Иван Риннова - Плющ на камне

Окно манило меня. Подвинул табурет к нему ближе, поставил чашку на подоконник. От холода горячий чай сразу запарил белыми, едва заметными, пучками пара. Устроившись поудобней на табуретке, стал разглядывать прохожих – занимательное занятие! Вот мужчина идет на работу. Обычный непримечательный, угрюмый с утра, как и все окружающие. Он, верно, не отошёл еще ото сна,– темный, хмурое лицо его борется с холодом и нежеланием идти туда, куда он идет. Стараясь никого не замечать, он механически двигается из точки «А» в точку «Б». Видно, что этой дорогой он ходит каждый день, и, совершенно ясно, что он не хочет идти, но нужда толкает идти на работу зарабатывать деньги. Мне видится, что иногда он пробуждается от этого круговорота «работа-дом». Очень редко, когда в нем, словно искра зажигалки, сверкнет искра сознания того теплого и светлого, кем он был, и кем виделось ему стать, до того как он стал тем, чем является сейчас. Он хочет все изменить: бросить работу, уйти от старой ворчливой жены и недовольных детей-подростков, которым он не смог дать, сколько дал отец друзьям из параллельного курса. При всем желании он просто-напросто не сможет вспомнить, как это, жить по-другому. Он забыл. Застрял здесь, в этом сером дне. И то далекое прошлое было вовсе не с ним, а с кем-то другим, незнакомым, чужим. И будущее, которое его ожидает, будет таким же, как сегодняшний день – всегда… вечно…будет тысячи лет. Любая перемена так же болезненна, как оторвать присохшую корку раны: вроде рана есть, но и вроде не болит, пока ее не трогаешь. Мысль о муках, которые может вызвать попытка что-то изменить, словно в воронку скатывает сознание и волю, и свет разума затихает на глубине жерла забвения. Свет глаз его меркнет, искра потухает. Вот она – высшая жертва.

Мой взгляд отвлекает девочка в розовой куртке и шапке, на ее спине большой ранец. Сразу ясно, что она бежит в школу, явно опаздывая на уроки. Маленькие ножки быстро перебирают по плитке тротуара. И я уверен, что она наивно полагает, что когда окончит школу, все это пройдет, и не нужно будет вставать так рано и бежать куда-то. Все, о чем она мечтает, непременно сбудется, а пока она, как и дядя в черной куртке, не хочет туда, куда несут ее крохотные ножки в белых сапожках.

Из-за угла дома вышла красивая девушка. Движения ее плавные и грациозные, в лице – выражение свежести и ожидания, которое бывает, когда открываешь подарок на новый год. Настроение у нее, видно, просто отличное, она уверена, что все прекрасно. У нее новая работа, конечно, не совсем что она хотела, но нужно немного потерпеть и ее непременно поднимут по карьерной лестнице. Тогда она станет хорошо зарабатывать, станет успешной и независимой, станет жить комфортно. Ну, а пока она, как и девочка, как и мужчина, да как и любой из толпы утренних, сонных, серых прохожих, не хочет идти туда, куда идет. «Где тут свободное общество»,– подумал я с иронией. – «Новая форма рабства!». Рабство товаропотребления, рабство идеи успешности жизни. Чтоб быть успешным, нужно окружить себя вещами, и чем их больше и чем они дороже,– тем лучше, тем больше фотографий можно выложить в инстаграм. Ведь годы эволюции и развития человеческой особи в стае сделали нас социальными, сформировали нашу культуру, религию, быт. Хомо сапиенс – стадное животное, именно такова природа человека. Первобытным людям вместе было легче выжить, легче добывать пищу и защищаться от врагов. Ничего не поделать, – мы зависим от мнения окружающих. Но чтоб купить все эти товары, нужны деньги, которые нужно заработать. Пока ты зарабатываешь и покупаешь, что хотел, появляется новый товар, которого у тебя нет. Ты увидел и непременно захотел этот новый товар, опять чувствуешь себя плохо, потому как у тебя нет того товара, который ты хочешь, и снова нужно работать. Это и есть рабство. Жизнь – это примерно тоже. Иногда я ее представляю подъёмом в гору: ты поднимаешься до определенной точки, которую себе наметил, но когда туда добираешься, открываются новые виды, и ты понимаешь, что это не вершина, она где-то там впереди, и ты вынужден идти дальше вверх. На новой высоте ты снова не удовлетворён, место, куда ты поднялся, тоже не вершина, и так ты вынужден двигаться всё выше и выше. Постепенно цель и смысл теряется. Ты забываешь, откуда и куда идешь, а главное зачем. В этот самый миг, как и всегда бывает, заканчивается то самое единственное, что у тебя было – твое время. Так и не успев ничего понять, ты умираешь.

