Следы на Снегу - На перепутье

– Ты чего тут? Все в порядке? – подошел Кирилл. Он всегда за меня тревожится. Не знаю, иногда мне кажется, что он считает заботу о других главной целью своей жизни. Особенно обо мне. Хотя я его понимаю – все-таки меня нельзя назвать благополучным, уравновешенным и счастливым.

– Где она нашла эти игрушки?

– На чердаке, мы с Марком откопали их еще осенью. Чудом сохранились. Отец хотел их выкинуть. Помнишь, он привез из города новые наборы? – Кирилл бережно раскрутил один из шариков.

– Кажется, да, припоминаю. Мама еще была жива, но уже болела. Это был ее последний новый год дома.

– Да, это был самый грустный праздник, – Кирилл вздохнул. Я полностью разделяю его мнение.

– Это она их сохранила. Отец заставил убрать все старые игрушки, мы их бережно упаковали, и мама велела спрятать коробку на чердаке.

– Подожди, почему я этого не помню?

– Он куда-то тебя утащил, кажется, на очередное разбирательство или собрание. Ты вернулся злой, и едва не опрокинул елку, потому что тебе не понравились новые игрушки. Но мама тебя успокоила. Она единственная могла это сделать без риска нарваться на грубость или что похуже, – Кирилл хмыкнул.

И тут я все вспомнил. Даже спустя столько лет мне стало стыдно за свое поведение.

– Кажется, я был маленьким злобным троллем. Я ведь тогда едва не испортил всем праздник просто из-за того, что был не в духе.

– Праздник и без тебя был испорчен. Ты был единственным, кто открыто выразил свое недовольство царившим вокруг лицемерием. Знаешь, я тогда был тебе даже благодарен.

Сказать, что я изумлен – не сказать ничего. Кирилл присел на диван и продолжил:

– Никто ведь не смел выступать против отца. Даже мама. Я знал, что ей хотелось провести праздник тихо, в кругу семьи, а отец собрал кучу гостей, устроил целое торжество, лишь бы похвастаться перед своими друзьями. И игрушки эти он тоже специально привез. Нас хватило только на то, чтобы тихо припрятать старые. А ты так разбушевался, что едва не перебил их. Да еще и устроил перепалку с отцом во время ужина.

– Это я помню. И следующие три дня тоже, когда безвылазно сидел в своей комнате. Наверное, они были самыми спокойными за весь год.

– О да, ты откровенно наслаждался тем, что тебя никто не дергает. И что отец с тобой не разговаривает.

– И мне это настолько понравилось, что я решил продолжать в том же духе. Пока не уехал.

Из темноты послышался смешок брата. Я тоже улыбнулся, хотя мне было грустно.

– Не хочешь вернуться к остальным? Посидел бы в кругу семьи, а то мы и так редко тебя видим. Словно ты живешь не в километре от деревни, а где-то в пяти часах пути отсюда. Лиана по тебе скучает. Да и Лидия тоже.

Я не знаю, как реагировать на такие слова. Головой понимаю, что да, надо бы заходить почаще, но не могу заставить себя это сделать. Я просто настолько привык быть один, что стало трудно сближаться с кем-то. Да и дом этот полон воспоминаниями, которые я хочу похоронить навсегда. Все в нем откликается болью. Это не вина тех, кто живет здесь, нет. Иногда кажется, что вместе с обостренным чутьем я унаследовал и излишнюю чувствительность – но только от кого? Август вроде в таком не замечен, хотя, кто его знает, мы с ним не настолько успели сблизиться. Я подозреваю, что это от мамы.

– Ну так что? Пойдем, посидим? – Кирилл поднялся, диван негодующе скрипнул.

– Нет. Я действительно устал. Хочу побыть в тишине.

– Как будто тебе не хватило тех двух месяцев, когда ты был неизвестно где, – съязвил брат, но тут же спохватился, – Извини, я не хотел тебя задеть.

