Лариса Шевченко - Любовь моя

– Даже умные мужчины, в силу своей прямолинейности и недостаточности знаний психологии, часто не видят на своем пути подводных камней, потому-то Господь и создал женщин им в помощь. И если они не принимают совместных решений, то получается то, что получается… – грустно изрекла Жанна.

Лена задумалась над словами Инны. «Ради чего жили их мужья? Что было для них главным в жизни? Один посвятил жизнь маме, двое других – водке. Пытались делать карьеру. Но все шестеро утверждались через женщин или прятались от жизни за их спинами. Любая инициатива в их семьях обычно исходила от жен. Были бесструктурными, жили бессистемно, бестолково и безрадостно?

Для всеми обожаемого Антона с его колоссальной эрудицией и исключительной одаренностью приоритетной была наука и карьера, а для мужей Аллы и Ирины Садовой – семья на первом месте. Для нее они выкладывались, во имя нее совершали самое лучшее в своей жизни. Кто из них более счастливый? Чье счастье больше, глубже и богаче?»

Мысли Лены ушли далеко от литературы и всяческих перипетий с нею связанных. Чего Инна и добивалась. Ей не нравилось, что в ее беседу с Леной встроились незваные гости.

…«Ирина Садовая. У нее не было своих детей, но они с мужем воспитали троих приемных. Ирина высокая, очень высокая, но даже будучи в гордом статусе бабушки пятерых внуков – стройная и красивая. Как она говорила о своем муже? «Он у меня мужчина – золото самой высокой пробы. Я не знаю, что и где у меня в доме включается. Всё он делает. А если что сам не сможет – организует… У меня была жуткая экзема. Моя мама даже смотреть на раны не могла, так он сам делал мне перевязки. Вылечил своей любовью и заботой… И дети у нас прекрасные, домовитые, все в отца», – с удовольствием вспомнила Лена.

Спустя некоторое время она смежила веки и подумала: «Наконец-то долгожданная благословенная передышка! Надолго ли?»

Аня с Жанной продолжили выяснять роли представителей обоих полов в семейной ячейке, что не способствовало их засыпанию. И Лена опять подумала об Инне: «Отказываясь от писательства, она напомнила мне о плохом состоянии своего здоровья. Но я сделала вид, что не поняла намека, и не стала журить ее за малодушие. Чтобы отвлечь Инну от грустных мыслей, я немного отдохну с закрытыми глазами и заведу разговор, наводящий ее на уже ранее затронутую тему. Похоже, она ей интересна».

– Так вот, ты спрашивала о Рите. Она пишет широко и объемно. У нее трудолюбие, помноженное на талант и тщеславие, в хорошем смысле этого слова. Понимаешь, мне кажется, что ее герои жестче, колоритнее и четче задают определенный тон произведению.

– Потому что она подсаливает действие крупной солью драмы? – спросила Инна.

– Нет. Внешние монологи ее героев просты и бесхитростны, зато внутренние сложны и подчас поэтичны. Но главное в ее книгах – непосредственность и предельная искренность чувств.

– Это я понимаю. Истинность чувств передается читателю при условии искренности автора, – неожиданно быстро согласилась Инна, любительница спорить и противоречить.

– Для детей она пишет короткие, внятные, без истерик, умные рассказы. В них трогательное и нежное отношение к личному пространству героев и живое дыхание детства. Читаешь, и хочется продлить очарование этих грустно-сердечных, задушевно-интимных минут. Чувствуешь, что ее герои живут рядом, они будто рассыпаны вокруг нас. Уникальный талант! Волшебница детской прозы. Да и в самой Рите столько всего от ребенка! Не глупого, нет! – прекрасного!

– Ты права. И сюжеты проще простого, и события преподносит незамысловато.

– Волшебство ее текстов состоит в том, что при всей их безыскусности, они трогают душу. Знаешь, иногда будничные картины бед впечатляют читателей больше, чем драматическое преподнесение горьких событий. Поэтика и чувства в нужных словах, а не в сюжете, – объяснила Лена. – Как-то Рита делилась со мной: «Недавно прочитала сборник сказок для детей и долго находилась под влиянием собственной растерянности. Для кого они написаны? Если для маленьких детей, то почему они такие длинные и заумные? Ребенку такую информацию не переварить. Если они для младших школьников, то стоит задуматься над разнообразием форм и сюжетов, чтобы они не повторяли уже известные сказки. Для старшеклассников? А нужны ли они им? Совершенно размыты возрастные границы! У меня создалось впечатление, что некоторые вещи писались для себя: вот, мол, как я умно и замысловато умею выражать свои мысли!»

А я ответила ей, чуть смущаясь, что, может, во мне была некоторая инфантильность, но я до десятого класса любила слушать сказки. Содержание не волновало, завораживала и буквально гипнотизировала гармоничная мелодика текстов. У меня было удивительное ощущения звучания каждого слога. Я не могла добровольно оторваться от радиоприемника. До сих пор помню те ощущения. Какие удивительно четкие слуховые и зрительные картины детства через столько лет!

– Взрослые тоже любят сказки. Вспомни волшебный язык «Трех толстяков», – напомнила Аня.

– Я сейчас себя совсем маленькой вспомнила. В полтора года мне не удавалось вслух облечь в слова свои мысли, но они у меня были. Я сердилась на непонимание родителей. Потом научилась разговаривать, но подробно и ярко не могла выражать свои сложные чувства, не получалось у меня донести их даже до бабушки. Ребенок говорит просто, но он много глубже, чем подчас считают взрослые, – вздохнула Инна.

– Мы с тобой до сих пор слишком чувствительны и слишком эмоциональны, но проявляются эти чувства у нас по-разному, – улыбнулась Лена, – ты пороховыми вспышками в разговорах, я – в книгах.

Инна, одобряя слова подруги, энергично закивала.

– Рита знает, что для современных детей является предметом обсуждения, что им подходит, что их притягивает или отталкивает. На меня особенным образом действуют в ее описаниях подробности, – продолжила Лена оценивать творчество сокурсницы и коллеги по писательскому цеху.

– Мне кажется, дети хорошо различают детали. Они им «соразмерны». Мужчины чаще всего мелочей не замечают, но совсем по другой причине. Просто женщины ближе к детям, – высказала свое мнение Инна.

– Я говорю о деталях, которые являются строительным материалом произведения, – уточнила Лена. – У Риты короткие рассказы, насыщенные мощными смыслами. В них есть момент притчи, а притчевости присущ символизм, который, ты же знаешь, часто имеет сакральный смысл.

– Наслышана. Если хорошо поискать, во всех наших действиях можно отыскать символику. Рита апеллирует к деталям, потому что «капризный дьявол» заключен именно в них. Каждый писатель запоминает то, что ему интересно: один – кто, в чем одет, другой отмечает в памяти поведение человека в кризисных ситуациях. Кто-то реагирует на интонацию, кто-то на слово. И помнят они это так, будто это происходило не десять лет назад, а буквально вчера. Поэтому даже тексты на оду тему у них получаются разные.