Время идет, я сижу на табурете у окна, от кружки поднимается пар…Тихо, я бы даже сказал, глухо: затихли звуки, застыли фигуры в грязном стекле. По деревянному штапику окна пробежал таракан, он карабкается по пожелтевшей краске. Я отпил чая, громко и неловко хлюпнув губами, и взглянул еще раз на улицу. «Неплохо было бы подкрепиться», – подумал я. Открыл холодильник, нашел пельмени, поставил кастрюлю с водой на плиту. Закипела, бросил, сварились, съел. Пошел в комнату – лег, смотрю в стену. Мысли ходят табунами: в одну, в другую сторону, но никакую не могу оседлать. Вроде я наполнен, и идет во мне мысленная работа, а наполнение пустое – гадкое чувство самообмана, самозабвения, отсутствия ясности и вектора направления, потеря нити жизни. Каждый человек сквозь время с крепко завязанными глазами, нежно держа ее пальцами руки и боясь оборвать, потому как ее порыв сродни смерти. Время идет, действий ноль. Взял телефон, – что там в инете, инсте, в вк… Все глухо. Размалёванные мужики, женщины тычут частями тела в объектив – вот радость! Боже, шоу-кунсткамера! Интересно, они хоть понимают, что происходит? Или это такой новый способ приспособления человеческого вида к современным реалиям. Мне кажется, что мы просто не можем принять себя такими, какие мы есть, не можем принять трагичность конечности жизни и собственного бессилия перед этим. Смотря на весь этот круговорот селфи-фото, понимаешь, сколько работы проделано ради просмотров и лайков, раскрутки страницы и банальной рекламы. Человек, а может даже команда профессионалов работала над постом, и эта подготовка лишила его смысла, потому как человек, вроде, пытался показать себя невзначай, а в итоге получилась четко подготовленная, срежиссированная, постановочная фотография, и он просто бессовестно солгал, обманул меня и всех, чтоб заработать. Но ему лайкают, людям нравится. Неужели я один здесь это вижу и понимаю, что других зрячих нет? Нас больше семи миллиардов на планете. Мы такие разные. Все до одного. По-своему красивы, у нас всех есть искра, искра мысли у каждого, и дана она не просто так. С появлением глобального интернета и соцсетей мы стали безликими в одной массе, красота наша стала одинакова, и желаем мы одного. Нас уравняли количеством пикселей и разрешением, допустимым при размещении на странице, отняли свое видение цвета – теперь наш цвет мира – это цветопередача камеры и дисплея. Нам дали место и время в ленте, нас клеймят хештегом. Радуйтесь, избранные миллиарды, теперь каждый избранный, каждый особенный! Вы ведь так этого хотели, по сути, так и остались безликой человеческой массой. Хочешь быть с перьями? Но там уже сотни с перьями». Хочешь выделиться нетрадиционной ориентацией, но там их миллионы. Хочешь быть модным, но там моднее. Завтра ты наряжаешься еще ярче! Но там найдутся по ярче … Чтобы ты ни делал и как бы ни старался – там это все уже есть. Когда-то красота женщины могла покорить и пробудить в сердце мужчины истинные чувства любви, теперь можно наслаждаться красотой миллионов женщин каждый день, на следующий день их будет еще больше, а через неделю еще. И так до бесконечности. В итоге ты не запомнишь ни одну. Та, которой было суждено получить сокровища твоего чувства, получает ничего. Вся острота восприятия красоты затупилась о лики бьюти-красавиц из инсты. Это было ее право на счастье, но она его лишилась, причем бессознательно, добровольно. Мы растринькиваем жизнь на попытки. Не рассчитывая силы, остаемся ни с чем и калечим своих детей, своих близких, меня жён и семьи как лошадей на переправе. Мы деградируем, под гимн свободы который не утихает и по прежнему призывает нас к новым свершениям и достижениям, к мечте, роскоши в которой нет места ни семье, ни детям в ней даже место труду не осталось. Да что там говорить в новом обществе правду говорить не культурно, если она не удобная.