Людмила Старшинова - Мои истоки. Часть 2

Вот и осень. Она выдалась тёплая и красивая. Валентина старшая уже училась на последнем курсе техникума и получила большой отпуск, чтобы писать диплома. В это время она стала чаще уделять внимание дочери. Теперь она ходила с дочкой на прогулки, сама забирала её из детского сад, почти всё время проводила с Люсей. Папа приходил домой с работы и торопился к своим девочкам, так он называл их с мамой. Люся ощущала себя «на седьмом небе». Бабушка, папа и мама больше не ссорились. Иногда бабушка и папа домой приходили очень поздно, когда Люся уже спала. Только потом она узнала отчего это происходило. Всё раскрылось и стало понятно для Люси, куда пропадали её любимые люди. Оказалось, что Валентине на работе «дали» служебную отдельную квартиру в новом доме. Гуляя с бабушкой, Люся видела, как строятся новые пятиэтажные дома. Весь район преображался. Как-то незаметно исчезла деревушка около метро ВДНХ, а на её месте вырастало что-то непонятное. Это возводилось сооружение, которое в районе стали потом называть «Ракетой». Около строящихся новых домов пахло как-то особенно. Люся запомнила этот запах смолы, которая кипела в огромных бочках, подвешенных над кострами. Тогда Люся сказала бабушке: «Ба, так мы варили раков у деда Никишки». Елена улыбнулась., она знала ту историю. А вечером Люся рассказывала, как они ходили в новостройки и, как кипела смола. Больше месяца Павел с Еленой Дмитриевной приводили в порядок квартиру для того, чтобы, как можно быстрее переехать в эту квартиру семье. Когда Люся с мамой и папой пришли в их новый дом, то радости девочки не было предела, а этот запах нового дома с запахом смолы навсегда врезался в память. На эту смолу клеили паркет в квартирах, и он надолго сохранялся в квартирах. Люся бегала из кухни в комнату, из комнаты в ванную комнату, а главное, что никого кроме их семьи в квартире не было, и за эту беготню её никто не ругал. Квартиру обставили скромно, но всё равно сразу она стала для девочки родной. Люся дёргала маму вопросами: «А мы теперь всегда будем здесь жить? А бабушка будет жить с нами? А где её кровать?» Услыхав ответ, что бабушка с ними не поедет, Люся расстроилась. Она привыкла, что бабушка всегда – рядом, и это известие её немного огорчило. В новую квартиру переехали очень скоро. Бабушка жила недалеко, в нескольких кварталах от них, поэтому часто бывала у дочери в доме. Убирала квартиру и готовила кушать. Иногда брала к себе на ночь Люську. Казалось, что жизнь налаживается. Лёнка теперь жила одна в огромной комнате. Однако руководство жилищной конторы, в которой работала Лёнка, сочли это роскошью. Её обязали поменяться комнатами со своими соседями. Тем более, что к соседке тёте Рае вернулся её муж, и их стало четверо. Лёнка, чтобы не лишиться жилья согласилась. Отметили маленькое новоселье. Теперь она занимала меньшую комнату в квартире, но и эту комнатку она смогла превратить в уютное жильё, что нельзя было сказать о жилище её дочери. Валентина работала сменами по двенадцать часов, были и ночные смены, после которых, она, приходя домой, заваливалась спать. Любые разговоры матери об уюте в квартире дочь пресекала на корню. Она сразу начинала кричать: «Иди к себе, что хочешь, то и делай там». Крашеные стены были заляпаны грязными пальцами, пол вечно грязный, бельё не стиралось неделями. Смотрела, смотрела на это Лёнка, а потом закатывала рукава и начинала убираться в квартире дочери, забирала бельё и приносила уже выстиранное и выглаженное. Никак не хотела Валентина становиться хозяйкой. А Павел? Павел не обращал на грязь никакого внимания, ему было всё равно чисто у них дома или грязно. Главное для него были отношения и любовь. А он любил свою Валюшку. Отношения оставались хорошими, невзирая на грязь дома и не всегда свежий ужин. Готовила Валентина редко, зимой и осенью один раз на всю неделю, а весной и летом чаще, и это устраивало Павла. Не замечал он и того, когда готовила тёща. Он был непритязателен в