Олег Андреев - Манок на рябчика

Жизнь без мамы не «утрудняла» ее, как подростка, но действие свое имела. Это не проявлялось в мимике и движениях, но сердце… Все, кто знал Аню хорошо, считали ее вполне «железной» девочкой, но «железных» девочек не бывает: по словам сведущих людей, металлы не увязываются с девичьей природой. Став уже вполне взрослой, она прекрасно понимала, что в жизни может быть всякое, что не одна она такая в мире подлунном и что родителей может не быть вообще, но эти знания были киношные, книжные, какие угодно, но все же абстрактные. Ведь не умерла же мама! Она пыталась даже выяснить через двоюродных братьев (у дяди Кости и Лены напрямую не решалась), но братаны в один голос говорили, что ни дядя, ни тетя ничего не знают, и говорили уверенно. Аня чувствовала, что не врут. Пыталась выяснить и у подруги Лорки, которая была по совместительству дочерью папиного друга и знала, под каким градусом можно об этом у папани выведать, но и Лоркины предки говорили только одно: тайна, покрытая мраком.

«Может, я инкубаторская?» – спрашивала Аня в отчаянии и себя, и братьев: рожают же из пробирки, ведь папа никогда женат не был. «Какая, на хрен, инкубаторская?» – смеялся братец Болек, – ты ж похожа на отца». «Каким местом?» «Не знаю каким, но это совершенно очевидно, что ты дочь своего отца», – отвечал братец Лёлек. Пик выяснений пришелся лет на пятнадцать: чем старше Анька становилась, тем меньше выясняла. А в «дочери своего отца» были и свои плюсы. Папина дочка априори обладала куда большими правами на авантюрность. Здоровенького, спортивного ребенка возить на морские «лечения» необходимостью не было, а двоюродные близнецы, старше ее на пять лет, считали своим долгом, обязанностью, но больше, конечно, удовольствием таскать сестру по всяческим экстримам, таким образом проводя досуг и отдых одновременно. Сестра очень гармонично вписывалась в их компанию, и посему троица эта стала практически неразлучна, как только Ане исполнилось одиннадцать лет, а частенько к ним примыкала и подружка Лорка. Монахов, в пределах разумного, ничего дочери не запрещал и вполне доверял своим племянникам, но в этот раз настоял на своем.

Болек и Лёлек, как называла братьев Аня (на самом деле – Антон и Максим), собрались на рафтинг в какое-то очень модное норвежское место. Намылились, по обыкновению, и Аня с Лорой, но Монахов увидел в дочкиных глазах усталость и настоял на относительном спокойствии, хотя бы на пару недель. Все участники вояжа наперебой доказывали непонятливому отцу, что пассивный отдых гораздо хуже активного, но тот был непреклонен, настаивая на возможности на солнышке греться, а не преодолевать героически пороги какой-то бурной речки с ледяной водой хрен знает на какой посудине. На что экстремалы хором ответили «ну-ну!» и удалились – не без помощи Монахова. «Желаем тебе прэлэстного отдыха!» – получила она незамедлительную смс. На что ответила: «Отольются кошке слезки!» Кого она имела в виду под «кошкой», и сама не определила, но уж никак не отца: хотя бы потому, что «кошка» женского рода. Отца она обожала, если не боготворила. Он был абсолютно всем для нее, и если в кои-то веки он не принимал тему, то Аня перечила отцу только для вида. Если он сказал «нет!», то для нее это означало «нет!». Придется греться. Но из пляжного отдыха решила извлечь прямую выгоду, иначе она не была бы Аней Монаховой. И выгода лежала, можно сказать, на ладони…

Дело в том (так опять же сложилось), что чужие мамы были, словно по наитию, мамами положительными, почти во всех, как ей представлялось, отношениях. Она не завидовала, но было очень приятно находиться в их ауре, иногда поговорить даже об откровенном, и Аня частенько досадовала, что в их доме такой атмосферы не было. Она не могла уяснить себе, как это её любимый папочка, такой красавец, такой атлетически сложенный, умный, обаятельный, знаменитый, наконец, живет без женщины, пусть без мамы, раз уж так сложились обстоятельства, но без жены, без ее ласок, милых капризов – почему? Это просто по-человечески тяжело. Она говорила об этом и с братьями, которые с ней соглашались. Но, например, Макс, говорил, что дядя Витя все свои связи от нее тщательно скрывает, дабы не воздействовать на ее, легко ранимую, психику. «С чего ты взял, что у меня легко ранимая психика?» «Это не я взял, это дядя Витя так считает».

«Это он сам тебе сказал?» «Разумеется, нет, но ты у него одна, Энн. Ты для него всё , понимаешь?» Аня понимала. И много об этом думала. Буквально накануне папиного решения двинуть на море греть кости ее посетила мысль, что она ведь может связать свою судьбу с кем-то, пусть не сегодня – пусть послезавтра, а отец тогда зачахнет и… От последнего ее слегка передернуло: «А вдруг именно тогда он и женится! И всё это будет без меня, я уже буду свою семейку создавать! Нет уж! Пусть я эгоистка, пусть я неблагодарная дочь, но я приложу все усилия, я поставлю вопрос ребром». Она рисовала картинки, как ставит вопрос ребром, как залезает в папину душу и каким будет папино лицо…

Монахов изучал и показывал Ане красочные проспекты всех популярных побережий планеты не один день, получая в ответ вполне вникающий вид. Но на самом деле Аня уже решила, куда ехать и на сколько. Она выбрала южный берег Крыма. Там ей было бы проще, с точки зрения языка и ментальности, осуществить свои тайные мечты. Аня прекрасно знала, что отец Крым любил, проводил там много времени в юности, а она не была ни разу, что там вполне можно убить двух зайцев сразу, а если повезет, так и трёх.

– Пап, – сказала Аня во время очередного просмотра проспектов, – я вот тут шарила в Интернете, и мне приглянулся Крым, в частности вот «Ай-Даниль». Я тебе сейчас покажу…

Аня потянулась за ноутбуком.

– Можешь не показывать, я прекрасно знаю, что такое «Ай-Даниль» … Но Крым… Как-то простенько, Ань? Не находишь? – Не нахожу… А зачем усложнять. Я, между прочим, там не была. К тому же родной язык, напрягаться не надо. Полный пансион опять же. Кухня привычная. Поехали на месяц? – Вот даже как? На месяц? Ну, если ты хочешь, всенепременно…

– Пап, я очень хочу…

Последнее подкупило любящего отца: решение было принято, забронирован люкс с видом на море…

Вернулся Монахов с моря взбодренный, порозовевший, какой-то иной, излучающий вечную молодость. Аня, хотя и валялась на диване с читающим видом, но искоса внимательно оглядела папочку и высмотрела некий восторг во всём его внешнем облике. Значит, не зря она всё это замутила. Она читала вызволенный из самолета журнал, но не очень внимательно. Заметные перемены во внешности отца занимали ее гораздо больше и до того увлекли, заводя мысли далеко вперед, что его образ стал даже мерещиться в журнале. Аня проморгалась и вдруг ясно увидела, что образ не мерещится. Со страницы на нее смотрел папа под заголовком: «Тайны Виктора Монахова».