Тамерлан Тадтаев - Ангел. Бесы. Рассказы

– Вот именно.

Мы немножко помолчали. Я думал о козе, привязанной к живому дереву у нас в саду. Родитель мой, после небольшого совещания с матерью, притащил ее за веревку со скотного базара в прошлое воскресенье. Он собирался прирезать ее на Новый год. Животные, наверно, понимают язык деревьев. Старая яблоня, которую отец собирался срубить, наверняка нашептала козе о том, что ее ожидает, потому что, когда я подходил к ней, чтоб потаскать за рожки, она больно бодалась. Я жалел животное, несмотря на его вражду ко мне. Но жаркое из козьего мяса я просто обожал.

– А давай не пойдем завтра в школу, – предложил Беса. – Все равно скоро каникулы. К тому же Новый год на носу. Лучше в кино махнем. В «Фидиуаге» фильм про индейцев. У меня и деньги есть. Целый червонец.

– И пива напьемся, – обрадовался я. – У меня тоже есть бабки. Покутим, как в прошлый раз.

– Вот-вот, устроим настоящий праздник и подеремся как следует. Я хочу кое с кем поквитаться.

– Это с кем же? Кого ты собрался изуродовать?

– Да соперник у меня объявился. Цветы Хатуне дарит; стихи ей посвящает. Но завтра я с этим Пушкиным такое сделаю, что при одном ее имени он будет блевать.

Беса аж подобрел в предвкушении завтрашней разборки.

– Так уж и быть, – сказал он. – В кармане у меня мандарины. Можешь взять себе пару штук, если хочешь, но конфеты не трогай. Я их одной девчонке обещал. Может, она даст мне под новогодние праздники. Ребята говорили, что она безотказная. Но в такую чушь я не верю и скажу тебе почему. Когда говорят, мол, такая-то чуть ли не сама бросается на парней, больше всех и ломается.

– А кто она? – спросил я. – Может, я ее тоже знаю.

– Ее Мадиной зовут, – сказал Беса. – Она, кажется, в шестой школе учится, из старшеклассниц. Знаешь, какая у нее грудь? – Я отрицательно покачал головой. – Как у твоей матери.

– А я заменял твоего папашу в постели, пока он прохлаждался в Москве, – сказал я. – Твоей мамочке это очень понравилось; она хочет, чтоб я стал твоим вторым папой. Я буду тебе примерным отчимом.

– Папуля, – паясничал Беса, – разреши мне этой ночью переспать с твоей мамочкой!

Я обшарил карманы друга и выгреб оттуда полную горсть шоколадных конфет. Мандарины я не тронул. Были бы апельсины – другое дело, а такого пахнущего добра с оранжевой кожурой у нас дома хоть давись. Я переложил сладости в пестрых обертках в карман своего коричневого пальто.

Радостные крики и смех чуть не оглушили меня. Оказалось, что рот мой был раскрыт, и я визжал от восторга вместе с Бесой громче остальных. Машина между тем повернула на улицу Сталина. На повороте нас ждало новое пополнение из беспризорных. Они тоже уцепились за нас. Это было уже слишком. «Шестерка» остановилась. Из нее выскочил разъяренный водитель с ружьем.

– Ткуени деда уатире! (Вашу мать!) – закричал он, прицеливаясь в нас.

– Арра мама! Рашеуби! (Нет, папа! Что ты делаешь!) – повисла на отце Хатуна.

Мы упорхнули, как стая воробьев, и рассыпались кто куда. Я бежал за смеющимся Бесой.

– Говорил тебе, что у него не все дома! – кричал тот на ходу. – А она молодец! Я люблю тебя, Хатуна!

В ту же секунду я услышал выстрелы и почувствовал страшную боль в заднице. Я упал на снег и заорал:

– Беса, вызывай скорую! Он убил меня!

– Жить будешь, это соль! – крикнул водитель, возясь с двустволкой.

Беса остановился, развернулся и бросился на продавца охотничьего магазина, вырвал у него ружье, отбросил в сторону и стал бить с такой силой, что у того трещали кости. Водитель обмяк, но в нем было килограммов сто весу, и, падая, он увлек за собой колотилу.

Хатуна сначала бегала вокруг дерущихся, умоляла остановиться, но ее никто не слушал, тогда она схватила ружье и выстрелила.

– Ай, моя жопа! – крикнул Беса. Он вскочил и со всей дури врезал девчонке, и та перелетела через капот «шестерки».

Народ сбежался к машине, возле которой валялся продавец, а Беса, держась за пердак, приковылял ко мне и попросил подвинуться. Тут же места целая улица, сказал я, отползая. Беса опустил свою задницу на красное пятно, которое я оставил, посидел на нем, как курица на яйце, потом приподнялся, выгреб из-под себя снег, слепил из него комок, откусил, протянул мне и сказал: «В этом снежке перемешалась наша кровь, лизни, и мы станем братьями». Я попробовал, но, кроме пожара в заднице, ничего не почувствовал и швырнул красный ком в водителя.

До восьмого класса я не писал сочинений, вернее, пытался, но получал за свои потуги двойки, даже за тупой диктант мне ставили три с минусом. Однако в новой школе я все-таки решил попробовать свои силы в бумаготворчестве на тему «Как я провел лето» – вдруг получится. Признаюсь, я взялся за сочинительство потому, что был влюблен в молодую учительницу по литературе Зару Захаровну и хотел привлечь ее внимание своим интеллектом и начитанностью. И что вы думаете я сделал, хитрожопый каратист? Перед уроком литературы я зашел в школьную библиотеку, набил свою папку книгами, расписался за них, явился в класс, сел на свое место и сорок пять минут не отрываясь смотрел на красавицу педагога. Прозвенел звонок, и все, кроме меня и заполнявшей журнал Зары, покинули душный кабинет. Я выждал несколько минут, встал и медленно, нехотя, побрел к выходу. Возле учительского стола я будто бы невзначай уронил на скрипучий, натертый мастикой паркет свою папку. Захаровна, вскрикнув от ужаса, подскочила, словно увидела змею. Амран, одноклассник, недавно бросил ей под ноги сумку, откуда выполз живой уж и жутко напугал ее. Но из моей-то папки выпали классики: Чехов, Толстой, Лермонтов, Анатоль Франс и Пруст. Зара, увидев книги, вскинула на меня взгляд: ты все это прочитал? Да, сказал я скромно, хотя внутренне ликовал, ибо трюк мой удался. Опустившись на колени, я стал бережно подбирать с пола книги и аккуратно, словно это были яйца, укладывать их обратно в папку, как вдруг почувствовал на своих руках ладони Зары, ее длинные волосы закрыли мне свет. Я схватил учительницу за плечи и стал целовать ее. Она не ударила меня, не оттолкнула, совсем наоборот, ответила, и – о облом! – в дверь начали стучать. Откройте, кричал Амран, я знаю, что вы там, Зара Захаровна, я вас люблю, а тебя, хитрожопый каратист, клянусь, изувечу! Деваться было некуда, пришло время показать, кто в классе король, я поднялся, чтобы достойно встретить противника.

– Дверь открыта, ты не в ту створку ломишься, – сказал я, снимая с себя синий школьный пиджак.

– Ты думаешь, я идиот? – бесновался Амран.

– Нет, ты просто дебил, – я небрежно кинул пиджак на парту и стал засучивать рукава рубашки.

– Я заперла дверь, когда ты собирал книги, – прошептала училка, – хотела заняться с тобой сексом на столе, как в твоем сочинении «Клубничное поле».