быту. Люся питалась в детском саду. И Лёнка махнула на всё это рукой. Перестала помогать. Пусть живут, как хотят. А они и жили самостоятельно. Вечерами, когда Валентина работала, Павел приходил с друзьями, и они долго спорили на кухне. Люся не понимала их разговоров, поэтому не любила, когда к папе приходили друзья. В такие вечера, Люся забиралась под стол в комнате и тихо, чтобы никто не слышал, рассказывала сказки куклам. Часто она засыпала, не дождавшись, когда папа выпроводит гостей. После таких посиделок в доме неминуемо был скандал. Валентина кричала на мужа, что не следует приводить так часто в дом друзей, что друзья его ей не нравятся, и что разговоры с друзьями ей так же не нравятся. В такие минуты Люся по-щенячье заглядывала в глаза маме и задавала один и тот же вопрос: «Ты на меня злишься?» Получив ответ, что нет. Она расплывалась в улыбке и начинала щебетать. Люся не понимала, что маму это раздражает. Она окриком прерывала это и Люся испугавшись пряталась под стол. Павел, раньше не обращавший на это внимание, стал задумываться, почему жену всё раздражает. Он даже и представить не мог, что это – болезнь. Не догадывались об этом и Лёнка, да и сама Валентина не понимала этого. Все думали, что это – скверность характера Валентины. Валентина к врачам не ходила и думала, что это от усталости на работе, и от учёбы. Она думала, что выспится и всё пройдёт. А что пройдёт? Радоваться она не умела. Счастливой себя не чувствовала. Павлу, который мог развеселить любого, приходилось изощряться, чтобы развеселить свою «Царевну-Несмеяну». Он был, как и раньше, лёгок на подъем. В одночасье мог собраться и быть на другом конце города за считанное время. Валентину это со временем стало утомлять, и она чаще оставалась дома, когда Павел приглашал семью на прогулку. Павел собирал Люсю и отправлялся с ней бродить по улочкам старой Москвы. Часто папа приводил Люсю к одному и тому же дому, и говорил, что это дом его деда. Но никогда не рассказывал ни о чём. Просто стоял со слезами на глазах около дома и молчал. Иногда они ходили в музеи или в кино. Люся любила ходить с папой в Третьяковскую галерею, в Александровский сад, в Пушкинский музей. В Третьяковке, если ей нравилась какая нибудь картина, она могла целый час стоять и рассматривать её. А Павел не дёргал дочь и ждал, когда та отойдёт от картины. Особенно ей нравились картины про княжну Тараканову, боярыню Морозову, мишки Шишкина и все картины про природу. В Александровском саду они непременно покупали вкусные крендели. В Пушкинском музее Люся также рассматривала подолгу картины. Иногда они ездили в гости к тёте Оле, где Люся играла и веселилась со своими двоюродными сёстрами Надей и Мариной. Со старшей Надей у Люси складывались хорошие отношения, а вот Марину Люся не любила, за её капризы и вечно мокрый нос. Иногда Ольга приезжала с детьми в гости к Павлику, но Валентина не любила этих гостей, и их приезды к ним в гости сошли на нет. Зато в первое время жизни в отдельной квартире с удовольствием Валентина принимала своих родных, которые теперь непременно останавливались у них в доме. Не было такого месяца, когда к ним не приезжали гости из деревни. Только скоро Валентина начала ворчать, что устала от гостей и ей нужен отдых. Напротив, Павел всегда отличался гостеприимством, принимая гостей суетился, с удовольствием показывал интересные места в Москве, водил гостей по магазинам. Постоянной спутницей таких походов была и Люся. Так они привыкали к новой квартире и, вот, незаметно наступила зима. Зимой Павел с дочкой ходили кататься на санках с горы. С той горы, где когда-то чуть не погиб Виктор. Ту речку Копытовку недавно спрятали в трубы, и теперь катание стало безопасным. Место назвали Звёздный бульвар. Люся так любила это место, и каждые выходные тянула папу на горку. Мчишься на санках, и дух захватывает. Кругом дети и взрослые и все кричат, смеются, веселятся. По утрам там разносится запах сдобных булочек, это работает хлебозавод, расположенный в