– Да не извиняйся. Все в порядке. Я все равно не помню. Считай, что их как бы и не было.

– Ладно, поступай, как знаешь. Отдыхай.

Я кивнул, забыв, что в полутьме он все равно ничего не увидит. Кирилл вышел обратно в большую комнату, его силуэт на мгновение заслонил свет, падавший через дверной проем. За столом что-то оживленно обсуждали, слышался взволнованный голосок Лианы, Марк и Август говорили о чем-то своем, Лидия смеялась над шутками Дениса – он стал частью нашей семьи, недавно переехав из города в деревню; Кирилл сходу влился в общий гомон, словно и не отлучался. А я стоял в темноте и улыбался – не знаю, кому как, но я люблю наблюдать такие вещи со стороны. И при этом все равно чувствую себя частью происходящего.

Большинство людей думают, что раз я сижу где-то в углу, или прячусь в темноте, то я несчастен, и меня обязательно надо любыми способами вовлечь в разговор или вытащить куда-то на свет. Как раз это и пытался проделать Кирилл. Им невдомек, что мне вовсе не обязательно быть со всеми. Я и так прекрасно чувствую ту теплую атмосферу, которая царит за столом, и не обделен вниманием, как они думают. Мне достаточно знать, что им хорошо. Тогда и я чувствую себя комфортно.

И все-таки я устал. Рано утром мы ездили в лес, долго искали подходящее деревце – елей тут полно, но попробуй найти такую, чтобы была стройная и пушистая. Потом были хлопоты по подготовке к празднику, я выполнял разные простые поручения, подай-принеси – иное мне Лидия и не доверила бы, она знает, какой из меня кулинар.

Август в шутку ворчит, что со мной он скоро станет травоядным. Но ему нравится моя стряпня, я это чувствую. Мы оба любим простую пищу, которая не требует много времени и усилий для ее приготовления. Денис, который пока живет с нами, тоже непривередлив.

Я почти не ем мясо, что крайне странно для нашей деревни, и для меня в частности – я ведь, черт возьми, торгон, да еще и Охотник! Мои предки столетиями питались свежей дичью и рыбой и всем прочим, что и сейчас бывает в меню обычной местной семьи. Но если я действительно начну потакать своим желаниям, то и Охотник будет иметь больше шансов управлять мной, а не наоборот. Во всяком случае, мне так кажется. Может, я заблуждаюсь. И я не собираюсь давать ему такую возможность – слишком много сил и времени потрачено на его дрессировку.

Мы во многом похожи. Я и Август. Не зря окружающие нам об этом твердили. Со стороны такое действительно виднее. А вот когда ты сам начинаешь ближе знакомиться с некогда чужим человеком, то тебя ждут сюрпризы на каждом шагу. Единственное, что он во мне не принимает – это нелюбовь к охоте. Нет, стрелять я умею, и вполне прилично – уроки Айзека не прошли даром. У нас так принято – чтобы мальчики лет с девяти учились обращаться с ружьем. Исполнилось двенадцать? Вот тебе первый ствол. Бери, ходи на охоту с отцом, перенимай опыт. Я знаю, что для городских жителей это звучит дико, но для нас – в порядке вещей. Ребенок должен уметь выживать в тайге, добывать пищу, защищаться. Причем многие за неимением сыновей передают свои знания девочкам.

В общем, я не был исключением, и Айзек стал брать меня с собой, едва мне исполнилось восемь. Рановато, конечно, я тогда был совсем маленьким, и трудно было таскать на себе тяжеленную воздушку, которая больно била по спине. Но со временем я стал метким стрелком, не хуже самого Айзека. Ему нравилось, когда мы выбирались большой компанией – с его друзьями и их детьми, и он получал отличную возможность сыграть роль гордого отца, когда я одну за другой снимал все мишени, без осечек и промахов. Да и добыча у нас оказывалась в разы больше, чем у остальных.