Антон Фрадкин - Борец за искусство

Да! Мой ошалевший, вылезший из орбиты правый глаз не ошибался. В очереди в кассу стояла звезда российского экрана и моя главная фантазия постъельцинской эпохи, несравненная Даша. Та, которая была делегирована ангелами, дабы радовать смертных нездешней красотой. В полном замешательстве занял я опять зачем-то очередь и уселся на длинную скамью со старушками. Устроился более или менее сзади. Надо же разглядеть в реальной жизни человека, чей образ вдохновляет и будоражит сознание многие годы!

НО МНЕ ЖЕ НИ Х…Я НЕ ВИДНО!!! Картинка есть только по краям, а в середине пятно. То есть кое-как видны ноги, в UGG’и обутые, икры видны, из UGG начинающиеся, очень красивые икры, а дальше – как будто через целлофан. Какие там ямочки на щеках – уже талии не разглядеть!

Вдруг охватил стыд перед любимой. Все-таки я жену люблю, а так несолидно себя веду. Вслепую настрочил супруге СМС: «Я в банке. Здесь Даша Мороз! Не ругайся!» Смайлик поставил. В ответ получаю: «В банке Дедушка Мороз? А подарки нам принес?» Айфон превратил Дашу в дедушку. Слезы потекли от напряжения и обиды. Столкнуться с идеалом сразу после того, как тебе в глаза закапали дикую хрень, благодаря которой ты мечешься словно ежик в тумане! Неужели, думаю, так и не рассмотрю ее?! Или поближе подобраться? Другого шанса ведь может не быть никогда!

Встал я со скамьи и начал бочком, волоча ногу, к Даше постепенно приближаться. Опухшее красное лицо все в слезах, один глаз закрыт, другой выпучен. На голове фуражка с надписью «SEXY BOY».

И вот уже близка стала Даша. Замер я в нерешительности. Все равно видно плохо. А дальше приближаться неприлично. Сантиметров сорок осталось. В голове все смешалось. Что дальше-то делать? Может, на медленный танец ее пригласить? Надо сделать так, чтобы она заметила меня! Встал с Дашей рядом. Вспомнил, что в профиль я скорее Богарт, чем Делон. Хотя и от Делона есть что-то. Приняв роковую позу, я вскинул глаза к потолку и замер. Может, посмотрит она на меня и влюбится?

Не сразу я услышал смех. Сначала далекий, он все четче прорезался сквозь облако фантазий. Я очнулся. Смеялись все: старушки в очереди, сотрудники банка, сама Даша.

Прямо напротив меня висело зеркало: сквозь слезы я разглядел в нем силуэт красавицы. Рядом с ней, горделиво расставив ноги и сложив крылья на груди, стоял старый серый попугай. Его клюв покачивался из стороны в сторону. Один глаз попугая был закрыт, другой свирепо вращался. Не помню, как я выбежал из банка. Болели ноги. В глаза ударил крепкий мороз… Отрезвляющий, сильный мороз…

Прихрамывая, я отправился на деловую встречу. А моя прекрасная фантазия покинула меня. Но я знал, что она вернется. Как только мне снова будет тридцать…

Где-то на второй стадии опьянения, после трех рюмок коньяку, когда язык развязывается, а мысли начинают мелькать в голове с поразительной быстротой, Илюша Ерушкин часто залезал на любимого конька и говорил о русской культуре и ее мировом значении. Монологи эти должны были производить впечатление на окружающих дам, что иногда срабатывало, а иногда и нет – в зависимости от ангажированности той или иной дамы этой бескрайней темой. Щеголяя знанием имен Нижинского, Мозжухина и Гиппиус, Илюша не забывал подчеркнуть, что все они окончили свои дни вдали от родины, войдя в эстетический, политический и гастрономический конфликт с государством.

– И сейчас, – предупреждал окружающих Ерушкин, – сейчас власть тоже не склонна шутить с искусством! Посмотрите на этих новых Демичевых и Феликсов Кузнецовых 1 1 Кузнецов Феликс Феодосьевич. Советский литературовед, литературный критик. Как руководитель Московской организации Союза писателей СССР сыграл ключевую роль в запрете публикации альманаха «Метрополь» в 1979 году. Демичев Петр Нилович. Министр культуры СССР (1974—86). Либеральными взглядами не отличался (прим. автора). ! В новосибирском театре лажа, кино запрещают, когда в нем близость демонстрируется, выставки громят. Но искусство будет жить! Что бы ни творил Мутинский, ему не удастся задушить русскую культуру!

Будучи поборником правды и свободы, врагом душителей искусства, реакционеров и мракобесов, Илюша чувствовал себя бесстрашным и бескорыстным борцом с несправедливостью. Иногда ему даже удавалось зажечь слушателей. Свою будущую жену он охмурил рассказом о тяжелой судьбе Ахматовой, под конец расплывчато пообещав отомстить ее гонителям.

Илюша был внуком известного советского композитора, чьи песни пела вся страна. Ребенком он был знаком со многими выдающимися мастерами культуры, нередко забегавшими в гости к дедушке-песеннику опрокинуть стаканчик виски и обсудить творческие идеи. В семь лет он спорил с Евтушенко о роли Сталина в истории, в восемь – воровал зажигалки у Высоцкого, в тринадцать обсуждал с Альфредом Шнитке проблемы эволюции композиторской техники и призывал его восхититься чувственным мелодизмом группы Modern Talking.

Иными словами, у Илюши были все основания считать себя человеком близким к искусству и не любить министра культуры Мутинского, зарекомендовавшего себя равнодушным функционером, идеологическим варваром и притеснителем Мельпомены. Любое faux pas министра Илюша воспринимал как личную победу и доказательство некомпетентности Мутинского. А faux pas случались часто: министр видел мир по-своему. В его многочисленных интервью и выступлениях Юрий Башмет назывался «тонким игроком на пианино, мастером клавиши и педали», перу Льва Толстого приписывалась «Аэлита», а Рудольф Нуриев именовался «непатриотичным, хоть и талантливым попрыгунчиком, давшим путевку в жизнь Пенкину и Боре Моисееву».

– Эх, встретить бы его, душенька, – говорил Илюша жене. – Встретить, да и высказать ему в лицо все, что о нем думает интеллигенция! Чтобы он прозрел. Чтоб ему стыдно стало! Никто не должен занимать чужое место! Я бы так и сказал ему: «Уходи, Мутинский! Не позорь нацию Ильина и Бердяева, Репина и Коровина, Аксенова и Трифонова, Шульженко и Пугачевой, в конце концов! Не знаешь родную культуру, не понимаешь ее сути и значения – к станку или на хозяйство! Профанам не место в министерстве!» Ох, я бы ему сказал! В отставку он, конечно, не подал бы, но спать уже спокойно не смог бы никогда!

Жена с восторгом смотрела на Ерушкина и радовалась, что вышла замуж за борца и героя.

Однажды Ерушкины были приглашены на прием в загородный дом к друзьям. Дом этот был славен на всю округу своим гостеприимством и хлебосольством. Хозяин, человек харизматичный и красивый, был вхож в высшие сферы, да и сам, пожалуй, частью оных являлся. Ерушкины опоздали, и, когда они уселись за стол, пиршество было в самом разгаре. Присутствовало много известных людей, сотрудников различных администраций, управлений и законодательных структур.