конце бульвара. После катания, накатав аппетит, придя домой, по телу разливается нега от тепла дома и горячего чая с булочками, купленными в ближайшей булочной. Всегда возвращение домой было счастьем, но однажды Люся с папой вернулись домой, а Павел обнаружил, что забыл дома ключи от квартиры. Они целый час звонили, стучали в дверь, но Валентина не открывала. Уже оттаяла ледяная корочка на одежде, уже Люся начала подмерзать, а Валентина всё не открывала дверь. Павел весь извёлся, но чтобы не испугать ребёнка старался не показывать своего волнения. Он вышел на улицу, оставив Люсю в подъезде, пометался по округе, оторвал заборчик, сделав лестницу, чтобы забраться по ней к открытой форточке. Тут же раздевшись, через форточку он смог влезть в квартиру. Каково же было его изумление, когда он увидел мирно спящую жену. Она не слышала ничего. Когда он влез и открыл из квартиры дверь, впустив дочь, растолкал жену, а она потянулась и с удивлением посмотрела на мужа. Когда он пытался объяснить, что они целый час звонили и стучали, Павел остался виноватым. Валентина сказала: «Не будешь забывать ключи». Таких случаев в жизни молодой семьи было много. Но Павел любил свою Валентину, любил свою Люсю и мирился со всем, загоняя глубоко в себя все недовольства жизнью. Он так же продолжал активно участвовать в жизни техникума, будучи мастером, принимал участие во всех мероприятиях. Играл с ребятами в футбол. Иногда шутки учащихся были не столь безвинны. Проходя через футбольное поле, Павел не мог пропустить одиноко лежащий футбольный мячик, ему непременно нужно было вдарить по нему, чтобы забить его в ворота. Ведь недаром ещё в детстве он будучи мальчишкой подавал мячи во время матча игрокам «Динамо». Так и в тот раз, он вмазал по мячу, а он остался лежать как вкопанный на месте. Оказалось, что шутники набили мяч песком, и положили его для Павла. Павел отделался сильным ушибом и долго хромал. Теперь на одной ноге у него было две раны. Одна из далёкого детства, когда он занимался прыжками с трамплина на Ленинских горах и неудачно приземлился, пролежав в больнице после операции по замене коленной чашечки два месяца. Павел не обиделся на шутников, спустив случившееся на тормозах. Часто учащиеся бывали у Павла дома. Иногда они вместе отмечали праздники. Неминуемо билась посуда и тогда Валентиной закатывался скандал. Но посиделки возобновлялись. Менялись группы, которые он курировал, вырастали и выпускались учащиеся, а Павлик оставался и начинал каждый раз всё сначала. Учащиеся любили своего мастера, а руководство ценило его. Павлу это всё нравилось, несмотря на небольшую зарплату. Только Валентину это не устраивало. Она постоянно напоминала ему, что неплохо бы было найти подработку, и что другие мужчины лучше обеспечивают свои семьи. Он мирился со всем, но разговоры на такие темы просто заводили его. После таких стычек он начинал философствовать на тему, что не всё измеряется деньгами, чем вызывал поток брани и злости, изливаемых на него женой. Эти ссоры расстраивали отношения в семье. Он мог простить невнимание к нему, он мог простить сухость в отношениях, он прощал грязь в доме и отсутствие ужина, но такие упрёки доводили его до бешенства. После таких разговоров ему нужно было расслабиться, а это значит утопить свои чувства в рюмке. И он пользовался этим старым способом залить горе. Валентина не делала выводов, и не понимала, почему Павел пришёл навеселе. А навеселе ли? Люся переживала, что папа задерживается с работы, часами могла стоять у окна в ожидании отца. Из их окна была видна остановка трамвая, на которую каждый день Павел приезжал с работы. Дочь мгновенно узнавала его, лишь только тот спускался с подножки трамвая. Она веселилась, шумела от радости. Валентину и это раздражало. Встречая мужа, ставила на стол еду и уходила читать книгу. Поужинав, весь вечер Павел посвящал дочке. А Валентина погружалась в чтение детектива или в разгадывание кроссворда. Павел с Люсей играли в шашки, в кубики, детское