Андрей Никитин - Скептик

Всё это было недавно. Дмитрию казалось, что прошло всего несколько месяцев, хоть прошло уже два года. За это время он доверился собаке, словно прожил с ней всю жизнь. И вот, теперь уже взрослый пёс тащит Дмитрия по улицам, обнюхивая испражнения сородичей. Майор Суриков посмотрел в ясное пустое небо, которое наполовину почернело, и подумал, что для собак в плохую погоду не все привычки одинаково полезны. Он улыбнулся, глядя на пса, затем посмотрел на часы, и, дёрнув поводок, отправился в обратную сторону. Как полицейский он всегда был готов к трагедиям, понимал, что смерть реальна, её не избежать и его профессия обязывает не отворачиваться от трупа. Нервы покрепче, желудок тоже, хорошая реакция, и всё без проблем. Но то, что произошло этим летом, заставило его измениться.

В баре на одной из крайних улиц города играла музыка. Ветер разносил тихий джазовый ритм вдоль пустой дороги и колышущихся деревьев. Григорий Скрипач одиноко сидел за барной стойкой и держал в руке наполовину выпитый бокал пива. Круглые лампочки размером с мандарин встроенные в потолок, освещали небольшое помещение, отдалённо напоминавшее разделённый на несколько частей зал для выступлений. Было ярко и тепло, пахло пивом и сигаретами. Немногочисленные круглые столики, кроме двух, были пусты. Стол у окна занимала молодая пара. Парень что-то втолковывал девушке, оживлённо жестикулируя. Было видно, что он зол. Другой стол был занят четырьмя ребятами, один из которых с закрытыми глазами откинулся на обшитую дерматином спинку стула, его приятель держал рюмку в руке и готовился осушить одним глотком, ожидая волну горечи. Двое остальных беседовали, прислонившись лбами. Беседа больше походила на разборки в стиле американских вестернов. На столе стояли две пустые бутылки водки.

Такие компании в наше время собирались забить козла, не более, – думал Скрипач.

Мысль пронеслась у старика в голове и тут же исчезла, утонув в потоке влившегося прохладного пива. Он поставил стакан и устремил ясные, но слабеющие глаза на звук шаров. В дальнем углу бара играла компания, заняв оба бильярдных стола. Сквозь сигаретный туман старик видел парня в красной майке, который прицеливался кончиком кия в шар, приняв позу спринтерского бегуна перед стартом. Рядом с ним с сигаретой в зубах, мелом натирал кий его приятель.

– Ну как, папаша? – спросил молодой бармен старика. Скрипач был уверен, что этой фразой бармен хотел выпроводить его на улицу, но старался сделать это красиво, как и подобает хорошему служащему.

– Как всё стало грубо, – ответил Григорий и обвёл глазами бар, – кругом ощущается напряжение, тяжесть. Всё решается напором слов и силой.

– Сейчас такое время.

Бармен опёрся о стойку локтем и что-то смотрел в мобильном телефоне. Девушка, терпевшая парня, вскочила из-за столика и пошла к выходу, по пути надевая на плечо сумочку. Её волосы болтались на ветру, спадая на плечи кучерявыми завитушками. Парень пошёл за ней, пытаясь догнать её до того как она покинет пределы бара, но девушка уже выходила, открывая дверь. Старик повернулся к бокалу, выпил всё до капли, поставил его на стойку, оставив на внутренней стороне немного пены, которая стекала по стеклу. Старик негромко рыгнул и встал. Перед тем как выйти из бара он оглянулся на молодого бармена, покачал головой и сказал:

– Люди стали злыми, парень. И жизнь стала злой.

Бармен ничего не ответил, лишь кивнул, стараясь показать расположение к постоянному клиенту. Григорий вышел на прохладный воздух. Он сразу ощутил, как было душно в баре. На лампе фонарного столба, через дорогу, собиралась мошкара. Григорий закурил и поплёлся домой, шепча под нос слова мелодии своей молодости. Неожиданно он ощутил, что за ним кто-то следит. Неприятный холодок пробежал по спине. Он оглянулся, но никого не было, лишь парень с девушкой удалялись в обнимку вдоль пустой улицы.

– Гриша, это началось снова! – послышался голос.

От неожиданности Григорий едва не выронил сигарету. Он огляделся, но заранее знал, что голос исходит не от живого человека. Это был голос покойного брата, преследовавший его долгое время.

– Этого не может быть! – сказал Григорий пустой улице, – всё сгорело при пожаре! Два года назад в моём доме всё сгорело.

Григорий огляделся, чтоб не выглядеть глупо, но улица была пуста. Слева виднелись чёрные пики елей, высаженных вдоль трассы, напоминавших высокий забор. Вдоль улицы стояли фонари. Григорий ощутил себя одиноко. Голос больше не повторился. Старик медленно пошёл домой, но на душе у него было неспокойно. Воспоминания детства терзали и рвали его, как испорченная швейная машинка тонкую ткань.

В тот же вечер к дому на улице Берёзовой 35 подъехал КамАЗ. Он скрипнул тормозами, издал звук духового инструмента при остановке. Из пассажирской двери вышел молодой человек, поставил портфель на пол, достал небольшой пакет, после чего, поблагодарив водителя, отправился через дорогу. Водитель, Капелюх Иван Николаевич, вылез из КамАЗа, спрыгнув на землю, отчего чуть не выронил изо рта сигарету. Кости его не хрустнули лишь потому, что он постоянно был в движении и не любил сидеть без дела. Лицо сжалось от обильных морщин. Сплюнув под вишню, он пошёл к дому, через открытые ворота.

– Ну как? – спросила жена, – нормально?

Иван кивнул, снимая сапоги. В комнате было тепло и уютно. Довольное лицо Ивана выделялось в полумраке. Они с женой жили вместе более двадцати пяти лет, и одной улыбкой он мог сказать ей, что делать дальше.

– Два мешка, – сказал он и лукаво улыбнулся, с детской надеждой ожидая похвалы.

– Как же ты вынес? Это же не жменя. Охрана хорошая?

– Да, – сказал он и положил кепку на стол, горделиво поглядывая, как Надя крутится у плиты, – надо уметь.

Он помыл руки в миске с водой, довольный тем, что удивил супругу, затем сел за стол.

– Давай мне, подкрепиться что ли, – он сделал заметную паузу, во время корой почесал подбородок, – и запить что-то.

Нина улыбнулась, поставила на стол дымящуюся кастрюльку картошки в шкурках.

– Вина наберёшь? – спросил он. По тону это больше напоминало утверждение. Нина не ответила, поставила на стол две сосиски и продолжила чистить лук для завтрашнего борща.

– Значит, нет? – удивлённо спросил он, затем встал и вышел из дому. От лёгкости не осталось и следа. Вернулся он через десять минут с пластиковой бутылкой бордовой жидкости, сел за стол, поставил бутылку рядом, молчанием показывая право на выпивку. Осадок со дна бутылки немного приподнялся, как речной ил, и развеялся по всему объёму. Иван налил немного в стакан.

– Ну, за удачный урожай, – сказал он и осушил стакан до дна. Лицо снова сделалось добрым, отчасти потому, что жена не возражала. Он закусил сосиской и начал чистить картошку.