Дмитрий Петровский - Дорогая, я дома

– Да, наверное, – отвечала я – и, собравшись с силами: – Приходи к нам! Вам ведь тоже все можно в эту ночь, да?

– Нет, не все, – засмеялся он, – но я приду. Так и так приду.

В этот момент из-за коттеджа появилась Анечка, он свернул газету, быстро вскочил на ноги и пошел с ней – в зеленую теплую даль, вглубь лагеря. Я осталась сидеть, глядя, как он уходит: снизу вверх, снизу вверх.

Тебе шестнадцать, ты вотячка, рыжая, ты влюбилась в красивого парня и не знаешь, что делать. Не знаешь, что сказать. Что тебе остается – ты пишешь письмо. Ведь есть же места, где пишут письма и запечатывают именной печатью.

Конечно, это не письмо Татьяны Онегину, а просто: приходи ко мне в последнюю ночь, третий коттедж, четвертая палата, Кира. Но что еще пишут в таких случаях?

Королевская ночь в лагере – это что-то вроде ночи последних шансов. Все, кто не нашел здесь того, чего хотел, думают: теперь или никогда.

– Девчонки, я предлагаю на озеро, – говорила Оля за ужином, – там парни с лодкой. Говорят, дофига выпивки будет. И пацаны вроде нормальные… бухнем, покатаемся…

– Не, я в коттедже останусь, – сказала я.

– Кирка, ну ты что, дура, что ли? Последняя ночь, все тусуются, а ты сидеть в палате будешь?

– Я не буду как дура сидеть. Ко мне придут.

После отбоя почти сразу пришли соседские парни с водкой и колбасой. Бутылка у них была одна, я почти не пила, Оля с Лизой налегали, Оксана пила маленькими глоточками и хихикала.

– Сидит она, принца ждет! – ржала Оля, показывая на меня. – Он ей мартини принесет или амаретто, ха-ха!..

Я молчала. Есть места, где женщинам приносят мартини: в бокалах конусом, с оливкой внутри.

– Кампари.

– Амаретто.

Когда пьют амаретто… до еды, после, перед? Ты девочка, тебе шестнадцать, и ты этого не знаешь. А где-то далеко, в призрачной Вене, в светлом Милане, в темном Берлине, черно-белые официанты разносят бокалы.

Один парень положил мне руку на плечо, и я сбросила ее коротким движением.

– Ну ты чего, я ж просто… – обиделся он и подсел к Оксане.

Водка почти закончилась, когда наконец пришел он. Я не думала, что он придет так скоро, – а вот, появился в дверях, улыбнулся весело и нагло, стрельнул зелеными глазами.

– Ну чего, мальчики-девочки… Пьете?

Парни быстро убрали со стола бутылку, виновато заулыбались…

– Да не, я что ж… не против… королевская ночь – пейте, хрен с вами, только не упивайтесь… окей?

– Окей, – подтвердили парни смущенно.

Он вошел, сел напротив Оли. На меня он не смотрел. Оля уставилась на него с интересом, пару раз глянула в мою сторону, будто подбадривая. Я не знала, что делать. Я молчала. Есть места… Есть места…

– Налить тебе? – спросила Оля, посмотрев на него своими наглыми глазами.

Он быстро скользнул взглядом по ней, по ее ногам, и кивнул:

– Налей!

Она плеснула ему остатки водки.

– Ну и чего вы с вожатыми делаете в королевскую ночь, а? – спросила Оля.

– Да то же, что и вы, – ответил он, – только поскромнее… Нам еще за вами, алкашами, следить… Ну, давайте, – он поднял бокал, – чтобы сбылись все мечты. – Мы чокнулись, он сделал глоток. Скривился. – Колитесь, девчонки, какие у вас мечты?

– У меня… – Оля по-мужицки выпила залпом. – Ну, чтобы все было и ничего за это не было. А у тебя, Снегурка?

– Замуж хочу. За хорошего человека. – Оксана взмахнула длинными ресницами и покраснела.

Все в голос заржали.

