Жюли Кошка - Обратный эффект

У Ольги же вся комната принадлежала ей. Она была немного по-девчачьи, но, тем не менее, уютно обставлена. Небольшой зеркальный шкаф из светлого дерева, светлая кровать, накрытая нежно-кремовым слегка поблескивающим покрывалом и удобный того же цвета, что и остальная мебель, письменный стол с компьютером и надстроенными полками, которые пестрели корешками книг.

«Располагайся. Можешь книжки посмотреть. А я пойду чай приготовлю» – чиркнула она в своем блокноте и вышла из комнаты.

Макс снова мечтательно огляделся, представив, что у него тоже есть своя такая же большая и уютная комната, только обставленная, конечно, несколько иначе, по-мужски… Что она сказала? Книжки посмотреть пока? Макс подошел к столу и начал оценивающе оглядывать полки. Может, учиться он и не очень любил, но читать – читал. Ну, не программную литературу, конечно, не классику там всякую, а, понятное дело, боевики, фантастику, фэнтези и приключения… А тут что? Достоевский, Толстой и Пушкин, наверное, и, пожалуй, девчачьи любовные романы. Что может быть у такой невзрачной девчонки, да еще и зубрилы. Однако, пробежав взглядом по корешкам книг, Максим неожиданно для себя обнаружил… детективы, причем, как современных писателей, так и прошлого века, много литературы по психологии, а из предполагаемого лишь несколько томиков поэзии. Макс в недоумении пожал плечами. Ольга действительно была для него слишком странной и непонятной, особенно когда он начинал сравнивать ее с Жанкой, с которой они не так давно расстались. В той все было ясно и предсказуемо, она практически полностью вписывалась в книжно-сериальные представления Макса о девчонках ее возраста: смешливая, любящая наряжаться и потрещать с подружками, порой капризная и обидчивая, требующая весьма много внимания. Максу стало как-то скучно с ней, и он ушел, просто ушел без всяких объяснений. Да и чего тут объяснять? Сказал, что лучше им больше не дружить и все. Она, конечно, опять обиделась, истерику закатила, но… Ему сразу стало легче. А вот сейчас Макс пребывал в некоторой растерянности, потому что столкнулся с чем-то ему совершенно незнакомым.

Изучив полки с книгами, Максим опустил взгляд и увидел на столе еще одну книжку. Обложка была яркая, но книга лежала названием вниз. И Макс перевернул ее. Оказалось, очередной талмуд по психологии. Макс уже собрался вернуть книгу в исходное положение, как вдруг заметил торчащий краешек листка, вложенного между страницами. Должно быть, просто закладка. Но что-то заставило Макса развернуть книгу и взглянуть на листок. И тот оказался испещренным ровными строчками. По форме написанное очень напоминало стихотворение. К стихам Макс относился «никак», но подчерк был явно Ольгин, поэтому он все же взял листок и начал читать.

И… его щеки непривычно вспыхнули. В конце стихотворения, почему-то в самом конце, а никак положено для посвящений, в начале, аккуратным красивым подчерком было приписано: «Максиму Е.». «Значит, все-таки, любит…» – мелькнуло в голове у Макса. Он сглотнул, пытаясь окончательно осознать свою великую ценность и значимость для кого-то кроме него самого, а потом, прислушавшись к шуму на кухне, наскоро вытащил телефон и заснял посвященные ему строки. А уже через мгновение в комнату вошла Ольга, чтобы позвать его пить чай. Макс сделал вид, что с увлечением изучает какой-то первый попавшийся под руку детектив. Он заметил, как Ольга бросила обеспокоенный взгляд на стол, а потом сунула книгу с ее тайной на полку. Но Макс изобразил полное безразличие к ее манипуляциям, припудрил все это какими-то, на его взгляд, весомыми замечаниями по поводу детективного жанра, и таким образом, обеспечил себе вполне приличное алиби на случай подозрения его в чтении чужих стихов.

Когда Макс вернулся домой, он вновь перечитал Ольгино творение. А потом даже пытался разобраться, приятно или нет, когда девчонка посвящает тебе стихи. С одной стороны, это несомненно льстило его самолюбию, но с другой, отчего-то было немного противненько. Отчего, он и сам толком понять не мог. Может, оттого, что Ольга его совершенно не привлекала?.. Или от совсем легкой тени смущения, что эта девчонка по нему вздыхает и даже посвящает стихи? А может, просто вдруг засквозило чувство стыда из-за того, во что он ввязался. Но Макс решил особо не заморачиваться. Мало ли какая дурь в башку лезет!

Холодный больничный коридор с тусклыми зелеными стенами, со снующими туда сюда людьми в белой и голубой больничной спецодежде и домашних халатах и шлепках, широкий, неприветливый, навевающий смертельную тоску. Никита одиноко сидел на одной из поставленных в ряд кушеток и ждал. На душе было путано. И вся эта путаница была спровоцирована одним единственным чувством, которое захлестывало и подавляло все. Страхом. А что, если поздно? Что, если не спасут?..

Никита посмотрел в конец коридора, где сквозь окно, в пространство, заключенное в каменные стены, стараясь рассеять тоску и холод, вливались яркие солнечные лучи. И перед его мысленным взором, словно прорисовываясь в потоке света, возник образ Ольги. Он вспомнил, как в первый раз она предстала перед ним в ярко освещенном дверном проеме квартиры его родственников, тонкая, хрупкая девочка, с короткими русыми волосами, своей угловатой фигуркой больше похожая на мальчишку-подростка…

Никита уехал из родного города, чтобы учиться на программиста и уже весьма успешно перешел на второй курс. Половину первого курса он жил в общежитии, но потом его тетка, Мария Владимировна, а проще тетя Маша, уговорила поселиться у них. И Никита особо сопротивляться не стал, так как жизнь в общаге была несахарной, а на съем квартиры даже самой маленькой у его матери, растившей его одной, средств не было. Его отец, родной брат тети Маши, лет так двенадцать назад слинял с какой-то бабой в другой город и обзавелся там семьей и с ними отношения не поддерживал, лишь выплачивал мизерные алименты. Марии Владимировне, должно быть, было неудобно за него, и она, как могла, замазывала грехи брата, привечая Никиту, за что тот ей был благодарен.

В этом же году она и Павел Александрович вновь предложили ему жить у них во время учебы. И Никита согласился. Только на этот раз ситуация немного поменялась. До этого у его родственников не было детей, а теперь, к немалому изумлению Никиты, они взяли из детдома девочку пятнадцати лет.

Был самый конец августа, когда Никита после двухмесячных летних каникул вновь переступил порог дома своих родственников. Ни Марии Владимировны, ни Павла Александровича не было, так как день был рабочий. А дверь ему открыла невысокая худенькая девчушка. Его предупредили, что она не разговаривает. И Никита, дружелюбно сказав «привет», с интересом посмотрел на нее. Девочка же улыбнулась и кивнула в ответ. Но вскоре интерес Никиты был привлечен не только ее немотой и тем, как она справляется со своим дефектом, но и ее отличной успеваемостью в школе, стремлением учиться, двигаться вперед. Несколько раз он наблюдал сцену, как Мария Владимировна пыталась отправить ее спать, потому что было уже слишком поздно, а Ольга все равно засиживалась за занятиями. Но вот заучкой и зубрилой Никита ее за это не считал. Наоборот он проникся к ней чувством уважения. Ведь он сам был таким. Единственный сын у одинокой несостоятельной матери, он всегда желал вырваться вперед и в школе, и в институте.