Елена Кучеренко - «Не убивайте чудо!» и другие рассказы

Изменилась она? Не знаю. Но к Васильку больше не придиралась и на ухо ничего не шипела. И в благодарность купила ему новые ботинки – те, мужнины, сгорели со всем ее нехитрым скарбом. А иногда даже приносила ему пирожки. Но денег не давала – все равно пропьет.

А Василек все так же побирался у храма и пил. Но ботинки эти надел и, сколько я его видела, не снимал. Не пропил, в общем. Но потом, говорят, он перестал появляться.

В общем, жизнь текла своим чередом, и о том случае все скоро забыли.

Прошло много лет, я давно уехала из того городка и бывала там только наездами. И прошлым летом впервые за много лет увидела Василька у того магазина.

– Отец Евгений, а помните, как Василек высыпал всю свою мелочь Варваре Васильевне? – спросила я батюшку через пару дней. – Кстати, я его видела. Он совсем плох.

– Да, плох… Спился совсем. Жалко. А знаешь, почему он тогда это сделал?

– Почему?

– Так он сам погорелец. Василий же не всегда был таким – бомжом и пьяницей. Жил в селе. Был у него и дом, и хозяйство. Жена была, но умерла. Дочь взрослая. Только замуж вышла. Но сгорел у него дом. Пошел он к дочери, а та: «Извини, папаша! Самим места мало». Вот и запил он с горя. И бомжевать стал. К нам в городок потом пришел. Всем казалось, что все он пропил: и мозги, и человеческий облик, но сердце, оказывается, не пропил, хоть и гоняла его Варвара Васильевна. Отозвалось оно на ее беду, такую же, как он пережил. И это хорошо, что люди добрые рядом с ней были, помогли. А ведь могла и она стать, не дай Бог, Варькой-бомжихой. Василек это знал.

Отец Евгений помолчал.

– Да. Спился он совсем, – заговорил он опять, – опустился. Но знаешь, что я думаю? Не забудет ему Господь той кружки мелочи. Ею он и спасется. Верю, что спасется!

И, посмотрев на икону, батюшка перекрестился.

У меня есть друг. Скажу больше – брат во Христе. Зовут его Марк. Он же вор-рецидивист по кличке Филолог. Он же Маркуша-чудотворец. И он же алкоголик в завязке. Живет Марк в маленьком, самом маленьком украинском городке N.

Когда-то Марк был карманником – изящным и брезгливым. Гоп-стоп презирал за неэстетичность и топорность работы и терпеть не мог крови.

Он очень уважал Мишку Япончика – за элегантность и творческий подход. И даже приобрел себе в местном секонд-хэнде шикарный, по его мнению, костюм. И где-то на рынке стырил шляпу.

У него были аристократические и тонкие, как у пианиста, пальцы. Ими он мог виртуозно достать что угодно и откуда угодно. Что, однако, не помешало ему пару-тройку раз отсидеть – когда жертва оказывалась ловчее.

Кличку Филолог Марк получил за огромную любовь к литературе. И в свободное от краж, отсидки и запоев время читал много и взахлеб. Нет, запои ему не мешали. Алкоголиком он был сентиментальным и даже трепетным. И если еще мог фокусировать взгляд на буквах, то безудержно рыдал над трагической судьбой несчастной Муму или Анны Карениной.

К Богу и Церкви мой брат во Христе тогда был равнодушен. А скорее даже критичен. Узнав про грозное «не укради», он отверг христианство как нечто непрактичное и никак не пригодное для жизни. Тем более для своей.

Зато христианство его не отвергло.

Как-то, в очередной раз освободившись и от души отметив это прекрасное событие, шел Марк по улице. А навстречу ему – поп в подряснике, отец Евгений, настоятель местного храма.

Настроение у Марка было великолепное. Одно из его вдохновенных литературно-пьяных настроений. Выбрав позу потеатральней, он начал декламировать на всю улицу:

Плохо Марк знал отца Евгения. Точнее, он его совсем не знал… Батюшка принял не менее театральную позу и пропел в ответ:

Марк протрезвел. Протрезвели и мужички, которые тут же в свой законный выходной вкушали на лавочке водочку. А один даже назидательно поднял палец и с трудом изрек: «Не груби попу! Грэх! Святой человек!»

– Это вы обо мне спели, святой человек? – робко поинтересовался Марк.

– Отец Евгений, – представился тот. – Конечно, о тебе, о ком же еще.

– А вы шо, знаете, кто я? – удивился Марк.

– Так у нас городок-то маленький. Считай, деревня. Все про всех все знают.

Так они и познакомились. Священник и уголовник.

Отец Евгений был необычным батюшкой. Конечно, каждый батюшка в своем роде необычный, но этот был вообще из ряда вон.

Он вечно носился со всякими, по мнению благородной православной публики, «отбросами» и мечтал сделать из них примерных Божиих чад. Вокруг него постоянно роились какие-то наркоманы, прохиндеи, алкаши, бомжи, проститутки. Он звал их к себе на службы, читал с ними акафисты, давал им деньги на лечение, находил работу. Они его «кидали», обманывали, посмеивались над ним. Но он продолжал.

Нет, отец Евгений не был дурачком. Скажу больше: он был бывший мент. И всех своих подопечных видел насквозь. Он просто верил, что зло в человеке можно победить только добром. Не сегодня, так завтра. В крайнем случае – послезавтра. И что нельзя ни от кого воротить нос. Как когда-то один старенький батюшка не отвернулся от него. Но это уже другая история.

В общем, отец Евгений обрадовался. Его «клиент» в виде вора-рецидивиста Марка сам плыл в его пастырские руки. И он позвал его к себе на службу. Марк отнесся к приглашению скептически. Но через пару дней уже сидел в сторожке при храме и пил с отцом Евгением чай. Нет, чуда не случилось, разбойник пока еще не покаялся. Ему просто стало любопытно, что это за поп такой веселый.

В обаянии отцу Евгению отказать было сложно. А еще он хорошо помнил слова апостола Павла: «…для немощных был как немощный, чтобы приобрести немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых» (1 Кор. 9, 22). И с Марком использовал это на полную катушку.

Как бывший милиционер, он был в курсе некоторых приемов воров-карманников и ювелирно обчистил рецидивиста, пока хлопотал вокруг него с самоваром и плюшками-ватрушками. Все, естественно, тут же вернул, но Марк еще долго не мог оправиться от восхищенного изумления.

Окончательно же Филолог был покорен, когда выяснилось, что отец Евгений – человек весьма начитанный. И до поздней ночи два этих странных человека спорили о грезах любви у Куприна.