Н. Габова - Мир для троих

© Габова Н. В., 2020

Что вы думаете о детских воспоминаниях? Их стоит забыть, хранить или использовать для самоанализа – выберите ответ, хоть что-нибудь. Кому их подарить: психологу, любимому человеку или оставить себе на память?

Иногда (по крайней мере, мне так кажется) думаю о том, что лучше забыть. Посмотрите, как сильно мы отличаемся от детей. Взрослость – это вторая жизнь, самое сложное – определить дату перехода. Парадокс в том, что увидеть границу можно только постфактум. А вашим наследием станут особенности внешности, пара-тройка привычек, несколько людей и дорога, на которую вы ступили.

Однажды вы просто приходите в себя. Теперь Вы есть взрослый. Тот ребенок, которым когда-то являлись, теперь в Раю и наблюдает с леденцом за щекой за Вами – взрослым.

День был похож на разобранный кубик Рубика, что неудивительно – он никогда мне давался. Вот и сегодняшний день был сплошь пятнами, не увязывающимися в целое. Мне назойливо вспоминался период до знакомства с Луизой. Дело не только в ней, точнее, в нас – что-то неясное не давало покоя, тянулось через месяцы и годы, то утихая, то снова ломая узор. Странный это союз ощущений: что-то неясное в то же время может быть привычным и даже изученным.

Дневная работа сорвалась. Мы уже собрались в офисе: я, мой начальник – мужчина приятного спокойного характера, секретарша – безликая, строгая, с правильным макияжем, кажется, она идеально подходит своему рабочему месту. Были ещё два человека, кажется, из отдела продаж – точно не могу вспомнить.

Курьер принёс документы. Полчаса – не опоздание. Мы выпили чаю, безликая секретарша предложила ещё, все отказались. Думается, будь она более человечной, попросили бы и чай, и печенья к нему. Дана напоминала робота, обтянутого кожей, с правильно отрегулированной яркостью макияжа. Помню, первые недели знакомства всё любопытно было встретить её случайно в городе, смеющейся в компании друзей или хотя бы покупающей хлеб и молоко.

Прошло полчаса, и секретарша снова появилась в кабинете с сообщением о том, что партнёр не сможет явиться на встречу. Меня отпустили сразу. Алексей Иванович, наш директор, ушёл к себе – звонить.

Всё как-то сразу распалось. Незнакомые мне сотрудники быстро попрощались и так же быстро растворились в коридоре, Дана собрала посуду и вообще перестала обращать на людей внимание. Солнце освещало пустую переговорную, большую и светлую, с так и не тронутой маркерной доской. Наверное, это не очень правильно – проводить переговоры в солнечный день.

Стоял понедельник. Для меня давно стало привычкой работать вне стандартной схемы. Нет, даже не привычкой, а так было всегда. И это тот случай, когда пробовать другое не возникает желания. Приятно было выйти из офисного здания не на обед, а «навсегда». Порой я забываю это чувство, но сегодня мне слишком много думалось и чувствовалось. Всё в разных оттенках: и спокойном голубом, и тоскливо-фиолетовом, и непонятном жёлтом.

– До свидания, – охранник удивляется, увидев меня спустя чуть более часа.

От нечего делать они точно следят за нами. Алексей Николаевич часто шутит на этот счёт.

– До свидания. Переговоры отменились, – на всякий случай сообщаю я на ходу, зная, что охране велено выписывать пропуски.

Общаться не хотелось, хотя в обычные дни и перекидываемся, бывает, несколькими фразами.

За мной закрывается тяжёлая стеклянная дверь. Офис находится не на одной из главных улиц. Дорога, ведущая к нему, даже не примыкает к большому проспекту. Но всё равно недалеко, во временном измерении около десяти минут. Сегодня мне захотелось пойти не по обычному пути, а через двор. Сворачиваю, обхожу здание и оказываюсь на старом дворе. Давно некрашеные малочисленные детские сооружения образца девяностых, песочница с отвалившимся деревянным боком, железяка, на которой можно выбивать ковёр (никто так ни разу и сказал мне, ка правильно она называется). Я сажусь на низкую деревянную скамейку. Как раз в тени дерева.

Заметно, что за двором следят, земля на клумбе взрыхлена. Всякий раз, оказавшись в подобных местах, думаю о людях, которые каждый день выходят из таких вот подъездов, идут этим путём, надевают одежду, подобранную для этой дороги. Люди в богатых районах, люди старых кварталов, они ходят в разные магазины, они даже не смотрят друг друга на улице, словно жители параллельных миров. Их мысли никогда не пересекутся, даже в самых обыденных размышлениях, вроде того, «что приготовить на ужин» или «пора починить кран», они пойдут по разные стороны. Наверное, скоро таких дворов совсем не останется или, благодаря их обитателям, что-то да сохранится, я не знаю.

Мне некуда торопиться. Погода хорошая. В деловой одежде не очень комфортно, не люблю так одеваться, но и это не мешает желанию немного посидеть здесь. Не знаю, отчего возникла моя любовь к подобным местам, то ли они напоминают детство, то ли причина в моей повышенной чувствительности к ауре вещей. С подросткового возраста мне посчастливилось бывать в разных городах и странах, но ни за что мне не хотелось бы жить в городе, в котором исчезли старые дворы.

Из подъезда выходит женщина в черных бриджах и цветастой футболке, за ней черный Дружок – дворняжка. Дверь подъезда открывается и закрывается со скрежетом. Скрежет и скрип – декорации старых дворов и лета. Скрипят качели, со скрежетом отрываются двери железных гаражей, овощехранилищ, подвалов. Карусель-вертушка издаёт своё недолгое «и-и-и» всякий раз, начиная новый круг. В руках женщины сумка, напоминающая авоську. Прошли – и снова безлюдье. Вспоминаю: недалеко от этого места с конца весны и до первых холодов открыт уличный рынок.

Скрежет двери и игра солнечных бликов создают то особенное настроение лета, какое бывает на картинах художников. Что-то спокойное и бесконечно недоступное. Так много света вокруг, что создаёт иллюзию свободы, будто мир открыт и ничего от нас не скрывает. Ни о чём не думается, но то не приятная расслабленность; тяжесть, которую я вдруг ощущаю не только в голове, но и всем телом. Пора домой, где по приходу я, даже не задвинув шторы, ложусь на кровать и проваливаюсь в тяжелый без сновидений покой.

Когда просыпаюсь, понимаю – нет необходимости смотреть на часы, за окном появился первый неясный силуэт ночи. Неуклюже поднимаюсь на ноги. Такой странный день получился. И уже под конец мне приснилось вдруг нечто яркое, слишком реалистичное: люди, дом с множеством дверей, ребёнок, который почему-то был котом, что-то происходило вокруг нас всех, и было вроде как правильно там находиться; от реалистичности сна веяло неприятным, как от клоуна, узнай вы, что его грим и есть лицо.