лото, рисовали, укладывали кукол спать, строили крепости, а иногда пели. Когда они начинали петь, к ним присоединялась Валентина. Не имея слуха, она любила спеть с родными песню, сбивая поющих нестройностью мелодии. Павлу это не нравилось. Имея абсолютный слух, это пение резало и раздражало, но он не показывал вида и продолжал выводить песню на нужную мелодию. Только Люся морщилась и делала маме замечания. И всё равно это было здорово. Было исключение, была одна песня, которую Люся могла слушать в исполнении мамы постоянно – «Орлёнок». Валентина пела её каждый раз по-разному, но Люся не обращала внимания на фальшь матери. Выучив слова песни и, прослушав её по радио, она уже сама часто напевала её. Пела Люся и популярную в то время песню, которая звучала из всех приёмников, самозабвенно выводя слова, смысл которых не понимала совершенно: «Крутится, вертится шарф голубой». Ей нравилась мелодия, и она как-то по-своему воспринимала слова этой песни. Она пела шар, вместо шарф, но этого никто не замечал. В детском саду Люсю называли Зыкиной, и если нужно было на празднике спеть песню, её непременно поручали Люсе. Уговаривать её не нужно было. Стихи она запоминала мгновенно, да и музыку тоже. Когда Павел привозил Люсю в гости к родителям, то и там её дразнили Зыкиной, за громкий голос и любовь к песням и стихам. Встав на табуретку они читали стихи друг перед другом: Надька, Маринка, Вовка и Люська. Люська – громче всех и не картавя. Любила сестра Павла Катя спеть вместе с Люсей. Голос у Кати был красивый и мощный. Ещё, буквально, перед началом войны Катя прослушивалась для поступления в хор имени Пятницкого, куда и была принята, но уехала с семьёй в эвакуацию. На этом её певческая карьера и закончилась, но не закончилась любовь к песне. Катя пела. Именно от тёти Кати Люся узнала множество песен и научилась правильно их петь. По-сути, она поставила девочке голос. Люся любила слушать, как папа и тётя Катя стройно выводят мотив песни, немного послушав, непременно вступала. Иногда они пели то, что обычно поют на богослужениях, и в эти моменты на Люсю спускалась Благодать. Она не зная слов, подпевала голосом. Как любила Люська такие вечера. Тогда вся большая семья подпевала зачинщикам. А Валентина не любила этого и старалась удалиться в такие минуты. Почему она не любила всего этого, было не понятно. В родном селе Лёнка часто собирала у себя посиделки, когда все пряли пряжу, вязали, рассказывали разные истории и… пели. Валентина участвовала во всех этих мероприятиях тогда. А теперь старалась уйти от этого. Когда Елена приезжала к родителям Павла в гости, то между ней и Ксенией разворачивалась дискуссия об истинности веры. Чья вера истинная, чьи обряды более правильные. Люся не понимала, чего делят взрослые и совсем не понимала, как это можно что-то делить, если Боженька один. Бабушки на вопросы Люси не отвечали. А папа? Папа думал так же как Люся. Эти вопросы стали возникать у Люси после первого осмысленного посещения храма и первой исповеди, на которую её водила Бабушка Ксения. Это было незабываемое событие. Когда Люся вошла в храм, она поняла, что находится в необыкновенном месте. Со всех стен и с потолка на неё смотрели глаза. Глаза эти, то надвигались, то поворачивались, по мере продвижения девочки по храму. Народ стоял толпой, и было ощущение, что каждый сам по себе, пока не запели хоры. В этот момент всё слилось в единое целое, и девочка поняла, что это – Действо. Ходили священники в красивых одеяниях, носили кадило, которое источало приятный запах. Читались молитвы и ещё что-то, чего Люся не понимала. Это продолжалось до момента, когда началась исповедь. Люди выстроились в очередь, и опять единство распалось. Когда подошла их с бабушкой очередь, бабушка подтолкнула Люсю к священнику. Люся не испугалась, потому что на неё смотрели добрейшие глаза старца. Он приобнял девочку, и гладя её по голове начал задавать ей вопросы. Один вопрос смутил Люсю. Он спросил: «Папа, мама ест тебя?» Люся засмеялась