Валентина Константинова - Поселок Сокол. Врубеля, 4

Еще задолго до окончания школы Олег знал, где будет учиться дальше. Кто-то из его дальних родственников, узнав, что Олег интересуется военной авиацией, посоветовал ему поехать учиться в Иркутское военное авиационно-техническое училище. Олег поступил в ИВАТУ, а вместе с ним поехал поступать в то же училище его одноклассник Юра Константинов, мой будущий муж. Саша Константинов поступил в Бугурусланское училище летчиков гражданской авиации.

Юра рассказывал позднее, как отец не хотел отпускать его на учебу. Старший сын был хорошим помощником отцу во всех видах мужской работы: валить деревья, сплавлять лес, косить траву, разгружать баржи.

Мать Юры сделала все, чтобы отправить на учебу не только Сашу, но и Юру. Она бегала по соседям, просила взаймы денег на дорогу до Иркутска. Юра всегда с благодарностью вспоминал, как его мать преодолела сопротивление отца, как собрала необходимые деньги и успокоилась только тогда, когда отчалил от берега газоход, увозя ее обоих сыновей.

Парни почти месяц добирались водным путем до Якутска – сначала по Юдоме, затем по Мае, Алдану и, наконец, по Лене. Им предстояло оформить необходимые документы в военкомате, прежде чем отправиться в Иркутск – Олегу и Юре, в Бугуруслан – Саше.

В ИВАТУ ребята оказались в разных ротах. У Юры были серьезные проблемы при медицинском освидетельствовании перед вступительными экзаменами в училище: у него обнаружили повышенное артериальное давление и расхождение тазобедренных костей, как рассказывал он позднее.

Хирург, осматривавший Юру, строго предупредил его, чтобы он немедленно прекратил заниматься тяжелой атлетикой. Доктор не мог знать, что «тяжелая атлетика» у абитуриента Константинова заключалась в разгрузке барж. Юра наравне с взрослыми грузчиками таскал на плечах кули (крапивные мешки) весом до 70 кг с сахаром, мукой, крупами. Носил на «поняшках» (широких лямках с деревянной подставкой) ящики со стеклом, вес которых превышал вес самих грузчиков. А перетаскивать грузы нужно было сначала из трюмов баржи на палубу, затем по раскачивающемуся трапу, а потом вверх по довольно крутому берегу до склада.

Юра вспоминал, как грузчики охотно брали его в свою бригаду, как хвалили его: «Юрка, ты молодец, ты здоров, как бык!»

А вот доктор ИВАТУ сделал заключение, что абитуриент Константинов к воинской службе непригоден. И, только узнав, что парню не на что ехать домой (до Иркутска они добирались полтора месяца впроголодь, приехали грязные, у Юры оторвалась подметка от ботинка), а также то, какой «тяжелой атлетикой» он занимался на Огоньке, доктор махнул рукой и сказал: «Ладно, оставайся, но близко не подходи ни к гирям, ни к штанге – а то твои кишки могут вывалиться тебе в штаны».

Став офицерами, Олег и Юра оказались осенью 1958 г. в Главном управлении кадров Министерства обороны, откуда их направили в Камышин на переподготовку. Армии требовались специалисты для обслуживания ракетных войск, которые тогда начали уже формироваться в стране…

И вот наших мальчиков уже нет в живых. Юра умер внезапно от кровоизлияния в мозг в апреле 2001 г., умер на даче в саду в солнечный весенний день. После его смерти один сотрудник Коломенского военкомата на мой вопрос, почему так рано уходят наши мужья, ответил, полистав личное дело мужа: «Что же Вы хотите? Он несколько лет работал с жидким ракетным топливом». Позднее я узнала, что компоненты ЖРТ губительно влияют на кровеносную систему: сосуды становятся хрупкими. Юре в 2001 г. должно было исполниться 65 лет. Он был тогда еще практически здоровым, сильным физически, энергичным, жизнерадостным человеком.

А Олег, как оказалось, умер в 50 лет. С его сыном мы договорились встретиться в первых числах марта, когда он вернется из служебной командировки. Александр Сувернев служит в Москве. Он живет с семьей в Люберцах.

У меня еще теплится надежда, что через Интернет откликнется хоть кто-нибудь, кто хоть что-то знает или знал об Эдике Ненашеве или тот, кто имеет какую-либо информацию о моих одноклассницах – Гале Бекетовой, Вале Курзовой, Гуте Романовой, Клаве Петуховой, Соне Азизовой.

Оставляю несколько чистых страниц в своей рукописи, надеясь дописать в них то, что, возможно, удастся еще узнать о моих огонекских одноклассниках. Все мы родом из конца 30-х годов XX века – века, насыщенного масштабными событиями исторического значения. Мое поколение родилось и вызрело в самой его середине, испытав вместе с родителями не только тяжелое время предвоенных репрессий и самую кровопролитную войну, но и почти четверть века прожив в обстановке человеческого благополучия, имея все основания гордиться своей страной.

Я хочу, чтобы и моя книжка, и эта рукопись стали письменным памятником моим одноклассникам, а их у меня целых три комплекта: одноклассники по Гололобовской семилетней школе, по Огонекской средней школе и, наконец, по 149-й средней школе г. Москвы, что находится недалеко от развилки Ленинградского и Волоколамского шоссе.

Через несколько дней, после того как я написала, что оставляю несколько свободных страниц на случай, если появится какая-либо информация о моих одноклассниках с незабываемого и родного Огонька, я отправила письмо Миле Тихомировой в Краснодар. Письмо пришлось разместить в двух конвертах, т. к. кроме листов с текстом нужно было отправить почти десяток фотографий.

Миле я писала: «Вчера я встречалась с ребенком нашего с тобой одноклассника Олега Сувернева – Суверневым Александром. Он обещал приехать около семи вечера, но во время пересадки в метро уехал в другую сторону от Лубянки. Чтобы он не заблудился еще и в нашем квартале (наш дом стоит в глубине двора), я вышла встречать гостя. Ждала его недалеко от дома, стоя на куче подтаявшего снега. Высматривала из проходивших мимо мужчин небольшого и плотного, как его отец, человека около сорока лет, в военной форме с двумя звездочками подполковника на погонах. Но такого все не было и не было. Было уже довольно темно. Вдруг мимо меня быстро прошагал молодой мужчина в гражданской одежде с портфелем в одной руке и цветами – в другой. Я негромко, но уверенно вслед ему говорю: «Александр Альбертович Сувернев!» Мужчина резко повернулся и в два прыжка ко мне: «Валентина Ефимовна! Здравствуйте!» Обнял и поцеловал меня, неловко вручил мне цветы. Взял под руку, и мы пошагали к дому.

«Ребеночек» Олега, в целом очень похожий на отца, оказался высоким, широкоплечим и необыкновенно обаятельным. Одно было плохо – нехватка времени. На все про все у нас было всего два часа. Саше предстояло добираться домой до Люберец, и я понимала, что задерживать его дольше десяти вечера я не решусь.

Мы сначала сидели за столом, но ни есть, ни пить у нас не получалось. Один за другим следовали перекрестные вопросы, на которые нельзя было ответить односложно. Общение было хаотичным – настолько насыщенной была эмоциональная окраска нашего разговора с ним. Слишком многое нужно было рассказать за такое короткое время. Об Огоньке Саша знал очень мало, считал, что он находился где-то недалеко от Иркутска. Когда же я показала на карте, где когда-то находился наш Огонек, Саша ахнул. И, конечно, он не мог и предположить даже, что одноклассники его отца могут находиться близко от него.