Вера Заведеева - Колокольчики мертвеца

– У нас потери есть? – оглядывал Алексей свое войско, морщась от боли: здорово долбанула его копытом лошадь, бившаяся в агонии.

– Есть, – расступились бойцы.

Среди погибших увидел Алексей своего закадычного дружка Сашку, скрючившегося под хвойным «покрывалом». Полкового «Васю Теркина», за всю войну не получившего даже царапины. Наступление пережил, а тут…

Докладывая командиру о проведенной операции, Алексей невольно морщился, боясь наступить на пострадавшую от лошадиного копыта ногу, с усмешкой вспоминая далекое школьное: «И примешь ты смерть от коня своего». Ну прямо про него. Командир, конечно, заметил. Пришлось сознаться.

– Ничего, мы тебе пока поручим «легкое» задание – будешь комендантом Станислава, которому не дают покоя оуновцы, терзая израненный городок. Они решили во что бы то ни стало исправить «оплошность» немцев, не успевших уничтожить маслозавод, и сжечь все вокруг вместе со своими земляками.

Двадцатилетний лейтенант, назначенный комендантом Станислава, понял сразу: если бандиты взорвут завод, от городка ничего не останется, погибнут люди, едва успевшие вздохнуть после трехлетней немецкой оккупации. С кучкой бойцов он каждую ночь готовился к бою. И все же «лесные братья» застали их врасплох: как с неба свалились. Скорее всего, местные. Знают каждый камень, каждую щель. Днем они – неприметные жители, выходящие на расчистку завалов с лопатами, а ночью – рыскающие с оружием в руках враги. Как их тут выловишь?

Бились отчаянно. Комендант знал: помощи ждать неоткуда. Их воинская часть вторые сутки отражала натиск крупной банды на дальней окраине. Связи не было. И отступать некуда. Свист пуль, треск винтовок и немецких «шмайсеров» в кромешной тьме украинской ночи сливались в единое соло. Резко дернуло плечо, по руке потянулась липкая струйка. «Хорошо, что не правая… – мелькнула мысль, – плохо, что патроны на исходе…».

– Бей их, ребята! – отчаянно крикнул лейтенант, рванувшись из-за укрытия.

Завязалась рукопашная – в ход пошли штыковые лопатки. Вдруг сноп яркого света заметался по заводскому двору, ослепив на миг воюющих. «Свои! Успели! – выдохнул лейтенант. И в тот же миг неведомая сила сбила его с ног. «Подстрелили, сволочи…», – мелькнула досадная мысль и угасла.

В госпитале он узнал, что его представили к награде. За то, что выстояли, не дали погубить город и превратить всю округу в выжженную пустыню. И за личное мужество. Молодость не подвела лейтенанта: его подштопали, подлечили-откормили – и вперед! Победа уже близка – «Еще немного, еще чуть-чуть, последний бой – он трудный самый…», как будут потом вспоминать эту страшную мировую бойню. А пока лейтенант, поблескивая новеньким орденом, продолжал бить фашистов уже в Европе, отделываясь легкими ранениями, и верил, что своей крови он уже пролил достаточно и его не убьют. Ну не могут его теперь убить! Не должны! У него – вся жизнь впереди!

Шальная пуля догнала его на исходе боя. Коварная разрывная. Его быстро доставили в госпиталь – это и спасло, да еще умные руки молодого бесстрашного хирурга, будущего светила отечественной медицины.

Опять госпиталь. Но все же жив остался. Алексей целыми днями лежал, отвернувшись к стене, и молчал. Соседи старались ему не докучать. Ночами скрипел зубами от боли в раненой ноге. Спал почти сидя, опустив это огненное бревно на пол. Так было легче, но палатный врач грозил привязать его к кровати: опускать ногу вниз было смерти подобно. Начальник отделения, ежедневно осматривая рану, сердито сопел и однажды утром решительно заявил:

– Придется отнять. Чуть ниже паха. Готовьте его к операции, – бросил он медсестре, не глядя на онемевшего Алексея.

