Олег Лопатин - Мы – геологи

Расписание экзаменов было таким: послезавтра математика, затем, через два дня физика, потом русский язык и последним, литература. Мы записали время сдачи экзаменов и номера аудиторий и пошли гулять. Готовиться к экзаменам никто и не думал. В магазине набрали бич-пакетов, картошки и пошли в общежитие. (Бич-пакеты – быстрорастворимый «сухой» суп в бумажной упаковке. В настоящее время их заменили китайские дошираки). Сварили полную кастрюлю. Наелись и пошли гулять на набережную Енисея, которая находится за торговым центром «Красноярье». На реку можно было смотреть бесконечно. Мы сидели на траве, вечернее солнце слабо припекало, от реки дул легкий ветерок. По реке скользили грузовые корабли. Я думал, о том, как хорошо быть взрослым и что, по сути, началась моя взрослая, самостоятельная жизнь. Скоро я стану геологом, побываю на всех горных вершинах Сибири, буду жить и работать в тайге, заведу собаку и буду выезжать на лыжах в ближайшие деревни за продуктами. Потом мне стало страшно от мысли, что я добровольно ухожу от цивилизации, от театров, музеев, дружеских встреч и разговоров, городской суеты, развлечений и праздного времяпровождения. Я клюнул носом и открыл глаза. Оказывается, я задремал. Вадик Самарский полулежал на траве, закинув руки за голову и смотрел вдаль. Невозмутимый Виталик Комов в неизменно белой рубашке и черных брюках сидел и о чем-то сосредоточенно думал. У него всегда был задумчивый вид. Потом я понял, что он родился таким – очень задумчивым. С таких, как Виталик, пишут портреты и ваяют скульптуры известных людей. Мы сидели долго и только холод и скрывшееся солнце подняли нас и увели от берегов великой сибирской реки в тесные общаговские комнаты.

В общежитии было гораздо больше народа, чем в первый день. Совсем молоденькие мальчики и девочки сновали туда-сюда с кастрюлями, сумками, полотенцами. Мало разговаривали. Никто ещё ни кого не знал. Постепенно шум стих, коридоры опустели и общежитие погрузилось в уходящий вечер.

Тарасенко Дима

Появился он в моей жизни неожиданно. Холодный взгляд пронзительных глаз, быстрота в движениях, суровость, мгновенно сменяющаяся заразительным смехом. Дима любил спорт. Конечно, не шахматы. Он любил мужские виды спорта: бокс, плаванье. Занимался профессионально. Это ему помогло в дальнейшем пережить «нежные» 90-е годы. О том времени никто не любит вспоминать. Но они были и оставили на душе у многих свой памятный след.

В любви Дима всегда был однолюбом. Этому таланту завидовал и я. Он был верен той, которую любил. Я не встречал другого преданного человека. Мой друг, в силу того сложного периода времени, не был сентиментальным человеком, а скорее, иногда, чрезмерно грубым и циничным. И было странно услышать из его уст слова: «Я люблю ее». Это говорил он об одной девушке, которую действительно любил. Я не пишу ее имя, потому что, они не вместе. Но я был удивлен этим словам не меньше, если бы Дима, например, надел костюм Деда Мороза или колпак звездочета.

Он шел по коридору, на плече нес сумку.

– «Здесь геологи?», спросил он меня, не поздоровавшись.

– «Да», ответил я.

– «А где комната 215?»

– «Здесь».

– «Дима» – протянул он мне руку.

– «Олег» – машинально ответил я.

Это было больше похоже на диалог пионеров: – «Будь готов». – «Всегда готов».

Он вошел в комнату, скинул как-то быстро сумку, как будто она свалилась сама с плеч. Брезгливо осмотрел кровати: «А где дают простыни?».

Мы с ним спустились вниз к комендантше. Она повела нас в свои сокровищницы. Там на больших, во всю стену полках были горкой сложены серые простыни, клетчатые одеяла, свернуты матрасы, вафельные полотенца. Привычным движением она выдернула из стопки простыни, наволочку, одеяло и подала Диме.

Он развернул простыню. Нижняя губа его отвисла: «На ней шахтеры спали?»

«Какие есть» – невозмутимо ответила комендант.

Странно, но Дима промолчал. Теперь, спустя годы, я понял, как далось ему молчание. Хорошо, что комендант была женщина, а не мужчина. Ну, просто повезло.

В это время я заметил в углу малюсенькую стопку белоснежного, в упаковке, белья. Что-то меня дернуло в ту сторону, и я незаметно взял комплект. Мы вышли из сокровищницы. В комнате я подарил этот комплект Диме. Он посмотрел на меня дольше обычного, потом вдруг улыбнулся и сказал: «Спасибо». Я тоже улыбнулся.

С тех пор прошло много лет, я всегда прихожу к нему в гости, когда приезжаю в Красноярск. Он такой же подтянутый и спортивный. Такой же серьезный и так же заразительно смеется. Теперь он бригадир смены на заводе ОАО «Русал Красноярск» и очень гордится своей рабочей профессией. Горжусь и я за него.

Знаю его добрую маму с красивым именем Аида. Помню случай, когда она приезжала к нему в гости, в общежитие и у нас с ней возникла дискуссия о каком-то русском писателе. Я важно доказывал свои знания литературы, когда вдруг Дима сказал, что его мама учитель русского языка и литературы. Язык проглотился без хлеба.

Ещё Дима играл на гитаре и пел. В те годы многие играли на гитаре. В конце 80-х это было повальное увлечение. Пели, в основном, Высоцкого, дворовые и блатные песни. Дима любил петь «Серебрится серенький дымок». Садился на табурет, закидывал ногу на ногу, брал гитару и пел. Когда доходил до слов:

«И однажды этот паренек

Не вернулся в город свой родимый

И напрасно девушка ждала

На причале в платье темно-синем»,

Дима закрывал глаза и мотал головой, подчеркивая трагичность момента. Мне было жаль девушку, хотя песня была про одесского вора.

Куценко Андрей

Андрей был человеком творческим. Когда я увидел его впервые, мне показалось, что он музыкант-барабанщик. В те годы так выглядели барабанщики многих отечественных групп: кудрявые волосы, очки, тонкие, как у пианистки, пальцы. Мне даже казалось, что он и бутылки из-под кефира мыл без ёршика, просто, залезал рукой.

Андрей играл на гитаре. Часто пел песни группы «Сталкер».

Из дома Андрей привез плакаты-постеры известных групп и исполнителей и развесил их по комнате. Он хорошо знал группы: Кино, Арию, Алису, Веселые ребята, музыкантов Бориса Гребенщикова, Андрея Макаревича и других. На входе в комнату висел постер. На нем худой волосатый певец в темных очках и подпись на английском языке. Я прочитал его имя как Михаэль Яксон. Ну, кто-то из наших, якутских, думалось мне. Оказалось, это Майкл Джексон. После этого Андрей подозрительно спросил: