в которой сейчас разместился госпиталь оккупантов. Где её похоронят, ребята не представляли.

– Мама просила, чтобы вы, тётя Катя, присмотрели за нами, – неожиданно заявил Ванёк, – а вернется отец с войны, мы сами проживём…

Тётя Катя дала всем по сухарю и разрешила выйти погулять у погреба, а как начнётся стрельба – спрятаться.

Вечером близнецы принесли тушку замороженного кролика. Мать разделила её на несколько частей. Из одной сварила суп, который тут же, при свете керосиновой лампы, съели.

Ну а до вечера события того дня произошли необычные для жителей посёлка. Тихо и тепло было у стен сарая. Весеннее солнце ещё раньше растопило здесь снег, подсушило небольшой взгорок. Братья, нахохлившись, привалившись друг к дружке, уснули под тёплыми лучами яркого солнца. Отдалённая стрельба привычно меняла ритм, то усиливаясь, то затихая. Гул пролетавших самолётов тоже падал на землю издалёка, приглушенный расстоянием. Вроде мир царил на солнечном сугреве у стены сарая. Валерка примостился, как сумел, рядом с братьями. Ясно было, как они устали, полуголодные, без сна, сидя у госпитальной койки в ожидании смерти матери. Если бы им рассказать о посещении Казачьего Поста, о том, что им теперь можно ночью перейти линию фронта и остаться у своих. Но как это сделать, чтобы не нарушить обещания, данного ротному и взводному? Вопрос этот терзал детскую душу. «Что-то надо придумать…», – так сильно хотелось сообщить братьям о том, что и ему удалось пройти к своим на Казачий Пост. Валерка ёрзал от нетерпения, нарочито громко покашливал.

Несколько выстрелов, прогремевших недалеко за соседними домами, вывели братьев из дрёмы. В посёлке оккупанты иногда стреляли в собак и кошек. Найда со своим выводком обитала за посёлком. Больше собак не было, всех перестреляли. Братья были готовы пробраться на соседнюю улицу и узнать, в чём дело. Малыш попытался увязаться с ними. Но братья не взяли, да и сами не успели уйти. Им помешали выкрики, крепкие выражения. Из-за угла дома показался взводный, размахивающий карабином. За ним несколько безоружных итальянцев, двое из них помогали идти раненому. Всего итальянцев было человек шесть. Сзади, подгоняя прикладами пленных, шагали наши бойцы. У Петрова, кроме карабина, на плече висел трофейный автомат.

Мог ли тогда Валерка подумать, что детские жалобы о мародёрстве оккупантов натолкнут бойцов с Казачьего Поста на мысль о вылазке и засаде в посёлке против мародёров?

Из окон смотрели жители. На крики повыбирались из укрытий, некоторые вышли на улицу, чтобы быть ближе к происходившему. За долгие месяцы оккупации люди видели атаки, перестрелки, воздушные дуэли самолётов. Наши, в их понятии, – где-то там, и вдруг – вот они, герои, да ещё с пленными.

– Наше дело правое, мы победим! – выкрикнул дядя Петя.

Малыш повторил его лозунг с одним желанием, чтобы он увидел его. И так лихо это у него получилось, даже итальяшки вытаращились, а Колька и Ванёк приподняли его на вытянутых руках, заметил Валерку и взводный. Он кивнул ему как старому знакомому.

Плененные итальяшки имели жалкий вид. Куда девались их наглая заносчивость, уверенность в своей силе и правоте, когда они мародёрствовали.