Татьяна Фадеева - Все к лучшему!

Читали в классических произведениях описания пиров, как в «Евгении Онегине», например:

«…Пред ним roast-beef окровавленный,

И трюфли, роскошь юных лет,

Французской кухни лучший цвет,

И Страсбурга пирог нетленный

Меж сыром лимбургским живым

И ананасом золотым.

Еще бокалов жажда просит

Залить горячий жир котлет…».

Но из пушкинского меню знакомым и понятным являлось только одно слово: последнее. Смутно догадывались, конечно, что котлеты пушкинской эпохи не имеют ничего общего с астеничными изделиями не понятно из чего изваянными в рабочей столовке.

Как-то утром, придя на работу, Клавдия Васильевна рассказала, что сын прочел в какой-то книге слово «окорок» и спросил у родителей: «А что такое окОрок?», сделав ударение на втором слоге. Все дружно смеялись, предположив, что если и дальше так пойдет, то внуки спросят, что такое мясО, также сделав ударение на втором слоге. Но редкая искорка общего веселья за утренней сигареткой на улице за углом фильмотечного здания потухла так же быстро, как и возникла.

Не детская загадка тех лет: длинный, зеленый, пахнет колбасой, что это? Это утренний поезд из Ленинграда. По пятницам жители Петровска дружно отправлялись в северную столицу, чтобы купить там все, что только подвернется, в том числе и пресловутую вареную колбасу.

Нашествия алчных провинциалов у столичных жителей понимания не находили. Сытый голодному, как известно, никогда не был товарищем. В одни загребущие руки продавцы выдавали только по полкило колбасы или сыра, не больше. Иногда из конца очереди брали на прокат детей для того, чтобы взять продуктов побольше. Иногда шли на самую изощренную хитрость: купили, постояли на улице, покурили и снова зашли, предусмотрительно заняв очередь заранее. И все эти ухищрения ради вареной колбасы и сыра без названия? Просто сыра и колбасы, поскольку никто и не мечтал о разных сортах этих продуктов.

Вита в пятницу вечером садилась в поезд в Петровске, рано утром выходила на перрон в Ленинграде. День субботы посвящался покупкам, а отоварившись, с огромными сумками, буквально отрывавшими руки, вечером отбывала в родной город. Мужчины посильнее сдавали баулы в камеру хранения, ночевали на вокзале или у знакомых, весь день воскресенья опять покупали. Вечером воскресного дня садились в поезд, чтобы рано утром в понедельник высадиться на вокзале в родном городе, привезя колбасу, сыр, сухое печенье «Мария», килограммов десять или двадцать гречневой, манной и перловой крупы, сухое печенье «Мария», шоколадные конфеты производства фабрики имени Бабаева, майонез в пол-литровых стеклянных банках, туалетную бумагу и еще много всякой всячины.

«Блатники» покупали такие же продукты и выносили их с черного хода.

Советская элита получала качественные продукты в специальных распределителях.

А рядовые граждане ломились по выходным в очередях столичных городов, приезжая в пахнущих колбасой поездах.

Кстати зеленый поезд – это не метафора, вагоны поезда № 17 «Петрозаводск – Ленинград» на самом деле были выкрашены в темно-зеленый цвет.

За картошкой стояли в очереди по несколько часов, а она мелкая и наполовину гнилая, а выбирать нельзя.

«А это я куда дену?», – резонно спрашивает продавец про гниль.

И не спорили ведь, и правда, куда же она это денет? А если бы даже вдруг и возникло желание поспорить, то пятнадцать усталых человек, стоящих в очереди сзади быстро убедили бы не выпендриваться, а брать, что дают.

Молочный магазин находился недалеко, буквально через дорогу от дома Виты, и ее обязанностью было сдавать пустую стеклянную тару и покупать свежее молоко каждый день рано утром, еще когда она училась в школе во вторую смену. Днем молочных продуктов уже могло и не быть. В виде поощрения за труды мама разрешала Вите иногда покупать пачку шоколадного, невероятно вкусного масла. Пока шла из магазина, Вита умудрялась слопать пол-пачки холодненького, как мороженое, лакомства просто так без хлеба.

С молоком и молочными продуктами вообще анекдотичные ситуации происходили. Как-то покупатели на прилавке нашли записку продавщицы, адресованную ее сменщице: «Маша, молоко и сметану не разбавляй, я уже разбавила».

А еще молоко, кефир и сливки продавались в стеклянных бутылках. Пустые бутылки можно было сдать обратно – по пятнадцать копеек за штуку, в чистом виде. Перед сдачей Вита их мыла ершиком. Если же горлышко оказывалось со сколом, бутылку не принимали. Для различения товара использовались крышки из фольги разных цветов. Серебряная – на молоке. Зеленая – на кефире. Ярко-розовая – на сливках.

«В очередь, сукины дети!»

С промтоварами происходило примерно та же история. В семидесятых-восьмидесятых во всех отделах промтоварных магазинов присутствовал скучный, не модный ширпотреб. Приобрести красивую вещь, да еще и соответствующего размера – непозволительная роскошь тех лет. На полках обувных отделов громоздилась уродливая и неуклюжая обувь фабрики «Скороход», в которой скоро возникали только мозоли. Для стабильного получения плановой прибыли работники советской торговли придумали «выбрасывать дефицит» в конце каждого месяца. Народ приноровился ходить за дефицитом в последние два-три дня месяца. В эти дни в промтоварных магазинах Петровска образовывалась жуткая давка за бельем из ГДР, сапогами и рубашками из Венгрии, джинсами из Индии, лифчиками из Чехословакии и косметикой из Польши.

Очереди в Советском Союзе были самой яркой приметой времени. Тогда стояли буквально за всем: квартирами, продуктами, одеждой, обувью, книгами, мебелью, автомобилями, бытовой техникой, услугами. Они существовали двух видов: реальные и по записи. Видимые по несколько часов за продуктами питания, одеждой, обувью и невидимые по несколько лет за бесплатным государственным жильем, местом в детском саду, автомобилем.

В такие очереди по записи приходилось регулярно приезжать и отмечаться, как за книгами. Если кто-то не смог вовремя подъехать и отметиться, его радостно удаляли из списка. Часто возникали дикие скандалы и жестокие потасовки. Нормальным явлением была спекуляция местом в очереди. Выходные дни граждане СССР посвящали тому, чтобы стоять в очереди за чем-либо. Если удавалось что-то добыть, время считалось потраченным не зря. На очереди рядовые советские граждане тратили не только личное, но и рабочее время. Иногда целые организации и учреждения мгновенно пустели от вопля: «В овощнухе за углом – апельсины!» или «Девки! Сапоги дают!».

Время в стране отмерялось пятилетками. На них осуществлялось централизованное планирование экономики. По плану выпускалось как можно большее количество. Качество было проблемой потребителя. Браком были даже товары со «Знаком качества» по мировым стандартам. Аркадий Райкин, любимец советского народа говорил в одной из своих интермедий: «КаКчества нет, одно колиКчество!».