и ответила, что нет, и дальше честно отвечала ему. Ей было смешно, что дедушка задал такой странный вопрос, а потом пожалел её, когда получил ответ, погладив по голове произнёс непонятное слово «сиротинушка». Потом он положил ей на голову какую-то материю и запричитал, а потом отпустил её, перекрестив. Люся ждала бабушку и думала, думала и думала о заданном вопросе и… о том, что происходило. Потом они опять встали в очередь и, пройдя её, оказались рядом со священниками. Один из них угостил её из ложечки, чем-то вкусным, другой вытер губы, чем-то приятно пахнущим. Старушечка протянула странную металлическую чашечку с вкусно пахнущим чаем и дала в руку кусочек хлебушка. Люся выпила чай и съела хлеб. Потом бабушка повезла Люсю домой в Москву. В электричке какие-то непонятные мысли роились в её детской головке, на вопросы девочки Ксения не отвечала, считая её маленькой. Но на вопрос, что значит: «Папа, мама ест тебя» улыбнувшись, ответила, что он спросил, есть ли у тебя родители. Люся очень огорчилась, что сказала дедушке неправду и, теперь, Боженька накажет её и, она, возможно, умрёт. Но бабке об этом она не сказала. А потом вечером Люся не могла уснуть от страха. Ей представлялось, а что будет после того, когда её не будет, и в этот момент её уносило по спирали, куда-то в неизвестность, во тьму, которая пугала её. От этого страха она не дожидалась момента, что будет после того, когда спираль закончится, ей даже в голову не пришло, что это может произойти и, она сможет увидеть свет, открывала глаза и переходила в реальность. Но то всё накатывало и накатывало, пугая её. И она дрожала и боялась пока не засыпала. Рассказывать папе об увиденном она боялась. У бабушки Ксении она тоже боялась, что либо спросить. Ведь Ксения была очень строга со всеми, почему же Люся – исключение? Так и тряслась Люся каждый вечер, пока не забылось событие, которое ввергло её в этот страх. Валентина никогда не разговаривала с дочкой на такие темы, и ей было невдомёк, что её ребёнок чего-то боится. Промчался ещё один год. Валентина закончила техникум и её повысили на работе. Прибавилась зарплата. Она стала помягче. Лето запомнилось тем, что они ездили загорать на водохранилище. Рано утром поднимались и ехали на платформу, там садились в электричку и выходили на станции Левобережная. Шли по лесу к облюбованному месту, а там загорали и купались до самого вечера. Валентина купила швейную машинку и сшила себе и Люсе одинаковые сарафаны. Красивые крупные голубые розы расцвели на белом фоне. Только мама не разрешала надевать сарафан, когда сама красовалась в сарафане. Однажды она даже отлупила Люсю, когда та закатила скандал, и не хотела ничего другого надевать. Люсе так хотелось покрасоваться вместе с мамой красивым сарафаном. Ей так хотелось быть похожей на маму. В этот день все планы семьи были нарушены. Люську наказали. Потом всё улеглось и Люся поняла, что ходить в одинаковой одежде – правила дурного вкуса. Бабушка Лена долго пыталась объяснить ей это. Почти всё лето Люся провела у Ксении. Изредка приезжала Елена, реже мама с папой. Только две недели лета Павел провёл с Люсей. Они спали на сеновале. Он рассказывал ей сказки, а по утрам ходил на рыбалку. Но чаще рано утром уезжал с дедом и дядей Васей на покос. Потом привозили сено и всей семьёй сушили его везде. На полянках, заборах и даже на лавочках. Сметав стог, Павел уехал в Москву, а Люся заскучала. Она скучала по Москве, папе, маме и бабушке. Никому до неё не было дела, а она плакала спрятавшись за сараем. Хоть и тянулось лето, но и оно закончилось. Наступила осень и Люся вернулась в Москву. Радовалась встречи с девочками детского сада. Рассказывала им об облаках и цветочках, которые собирала в букеты. Рассказывала о походах за грибами и рыбалке. Осень набирала обороты. Вот и листья пожелтели. Около дома запахло дубом, и они с папой собирали жёлуди и разноцветные листья. Только наутро все они сворачивались трубочкой и Валентина, ворча, выбрасывала их в ведро.