Роман Романов - Шербурские улики

– Именно столько, – спокойно подтвердил Арлекин, подавая ему записи ходов, которые сделал молчаливый Пьеро. – Извольте ознакомиться.

– Да, все верно, – прошептал молодой человек, отказываясь поверить в то, что собственноручно загнал себя в ловушку. – Но у меня нет таких денег.

– Ну разумеется, – с готовностью сказал Арлекин. – Мы же договорились, что вы вернете долг позже. Когда вам будет удобно передать нам сумму?

– Я… я не знаю… для меня это огромные деньги, – заикаясь от ужаса, пролепетал Антонио. – Я столько и за год не заработаю.

– Ну же, дорогой Антонио, не будьте ребенком, – сказал Арлекин. Голос его мгновенно стал металлическим, а лукавая улыбка на маске, казалось, превратилась в презрительную усмешку. – Мы не намерены столько ждать. Максимальный срок, который мы можем вам дать на поиски денег – четыре месяца. Тридцать первого октября вы передадите мне в руки ровно шестьсот восемьдесят тысяч рублей. В противном случае мы будем вынуждены положить вас на операцию по удалению почки. На ваш выбор – правой или левой. Мой друг Пьеро срочно нуждается в пересадке почки и не может ждать бесконечно. Ведь правда, мой друг?

Вместо ответа печальный Пьеро извлек из-под пышной блузы черный кожаный футляр, вытащил из него ослепительный нож для разделки мяса и флегматично положил на стол поверх разбросанных карт.

– Дорогой синьор Антонио, – мягко сказал Арлекин онемевшему от страха игроку, – сейчас вы напишете расписку, что обязуетесь вернуть в срок проигранные деньги или в качестве эквивалента передать свой внутренний орган в пользу страждущих. И не заставляйте нас самих делать операцию. Поверьте, у нас это получится намного хуже.

Будто во сне, Антонио неровным почерком написал на листе бумаге текст, который методично продиктовал ему Арлекин, поставил подпись и трясущимися руками передал расписку Пьеро. Тот свернул ее в несколько раз, аккуратно убрал в футляр вместе с ножом, и все это снова исчезло в складках его белоснежной одежды.

– Ну а теперь – веселиться! – воскликнул Арлекин. – Карнавал в разгаре!

5

Столик с парочкой персонажей остался в глубине площади. Стараясь сохранять внешнюю невозмутимость, незадачливый игрок двигался вдоль «береговой линии». Он то и дело натыкался на веселых участников вечеринки. Ноги Антонио были словно набиты ватой, его в самом деле нешуточно «штормило», однако он отчаянно пытался не терять твердость походки.

Внезапно Антонио ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. Он обернулся и с содроганием увидел, что за ним на некотором расстоянии следует «Доктор чумы» со своей неприятной тростью в руках. Стараясь не поддаться панике и не броситься наутек, Антонио незаметно прибавил шаг. «Только бы добраться до лестницы, – думал он, – а там уже можно и деру дать – к черту условности!»

Дойдя до лестничного пролета, синьор Антонио еще раз огляделся. Человек с птичьим носом все так же настойчиво следовал за ним. Уверенно лавируя среди людей в маскарадных костюмах, он тоже набирал скорость и определенно намеревался его догнать.

Не в силах больше сдерживать себя, Антонио ринулся по ступеням вниз. Ему было необходимо опередить «доктора», чтобы успеть затеряться в лабиринте комнат и коридоров палаццо. Ступив на мраморный пол нижнего этажа, он рванулся к первой двери, что вела во дворец, но это оказалась обманка. Антонио бросил испуганный взгляд назад – «доктор» был на середине лестницы, всего в десятке метров от него.

В отчаянии Антонио попытался открыть следующую дверь – к счастью, ему это удалось. Он проник в комнату, где на экране демонстрировали фрагмент из фильма «Семь». Герои картины как раз обнаружили на месте убийства фотографию с изображением весов, на одной чаше которых лежал окровавленный кусок человеческого мяса. «Черт возьми, какой идиот решил это сейчас показывать?!» – со злобой подумал Антонио.

В два прыжка беглец очутился у противоположной двери и изо всех сил дернул ее. Дверь открылась. Он выскочил в мрачно освещенный коридор, что разбегался в разные стороны. «Главное, не попасть в тупик», – мелькнула лихорадочная мысль. Он свернул налево. Ему снова повезло: дверь в конце сумрачного ответвления вела в пустую комнату – ее пространство образовывали четыре экрана. Больше дверей здесь не было, поэтому либо помещение было тупиковым, либо через один из экранов можно было проскочить.

На всех четырех стенах в эту минуту синхронно проецировался один и тот же эпизод из какого-то фильма ужасов. Человек в черном плаще с капюшоном, чье лицо скрывала страшная белая маска с круглыми прорезями для глаз и рта, заносил над невидимой жертвой увесистую палку. Антонио наугад бросился к одному из экранов и «нырнул» в него в тот момент, когда орудие киношного убийцы неумолимо опустилось ему прямо на голову…

1

Антон Купцов через силу открыл глаза и с большим трудом пошевелил затекшей шеей. Похоже, что он всю ночь проспал в одной, предельно неудобной позе: на животе, подмяв под себя руку и уткнувшись носом в стену. Именно так, вконец обессиленный, он вчера упал на диван. По частицам собрав утраченные во сне ощущения тела, Антон почувствовал, что у него нестерпимо болит голова. Казалось, что за ночь под черепной коробкой разросся могучий куст шиповника с налит ы ми сгустками багровой боли вместо ягод.

Довольно скоро Купцов понял причину своих страданий. Он вспомнил, как посреди ночи в холодном поту примчался домой и, догадываясь, что не уснет без хорошей дозы успокоительного, в два приема осушил полбутылки коньяка. В тот момент он не думал о последствиях, иначе вряд ли поступил бы так неосмотрительно. Эвита всегда говорила, что с коньяком нужно быть осторожней: вроде бы он облегчает существование и окрашивает жизнь в праздничные тона, но на самом деле это только иллюзия.

– На вкус он как раскаяние, – однажды глубокомысленно заявила она, чередуя короткие глотки коньяка с длинными затяжками сигаретного дыма, – однако именно раскаяние он и развеивает в первую очередь.

Купцов не знал наверняка, принадлежат ли эти слова Эвите или это одна из экранных цитат: она их знала наизусть в огромном количестве. Кино было их общей страстью, но обычно только Эвита украшала разговоры фразами из просмотренных вместе картин. Она делала это всегда к месту, непринужденно и естественно – ее трудно было уличить в плагиате. Если же цитировать принимался Антон, у него это выходило крайне неуклюже. Чужая фраза в его устах звучала нелепо и в живой беседе воспринималась инородным телом. Эвита тут же могла со смехом назвать фильм, из которого Антон выудил фразу, и обязательно добавляла, что взятые напрокат слова необходимо изменять, прилаживать к контексту, окрашивать собственной интонацией – только в этом случае цитата произведет хорошее впечатление…