Галина Смирнова - Вокализ

Жила наша семья в самом центре областного города недалеко от Москвы в четырёхэтажном небольшом доме, построенном, как говорили, немцами, в двухкомнатной квартире. Во дворе дома у каждой семьи был сарай, в сарае погреб, а в погребе бочки с солёной капустой, солёными огурцами, солёными помидорами и огромными ящиками, где хранилась картошка на всю зиму. Это – минимальный состав, но к этому ассортименту добавлялись, как правило, небольшие бочки с мочёными антоновскими яблоками и иногда с солёными грибами. Вот и была еда для семьи на всю зиму.

Солили капусту в большой деревянной дубовой бочке, которую папа поднимал на четвёртый этаж, где мы жили. Бочку мыли, закладывали в неё раскаленный чугунный брусок, веничек из можжевельника и всё заливали крутым кипятком. Поднимался ароматный можжевеловый пар, бочку накрывали одеялами и ждали, пока она остынет. В это время вся семья готовила капусту – рубила её специальной лопаткой в специальной деревянной ванночке. Потом мы терли морковь на крупной тёрке.

Бочка остывала, её переносили в погреб, и уже там мама закладывала в неё капусту, пересыпая её морковью, солью, добавляя обязательно антоновские яблоки. Накрывали капусту чистой хлопчатобумажной тряпочкой, потом деревянным кругом, на который ставили груз, чтобы выделился сок. Через две-три недели изумительная по вкусу квашеная капуста была готова. Никогда в жизни мама не ошиблась с солью, капуста получалась всегда приятного кисло-сладкого вкуса. Ели её до лета.

Потом, потом я стала жить в Москве, в самом центре, недалеко от метро Китай-город. Жила в небольшой комнате коммунальной квартиры, где кроме меня жили ещё три семьи, правда, небольшие. Дом был старый, потолки около четырёх метров высотой, мраморные подоконники, стены полметра толщиной. Между двух рам окна можно было поставить большое ведро, например, с той же капустой, но никто этого не делал, потому что в квартире была большая кладовая, где было всегда прохладно, и где все жильцы хранили запасы. И здесь, уже имея семью, я стала сама солить капусту каждый год.

Переехав в новую, просторную квартиру, я тоже солила капусту. Солю капусту и сейчас. А как же без квашеной капустки зимой?

Первые дни ноября… Для меня это всегда воспоминание о родителях, о далёком детстве, другой стране, другом времени и о квашеной капустке.

В первые дни ноября в Церкви совершается Димитриевская родительская суббота.

Выпал первый, белый-белый снег, как будто заждавшаяся невеста одела наконец-то свой восхитительный, свадебный наряд. С моего семнадцатого этажа видна школа, заснеженное футбольное поле, скоро по нему, неуклюже ворочая палками, пойдут на лыжах розовощёкие малыши-школьники, похожие на нахохлившихся снегирей, скоро появятся около забора мамы:

– Надень варежки, Катя, я кому сказала!

– Миша, ты же палку потерял, о Господи!

– Дети, не отставайте, дружненько пошли, пошли, вот так!

Скоро на снежном поле появится вечное «Даша + Саша = любовь».

В моём дворе стало неожиданно уютно, не таяли бы сугробы никогда назло всем автомобилистам. А зимний парк похож с многоэтажной высоты на гравюру.

– Я тебе снова говорю – гравюра. Как «почему»? Потому что серо-бело-чёрные цвета и…

– Так это чёрно-белая фотография.

– Нет-нет, гравюра, я каждый год так думаю.

– Ну, молодец, если думаешь хоть иногда.

Вечером в парке зажигают фонари, они горят до самого рассвета.

– Правда, красиво? Ну что ты молчишь? Вот именно.

Юлька бежит впереди, весело виляет хвостиком, лижет, лижет первый снег.

– Юля, прекрати!

Прыгает на тебя, на меня лапами:

– Как мне весело, ну ладно, послушаюсь вас, поищу палочку.

Приносит.

– Юля, ищи!

По освещённым аллеям идут влюблённые парочки, говорят о чём-то, ни о чём, не вспомнить потом. Снег падает, падает, падает мягкими мохнатыми пушистыми хлопьями, в свете фонарей хочу рассмотреть снежинку, только одну!

– Смотри, она правильной шестиугольной формы! Надо запомнить, к Новому году нарежу бумажных снежинок на окна.

Около скамейки первый в этом году снеговик с еловыми ветками вместо рук, завтра с Ванечкой погуляю, ой, забыла лопатку ему купить, он же в детском саду её потерял, как он любит снег!

– Ба, ещё погуляем!

– Нет, нет, пора обедать, всё готово, стынет.

Достаёт из кармашка какой-то древний сухарик:

– На, ба!

– Ну ладно, ещё чуток.

Обрадовался, бежит, прыгает впереди, ловит открытой тёплой ладошкой снежинки, голубоглазый, краснощёкий, длиннющие ресницы хлоп-хлоп, ну точно снегирь!

– Ванюша, догоняй!

– А снег идёт, а снег идёт, – замурлыкала тихо.

– Не пой, мороз на улице, потом горло неделю лечить.

Поправляешь мой шарф, я сдвигаю тебе на лоб шапку в знак благодарности. В свете фонарей, стекающем на заснеженные ветки деревьев, отдыхают снежинки на твоих ресницах и превращаются в сверкающие капельки воды.

Белый-белый, первый-первый…

Ехали с друзьями на машине из Москвы в Тарусу на выходные. По пути вспоминали мезозойскую эру, когда самым большим дефицитом были книги, которых не было в книжных магазинах, вернее, были, но не совсем те, когда за одну книгу надо было собрать двадцать килограмм макулатуры, сдать её, получить талончик и только после этого, возможно, если повезёт, купить книгу, и уже не важно, сколько она стоила.

В это трудно сейчас поверить даже нам, жителям мезозоя, а для молодых это рассказ почти о марсианах. Ещё была библиотека «Огонёк» – собрания сочинений классиков, доставалась она особо заслуженным марсианам. В те далёкие времена в Концертных залах выступали не певцы под «фанеру», а поэты и писатели, на их выступления трудно было попасть, да, так было, и на радио была знаменитая передача – «Театр у микрофона».

Тогда я впервые услышала радиоспектакль «Корзина с еловыми шишками» по рассказу Константина Георгиевича Паустовского. Читал несравненный Ростислав Плятт под музыку Грига, я бросала все уроки, садилась на диван и, затаив дыхание, слушала, слушала. Спектакль повторяли часто, и со временем я знала его почти наизусть.

Таким было моё знакомство с Паустовским, мне было пятнадцать лет. Вскоре все книги Паустовского в ближайшей к нашему дому библиотеке были мною прочитаны, а на день рождения мама сделала для меня настоящий подарок – купила в букинистическом магазине собрание сочинений Паустовского в восьми томах. Эти книги в сером переплёте до сих пор стоят в моём книжном шкафу.

Мы ехали в Тарусу. По дороге мои друзья вспоминали Цветаеву, Заболоцкого, Ахмадулину, Тарковского, Остера, Рихтера – почему-то эти и многие другие знаменитые люди каким-то причудливым образом оказались именно здесь, в маленьком живописном городке на берегу Оки и именно в те времена.