Хамархан Хамтай Александр - Воспоминания старого шамана. Модорхон

– Деда, мне так понравилось! – Мир такой маленький, и в нем все живут. Я видел муравья, который тащил гусеницу; паука, – он ловил мух и комаров; червя дождевого, – он был похож на огромную змею.

– Еще, чего ты там увидел? – спросил Милхай.

– Еще, там были стрекозы, как большие вертолеты; цветы как пальмы; трава и веточки как деревья и лианы. Я даже начал понимать муравья и все его желания!

– И какие у него были желания? – улыбнулся дед.

– Он смотрел на бабочку и мечтал летать как она. А потом, деда, – он полетел, но только не на своих крыльях, а на маленьком листе!

А еще там была лужа, большая как наше озеро, и в ней были свои жители и растения.

– Очень интересно! – подтвердил Милхай.

– Все как ты мне рассказывал про мир животных и людей. У насекомых тоже свой мир и они похожи на нас! – перевел дух Коля.

– Ну, вот и хорошо. Посмотрели, а теперь идем дальше. И они пошли: старый деревенский Шаман и его маленький внук. Сколько еще будет подобных открытий, сколько жизнь предоставить новых уроков?

Мудрый Создатель улыбнулся довольно, и пошел по своим делам, полетел вслед за теплым ветром, за лес высокий и за дальнюю гору. – На сегодня, у него оставалось, – одним делом меньше.

– Батя, а у тебя наставники были – спросил однажды, отца, Степан.

– Да, был, – наш, местный, давно, правда. Я только на ферму пришел, после учебы, а он механиком уже работал. – Никифор Аполлонович, – уважаемый человек, – очень скромный и простой. Его начальство кликало – Никифор, а мужики наши, звали, его, Аполлоныч.

Когда я стал фуражиром, мы познакомились поближе. Проблем у меня тогда было – полным-полно. С народом толковать, чтобы работу делали. Где-то жестко приходилось разговаривать, даже с матом и с крепким словом. Где-то, наоборот – мягко и по-свойски. Не всё же на собраниях решается, – на колхозных совещаниях. Бывало, запанибрата общались: за одним столом, с тарасуном, с хорошей закусью.

Потолкуешь с человеком, за жизнь с ним поговоришь, – он тебя поймет. Люди ценят такие вещи, когда ты рядом, когда команды понятные и всё по справедливости. Потому и уважают, и не подводят. И даже если аварии случаются или авралы, тогда никого не нужно упрашивать, остаются работать безо всяких слов.

– А как с начальством? – спросил Степан.

– С начальством всегда аккуратно. На то оно и начальство, чтобы все видеть и за всеми присматривать. Вот, как раз там, за общей работой, мы и сдружились с Никифором.

Никифор старше меня был, опытнее, жизни больше моей видел. Мы с ним хорошо ладили, не смотря на разницу в возрасте. Общие интересы находили. Никифор Аполлонович помогал мне. А я тогда молодой был, не сдержанный. Сам на месте не сидел и других своей энергией доставал. Где надо головой подумать, до меня через ноги только и доходило. Характер горячий, мог обидеть случайно, или жестко ответить. Когда от начальства команду получал, старался сразу выполнить.

– А Никифор, какой был?

– Никифор Аполлонович, совсем другой: уравновешенный, – осаживал меня, в моих порывах:

«Не горячись, брат, сделать всегда успеешь. Ты сперва подумай, обмозгуй, посоветуйся с кем положено. Люди ведь не дураки: все видят и все понимают. И тебя поймут и твое решение тоже, если им объяснишь».

– Батя, а почему не торопиться? – удивился Степан.

– Потому, что наверху проверять могут: задание дадут не выполнимое, или бумажку не выгодную заставят подписать. Если спешишь – нервы себе выкрутишь и с людьми поругаешься. Дело свое не сдвинешь с места. А еще, – не торопись обещать, проси времени на раздумья, хотя бы день, или, в крайнем случае – час.

Посоветуйся, прежде, со знающими, а уж на следующий день слово держи перед людьми.

– Так ты наверху авторитет заработаешь. Любит начальство, людей взвешенных, степенных, кто много думает, варианты прокручивает, и потом принимает решение. Любят тех, кто не отступается до самой победы.

И мужики, наши, уважают таких, кто с ними совет держит, а после, берет на себя всю ответственность.

В деревне сам знаешь, такой менталитет! – поднял указательный палец Милхай.

– Любой идее нужно отстояться. Хотя бы день и ночь, а после решение само придет.

– И как же ты? – спросил Степан.

– А как? – Не верил советам, все по-своему делал. Ругался с людьми и с руководством тоже. Был на плохом счету у них. Меня, за такое дело, на партком вызывали, выговор в карточку заносили. Вопрос даже поднимали о моем соответствии должности.

Вот, я тогда попереживал! – Не спал ночами, все думал, как людям в глаза буду смотреть.

– И чего наставник твой? – спросил Степан

– Вступился за меня Никифор Аполлонович, – взял под свою ответственность, на испытательный срок. Вдвоем то оно полегче. – Но мы справились.

Наставлял он меня, как с людьми разговаривать. – С кем-то жестко, по-командирски, а с кем аккуратно и с уважением: одного поощрить, а другого наказать.

«Нельзя с народом под одну гребенку, к каждому свой подход нужен», – учил он меня.

Тогда, после опыта своего, стал я делать, как Никифор меня учил. И тогда все на лад пошло.

Вот оно, как, Степа, – не один ты ошибками страдаешь, и я тоже ошибался.

– Понятно, – ответил Степан. – А как работа, как вы вместе работали.

– Нормально работали. Всякое у нас случалось: и вечёрки и ночевки, где-то план горел, – не успевали, где-то ремонт.

Никифор Аполлонович всегда помогал: человека нужного советовал, чтобы проблему решить. В перепалках колхозных, когда люди скандалами грозились, или начальство с руганью, на парткоме, – он слово веское вставлял, разряжал обстановку. Помогал мне авторитет заработать.

А еще, знался Никифор с важными людьми, связи у него были. Он меня, в свой круг вводил, знакомил с нужными людьми. Сам знаешь, в неформальной обстановке лучше дела делаются.

Мы, с Никифором вместе, праздники отмечали в компаниях, дни рождения, свадьбы, юбилеи.

По-отечески, можно сказать, он заботился. Рядом с ним я понимал: есть в жизни люди надежные, которые никогда не подведут, твои самые сокровенные тайны сохранят. А главное, такой человек, подножку тебе не подставит и нож в спину не воткнет.

Рядом с Никифором, чувствовал я себя уверенно.

Случись авария или ситуации непонятная – он принимал решение, всю ответственность на себя брал. Порой мне даже казалось, что Никифора ни какое событие не может расстроить. Никакой стресс не сможет выбить из седла. И это не только я подмечал, но и другие.

Старики деревенские говорили нам: Аполлоныч спокойный, потому что жизнь прожил и, во всех трудностях сам побывал.