Арсений Писаренко - Агарский мыс

– Как, совсем ничего не снится?

– Совсем.

– И давно?

Я вспомнил свой последний поход в лес и сказал:

– В сентябре будет год…

– Может, ты просто не запоминаешь свои сновидения? Мне каждую ночь сниться много всякой всячины, но к завтраку спроси меня – и я не смогу описать ни одного из своих снов.

– Нет. Мне ничего не сниться. Я вечером ложусь в постель, закрываю глаза и засыпаю. А просыпаюсь с чувством, будто закрыл глаза всего на секунду.

– Твой папа говорил мне, что ты неважно себя чувствуешь в последнее время. Смена обстановки, морской воздух пойдут тебе на пользу.

Я чувствовал себя отлично, но подвергать отцовские слова сомнениям не стал.

Летнее солнце заливало светом весь кабинет, и едва видимые редкие пылинки блестели в его лучах, паря в воздухе. За окном, сквозь ветви тополя, открывался вид на море. Кто-то невидимый играл солнечным зайчиком то на стене, то на поверхности стола, то на лысине Евгения Борисовича.

– Единственная проблема – в номер можно заселиться только по путевке. Но у меня есть для тебя отличное предложение. Возле хозворот пустует старый дом, если ты не возражаешь – поселим тебя там.

– Это было бы замечательно, буду сам себе хозяин.

– Вот и отлично!

Евгений Борисович поднял трубку телефона внутренней связи:

– Позови Костю, пожалуйста – и, повернувшись ко мне, добавил – я дам тебе помощника, чтобы вынести оттуда все лишнее. Потом пришлю, чтоб убрались. Ты не возражаешь начать отпуск с небольшой трудотерапии?

– Никаких проблем! Это небольшая плата за отдых у моря, большое спасибо.

Евгений Борисович рекомендовал мне Костю как хорошего парня, и посоветовал в случае чего обращаться к нему по любым вопросам. Кроме этого, чересчур разговорившись, он сообщим мне некоторые сведения о его прошлом, без которых я мог бы вполне обойтись.

В кабинет вошел Костя. Ростом он был выше меня, его детское лицо загорело, а волосы ёжиком отросли так, что голова походила на выгоревший одуванчик, готовый распрощаться со своим пухом. На нем была синяя футболка с Гомером Симпсоном, хотя он скорее был похож на Барта. Я невольно представил, как он натягивает волейбольную сетку на пляже и учит девочек правильно подавать мяч.

– Доброе утро, вы просили зайти? – Костя пожал руку Евгению Борисовичу, потом мне.

– Привет! Проведи, пожалуйста, нашего гостя к дому у ворот и помоги ему навести там порядок. Заодно покажешь здесь все. Возьми вот – мне протянули брелок с ключами.

– Спасибо.

– Не за что. Папе привет передавай. Как освоишься тут, заходи в гости, детальнее обсудим твое пребывание в «Агарском мысе» – Евгений Борисович подмигнул мне, и мы покинули кабинет.

Со слов Евгения Борисовича, Детство Кости ничем не отличались от детства любого другого ребёнка: велосипед, сбитые коленки, домашние задания, занятия танцами, пение в хоре, футбол.

В девятом классе перед дискотекой Костя, как любой нормальный человек, первый раз напился так, что блевал всю ночь. С тех пор к спиртному он относился прохладно и искренне не понимал, какое можно получать от него удовольствие. После школы Костя поступил в университет. Особого усердия не проявлял, пары косил умеренно, сессию сдавал сам. Жил он в общежитии, где и приключилась с ним пара интереснейших (по мнению Евгения Борисовича, а как по мне так довольно жутких) историй.

Его соседом по комнате был Гоша. Гоша, в отличие от Кости, напился первый раз в восьмом классе. С тех пор Гоша к спиртному относился с теплотой и искренне не понимал, как можно проводить досуг трезвым.

Все было бы ничего, но Гоша постоянно тащил всех к ним в комнату. Его любимым развлечением было посреди веселья выпрыгивать в окно, возвращаясь через некоторое время с добавкой спиртного и сигарет. Жили они на втором этаже, прямо над козырьком черного хода, поэтому для такого трюка не надо было иметь особого акробатического таланта. Гоша повторял это с завидным постоянством, хоть особого впечатления это ни на кого и не производило.

Костя мирно спал, когда в дверь очередной раз начали ломиться пьяные гости. Ему это порядком надоело, поэтому он сказал своему соседу, чтобы тот шел догоняться в любое другое место. Гоша с компанией недолго спорили с закрытой дверью и удалились восвояси.

«Любым другим» местом оказалась такая же точно комната на пятом этаже, где в порыве безудержного веселья Гоша решил сходить в окно за пивком. Итог для Гоши – инвалидность в дополнение к алкоголизму, для Кости – неоправданное чувство вины и пустая соседская койка.

Примерно через год после бенефиса Гоши, Костя сдал летнюю сессию и напился второй раз в своей жизни. Причем в лучших традициях своего бывшего соседа – попоище закончилось в его комнате. Утром оказалось, что кроме горы окурков, грязной посуды и пустых бутылок в комнате было кое-что ещё. На кровати его нового соседа, так некстати уехавшего домой на выходные, лежал труп девушки.

У Кости началась паника, он абсолютно не помнил событий прошедшей ночи. В итоге его мозг выдал потрясающее по своей глупости решение – избавиться от трупа. Никто девочку утром не искал. Значит, никто и не знает где она осталась на ночь, решил Костя. Под кроватью лежал дорожный чемодан, с колесиками и выдвижной ручкой. Девочка была небольшого роста и влезла в него идеально. Выбросив чемодан на свалку за пару километров от общаги, Костя уехал к родителям.

На следующий день за Костей приехали менты и увезли в городское отделение милиции. Как оказалось, о том, что девочка осталась ночевать в его комнате, известно было всем. Не искали её потому, что искать было некому – на следующее утро все разъехались на летние каникулы, а кто не уехал – ушли с самого утра похмеляться на берег озера.

Его держали в отделении милиции три дня. Экспертиза показала, что смерть наступила под утро вследствие оторвавшегося тромба, примерно за час до того, как тело впихнули в чемодан. Следов насильственной смерти на теле не обнаружили. Следственно, вины Кости в смерти девушки никакой нет. Во всяком случае, с точки зрения уголовного права. Как ни хотели опера улучшить себе показатель раскрытых убийств, здравый рассудок и определённая денежная сумма победили тягу к статистике и его отпустили.

Отец умершей после этого просил Костю объяснить, зачем было совать труп в чемодан, почему нельзя было вызвать скорую и т. д. Тот же вопрос задавали ему и в милиции, и его родители. Объяснить свои действия Костя никому, включая и себя, так и не смог.