– Чем я не хороший человек? – грохнул похожий на петуха пацан, и Оксана засмущалась окончательно.

– Я хочу, чтобы мне машину подарили. Ну, как Марии Лопес в сериале, на день рождения…

– Разбежалась, Лизка! Машину ей… Ну, Кирка, а ты?

– А я… – Я отпила, не почувствовала вкуса, сглотнула, ответила, глядя на него, снизу вверх, снизу вверх, – обращаясь только к нему: – Я хочу уехать отсюда. Навсегда. Хочу в Европу.

Он не ответил – наверное, просто не услышал.

Они с Олей разговаривали, а парни молчали и как будто все больше чувствовали неловкость. Тот, который пытался обнять меня, встал и ушел. Потом второй, повернувшись к нам, сказал:

– Ну, девчонки, все, типа, в силе… Знаете, где нас искать, если что…

Так ушли все.

Он все болтал с Олей, потом прервался, хлопнул рукой по колену и сказал:

– Ну ладно! Что-то вы тут разбрелись… давайте, идите к своим, а я к своим пойду…

Я смотрела на него, пытаясь удержать взглядом. И потом, когда он встал уже, глянула, как обычно, снизу вверх, снизу вверх, и сказала:

– Останься, а?

– А чего мне? Парни ваши ушли, выпить у вас нет, и вообще вы тут скучаете… – и он двинулся к выходу.

– Выпить? – Я что-то припоминала, соображая. – Выпить? А если есть – ты останешься?

Он весело посмотрел на меня:

– А что есть?

Где-то есть места, где пьют… пьют…

– Мартини, – сказала я.

Девчонки все разом посмотрели на меня.

– Кирка, ты чего?! Не, правда! Мартини заначила? Нам не сказала… Ну дает! – выпучила глаза Оля. – Давай доставай…

Он посмотрел на меня в упор, и глаза его смеялись:

– Мартини?.. Давай, посидим еще…

– Сейчас, – сказала я, вставая. – Я принесу… сейчас…

– Ты куда? Что, под камнем где-то заначила? – заржала Оля…

Я уже выбегала.

Дорожка проносилась под ногами, фонарики мелькали, кружились вокруг… Есть места, где женщины и мужчины пьют мартини… Есть места… есть… Но вокруг мелькало совсем другое.

– Памятник Ленину.

– Пионерлагерь «Дзержинец».

– Красные звезды.

Из железных ворот с узором в виде звезды, прямо по тропинке, и там бревенчатый домик… Лишь бы был в магазине, лишь бы…

– Девочка, зачем тебе? – удивленно выпялилась на меня толстая продавщица.

Понимаете, мне шестнадцать лет, я вотячка, рыжая, меня мама запихала в вотяцкую смену. Я влюбилась, я обещала мартини, он пришел, и иначе… иначе он уйдет!

– Надо, – ответила я. – Есть у вас?

Продавщица полезла куда-то под прилавок.

– Ты что? Такая молодая, и уже…

– Уже – что?

Я удивленно смотрела на нее.

– То самое… Ладно, чо ты мнешься, все в порядке… Тут из ваших, которые на трассе стоят, они за коньяком да мартини приходят. И из лагеря еще – но этим или водку, или портвейн… – Она протянула мне бутылку. – Триста тысяч!

Я выгребла из кошелька всю мелочь, все мятые бумажки… двести восемьдесят тысяч, двести девяносто…

– Небогато, девонька, небогато… Клиент не идет! – засмеялась она. – Хрен с тобой, бери! Потом десятку занесешь!

Я схватила бутылку и побежала. Не благодарила – какое там… Темный лес, какие-то крики и в лагере, и в поселке рядом, шум близкого шоссе, отсветы фар на деревьях… Ворота, фонарики, плитка на земле, и воздуха не хватает – бежала быстро…

Он все еще сидел в палате. Когда я вошла, глянул на меня – но теперь к этому взгляду что-то добавилось… какая-то насмешка или что-то такое, неуловимое. Похожее на то, как Анечка смотрела на нас, вотяков, у автобуса…