– Не дам!!

– Ну и дурак! – разозлился врач. – Сдохнешь! Антонов огонь никого не щадит!

Ночью Алексей не спал. Нога – как в кипятке. И не поймешь, что сильнее мучило – боль в ноге или в истерзанной душе: куда он безногий? Кому нужен? Рядом на койке тихо постанывал майор – ночью раненых особенно донимали боли.

– Слышь, парень, – тихонько окликнул он Алексея. – Ты раньше времени не паникуй. Тут есть один хирург, молоденький, правда. Так вот он не одного бедолагу от ампутации спас. Операции делает как-то по-новому, у фашистского хирурга пленного научился. А начальству это поперек авторитета. Вот они его и затирают. Проще – отрезал и все. А человеку всю оставшуюся жизнь майся. И вот еще что. Мне-то уже не выкарабкаться, я знаю точно. Забери мой браунинг, именной. Может, выживешь, семье моей передашь в память обо мне. Больше ничего на этой войне не нажил, кроме смертельного ранения, – горько усмехнулся он. – А ты живи, такой молодой…

Утром Алексей, прихватив соседский костыль, отправился в ординаторскую.

– Ты куда это? Испугался операции? – грозно сдвинул лохматые брови начальник отделения. – Ты же мужик! Да еще разведчик!

– Раздумал я, товарищ военврач. Решил умирать двуногим, чтобы на том свете способнее было за девками бегать.

– Вон отсюда! – завопил побагровевший доктор. – Выпишу немедленно! Подыхай под забором! Я и сам на такого наглеца время тратить не буду!

В ординаторской повисла нехорошая тишина. Все понимали, что добром это не кончится. Молодой хирург, похожий больше на вечно голодного студента, чем на опытного врача, разрядил гнетущую атмосферу:

– Я его прооперирую, – твердо заявил он. Уговорю.

– Черт с вами со всеми… Экспериментируйте, набивайте шишки… вам же и отвечать придется. А с меня довольно этого упертого идиота. Меня другие раненые ждут. «Пусть молокосос на этом упрямце себе шею свернет – вышвырнут из армии или вообще отправят в лагерь по 58-й за его “немецкие опыты”».

«Молокосос» ногу спас, хотя до полного ее заживления было далеко. Месяц спустя Алексей предстал перед комиссией. Костылик предусмотрительно оставил за дверью.

– Как вы себя чувствуете, лейтенант?

Алексей бодрился, стараясь не очень опираться на раненую ногу и обещая долечиться в медсанбате. На передовой. «Ваньки-взводные» в дивизии ой как нужны. Но доктора решили, что там и без него, хромого, справятся – война-то к концу идет. Дело ему и здесь найдется. Весьма ответственное.

– Вы же комсомолец, разведчик, геройский парень, – вкрадчиво произнес капитан в синей фуражке, сидевший в сторонке. – Должны понимать ситуацию в Прикарпатье… К тому же у вас профильное образование. Вас рекомендуют направить в небольшой хутор под Станиславом – знакомое вам место. Поработать учителем, пока все там более-менее успокоится. Детей учить надо, оторвать их от проклятой бандеровщины, чтобы они стали настоящими советскими людьми, а не бандитами.

Такого поворота Алексей никак не ожидал, уже мысленно догоняя свою часть. Какое у него «профильное» образование? Всего два курса педагогического техникума – и после сессии всей группой в военкомат. Но оказалось, что сейчас не это главное. Его задача – не столько учебная, сколько политическая. Школу нужно открыть при любых условиях. А условия там… три года фашисты и бандеровцы народ терзали, запугали вконец. О советской власти чушь всякую несли, и забитые крестьяне верили. Но детей-то, пока не поздно, надо вызволять из оуновского плена, не дать их одурманить национализмом, да и их родителей тоже. И ему придется учить ребят родной речи, истории, географии, арифметике и русскому, пока его не сменят опытные преподаватели.