Андрей Левкин - Голые мозги, кафельный прилавок

Здания, вывески, парки, лужайки и т. п. пока сами по себе, слабо связаны друг с другом; некие культовые строения, которым и положено торчать отдельно. Некоторые высокие, блестят. Город, тут живут. Стадион «Олд Траффорд» на пустырях возле пруда и тамошний же новенький Сэлфорд не добавят к пониманию ничего. Не сделают этого сетевые магазины и несетевые харчевни на Карри-майл (турецко-пакистанские и т. п.). Ничего не складывается, а так да, город существует, и не очень-то и запутанный, собственно. Какая уж путаница при его размерах. Конец февраля, начало весны. Или конец местной зимы. Чего-то не хватает.

И тут – как и положено при написании текста – происходит просветление: день на третий обнаруживаешь себя в ясном сознании, которое предъявило себя в первом ряду второго этажа синего автобуса фирмы MagicBus (они темно-синие, со всех сторон бородатый пацан в колпаке с волшебной палочкой – как иначе) на конечной, на Пикадилли-гарденс: слева колесо обозрения и проч. Но это не о том, что все стало понятным, а – вот же, как происходит жизнь – ты сейчас именно здесь. Газета Metro, толстая – она тут толстая, валяется где ни попадя – лежит перед ветровым стеклом второго этажа, сообщая: «Why Tilda Swinton feels (almost) 3,000 years old >> p. 27–28», – яично-желтым по серо-бежевому в правом верхнем тизере; свет за окнами примерно такого же цвета – желтого тоже немного есть, потому что иногда выглядывает солнце (здесь быстро, очень быстро меняется погода).

Коль скоро для меня Манчестер и этот текст схожи, то сижу и понимаю (раньше тоже понимал, но теперь осознал окончательно): вот же как происходит жизнь – сейчас ты в этом тексте, на этом месте. Будто шарик в какой-то игре, в пинболе, производит траектории при содействии выступов, стенок и силы тяжести. Затем наступает следующая ясность, уже совсем спокойная – и этот шарик зависает. Висит и формулирует недостачу, которая, возможно, и не дает ему упасть в дальнейшие колебания мыслей и прочего: тут есть отсутствие чего-то, что обычно всегда есть. Не дела, служба и т. п., все это в голове, но нет какой-то, что ли, привычной связности в окрестностях. Потому и не можешь въехать в эту историю, в город. Привык, что города чем-то связываются в целое, это что-то тут же опознается – и вот все устроилось, даже и топографически. А тут этого нет. Ну а поскольку с телом, органами чувств и мыслями все как обычно, то, значит, на свете бывает что-то еще, чего тут нет, или оно здесь другое.

Будто соли не хватает или сахара – если тупо. Но сложнее, нет какой-то связности. Локальная, по дню, есть, конечно. Нет какой-то длинной, привычной. Не поступает некое вещество, или же оно тут тобой не вырабатывается: то, которое соединяет тебя с местностью, что-то между физическим и умственным (где-то примерно там). Нет какой-то связки, сцепления. Тушка тут отдельно, она нормально, все прочее – отдельно (и этому всему тоже неплохо), но между ними нет связи. Нет щели в то пространство, в котором все это как-то связывается. Его самого никогда не видно, но из-за него остальное и ощущается будто вместе. Как-то так.

Примерно как шарики каких-то белых цветов-плодов; белый (когда-то) лист бумаги на земле, отсыревший; пластмассовая машинка, желтая, колеса красные, кабина зеленая; трава тоже может быть – если на ней капли воды сверху. Спичка, то есть длинный дым от сырой спички о коробок – ну какие теперь спички? – это о том, как помнится то, как эта связность может выглядеть. Когда-то впервые, наверное, со спичкой, ее дымом и соотнеслась. Запах коры чего-то лиственного, конечно; дым, чуть прибитый влажностью, утяжеленный, сюда. Белые шарики каких-то растений, цветов-плодов висят над темно-зеленым и черно-коричневым, а некто, smbd все это ощущает: что это за чувство? А то, что всего этого тут нет, – что это за чувство? Выемка, дырка. Она ощущается – хорошо, но дырки обычно зарастают. И еще это ловушка: когда есть желание, чтобы нечто стало быть, то оно и появится, но так: все, что попадет в дыру желания и заполнит ее, и представится его исполнением. Этим, типа, следует утешиться.

То же примерно и тут: как-то не видно смысла города (не вообще, а автору; также не утверждается, что смысл для городов обязателен). Исходная градообразующая цель была (даже каналы прорыли), затем ее не стало, и теперь город (как механизм, наверное) используется по какому-то другому назначению. Но по какому? Оно должно быть, иначе тогда был бы одноразовый город, который уже сложился бы обратно в никуда, а нет же. Например, в футбол здесь играют две команды премьер-лиги, обе козырные, обе со словом «Манчестер» в названии. Зачем им две? Университетов даже пять, но не похоже, что с целью сделать город студенческим, просто так вышло. Существует он – и ничего.

Вообще-то ощущаемое в начале (чего угодно) отсутствие смысла и цели идеально: ты настороже и тут же дернешься, едва там (в тексте или в городе) обнаружится что-либо, что может оказаться им – смыслом или хотя бы целью. Ну да, когда обживешься, тогда смыслы и цели нарастут сами: все слипнется – примешь как факт. Но пока связности нет, на ее месте дырка. Пока она не заросла, может самонастроиться и притянуть к себе смысл – не местный, не бытовой. Манчестер оказался владельцем такой дыры: отсутствия какого-то запаха, линии спектра, отчего здесь не вшиться-прижиться-пришиться к жизни. Это не от его запутанности, к этому-то моменту уже понятно, где река, как идет Оксфорд-роуд, где Портленд и где вокзалы, где какие кварталы и проч., – небольшой же город. Здесь получается ощутить, что есть пространство, в котором все как-то связывается, в котором находится связность. Понятно, связность у них тут своя, но я не знаю, что это, не выставлять же попусту слова «островная психология».

Это ж как водители знают заправки в городе, а пешеходы их и не видят, зачем им, разве что случайных сигарет купить. Нет, так: водитель их знает там, где знает, а в новом городе – не очень. Но они ему нужны, вот он и смотрит по сторонам иначе: для него местность теперь устроена именно так. Какой-то механизм начинает выискивать возможную связку, сканируя окружающее: как тут выглядит песок, как трава. Что это на краснокирпичном гладком заборе за пятно фактически изумрудного мха? Небольшое. Будто маленькое животное. Бесхвостая мышь, практически изумрудная. Связка должна быть, ею может оказаться что угодно. Когда такой поиск включился, что-то уже начинает сшиваться.

Нитка нашла какие-то края, стягивает. Края принимаются греть друг друга, четче ощущается какое-то вещество, теплое, которое хочет быть тут, но пока его нет: искомая штука где-то уже поблизости, рядом уже должна быть лунка, ямка, дыра для шарика: с щелчком, или всхлипом, или звуком «ой!» в нее, предполагая всякие мелкие мышечные движения, не доводящие до действия и даже до жеста. Потом все будет уже потом; то, что до этого, станет неважным.