Лариса Шевченко - Любовь моя

– Мне кажется суметь предельно искренне, абсолютно естественно и интересно написать о великой любви двух обыкновенных людей – и есть самое трудное для писателя.

– Для тебя, – слегка ущипнула ее Инна.

– Уволь, это не ко мне.

– Теперь и в фильмах про любовь только богатых людей показывают, потому что про обыкновенных и бедных не получается создать увлекательный сюжет. Их жизнь монотонна и неинтересна. К тому же в кино выполняется принцип: снимаешь о простых людях, делай это не изощренно». А это скучно. Бедные смотрят современные сериалы и думают: «Нам бы ваши заботы», – вздохнула Жанна. – Там же у них все только вокруг денег крутится. «Одна, но пламенная страсть».

– Перечитай пьесы великих писателей древности или нашего Островского, может, успокоишься и развлечешься, – посоветовала ей Аня.

– Они про пейджеры и мобильники? – пошутила Инна.

– Глупо, но мило. И как тебе в голову пришла такая «неожиданная» мысль? – Жанна посмотрела на Инну долгим, пристальным и спокойным взглядом. И ей впервые со времени их встречи пришла догадка, что она и ее может за что-то недолюбливать.

– Умные и глупые мысли приходят в голову одинаково неожиданно, – беззаботно рассмеялась Инна.

«Мне не всегда доходит подтекст их разговоров. Я только-только начинаю вникать и осваиваться. И все потому, что мало знаю об их жизни», – предположила Аня, недоуменно поглядывая на подруг.

– Не понимаешь ты шуток, Анюта. А они ведь жизнь украшают, – снова включилась в разговор Инна.

– Все зависит от того кто и под каким соусом их преподносит, – обидчиво огрызнулась «обвиняемая». – Я понимаю юмор, но не умею его воспроизводить так, чтобы было смешно. Не всем дано.

– Любишь потреблять? Не заметила, – покривила губы Инна.

Аню всегда выводили из себя открытые уверения в ее неспособности легко смотреть на жизненные проблемы. Она понимала, что в основном люди правы, но ей не хотелось этого признавать. И пресечь разговоры о себе не умела. «Я сама себя не устраиваю и всю жизнь воюю со своими патологическими недостатками, – оправдывала она себя. – Наивность не самооценочна только у маленьких детей. Они не понимают своей доверчивости, а у меня на первом месте доброта и жалостливость, вот и влипаю в истории.

На днях встретила дочку своей бывшей сослуживицы. Разговорились, конечно. Я об ее успехах спросила. Потом вспомнили общих с ее мамой знакомых. И вдруг она мне говорит: «А вы знаете, Иван Александрович умер. Ему только сорок пять лет было». Я разохалась, мол, какой хороший человек! Но когда мы разошлись в разные стороны, подумала: «А далеко ли яблочко от яблоньки упало? Ее мать-сплетница разные гадкие «фокусы» на мне много раз апробировала». Позвонила я Ивану Александровичу – он мой бывший ученик, – и мы с ним очень мило побеседовали.

На чем эта гадкая женщина хотела сыграть? На том, что я сама не делаю пакостей и от других не жду? Думала, что я, сочувствуя семье «почившего», не проверив информацию, дальше понесу горькую весть и окажусь в неприятной ситуации? А ведь по возрасту она мне в дочери годится. Ничем я не заслужила такого к себе отношения, даже напротив, когда она была маленькой, делала ей и ее классу приятное: снимала все их школьные события и пачками бесплатно раздавала детям фотографии. Да вот поди ж ты… обидела меня. А за что? Ей нравится делать людям неприятности? Она считает себя умнее?» – Аня горько вздохнула. Ей вспомнилась шутка из мультфильма: «Мелкую пакость не придумывают, при взгляде на ближнего она приходит в голову сама по себе». Но на этот раз она ее не рассмешила.

– А ведь и правда, я часто не понимаю юмора. Недавно по телевизору расхваливали одного знаменитого артиста, взахлеб приводили примеры его великолепных шуток. Этот человек страдал бессонницей и развлекался тем, что посреди ночи многократно через каждые пять минут будил своих знакомых, измененным голосом сообщая им, который час, чем доводил до бешенства, до изнеможения и истерик. Я была потрясена его «чувством юмора». Хоть убейте, не понимаю я и людей, на всю страну восторгающихся столь непорядочным поведением своего коллеги. – Аня нервно разлохматила себе волосы на затылке.

– Тут какая-то каверза, – неуверенно пробормотала Жанна. – А со мной «вживую» недавно произошел «препотешный» случай. Пришла я в гости к подруге, а ее сын и муж вслух читают «Домоводство» советского года издания и до слез хохочут, ну просто катаются по дивану от смеха. Не вытерпели мы с подругой, подошли к ним. Я уж дословно всего не помню, но суть услышанного состояла в том, что автор советовал к приходу с работы усталого мужа умыть и нарядить детей, красиво сервировать стол и ничем не беспокоить благоверного, пока он ни поест и ни отдохнет с газетой в руках.

«В каком веке живет этот автор? На какой планете? И это он советует нам, работающим женщинам? – удивилась и возмутилась моя подруга. – Это насмешка или злой умысел?»

Следующий совет был еще интересней. Что-то типа того, что жена должна быть благожелательной, когда муж подает ей гвозди или придерживает лестницу, пока она приколачивает к стене картину. И это написано всерьез, не в разделе «юмор». Автор всё с ног на голову перевернул. «А рожать мужу вместо жены он не советует попробовать?» – грустно воскликнули мы с подругой в один голос.

А дальше предлагалось еще более «смешное». «После совершения интимного акта с женой, вы должны позволить ей пойти в ванную, но следовать за ней не нужно, дайте ей побыть одной. Возможно, она захочет поплакать», – с искренним сочувствием пишет автор. «Почему женщина плачет после секса? Не удовлетворена? Муж вовремя не… остановился? И что смешного в том, что он, извините за выражение… козел?» – подумалось мне.

Мы долго стояли и смотрели на двух от души хохочущих мужчин в возрасте двадцати пяти и пятидесяти лет и пытались понять, что же их так рассмешило? «Да, конечно, смешно… и неприятно, что эти «шедевры» издавалась миллионными тиражами и попадала в каждый дом! За чью-то глупость приходилось платить… Смешно… и обидно то, что подобные перлы преподносились как нечто умное и полезное. «Гениальный» автор! Женщина такое не написала бы. А куда смотрел редактор? Мужская солидарность? Над этими строками надо плакать, а не смеяться», – недоумевала я вслух.

«Так ведь не им горько, нам… Мужчины, читая, не углубляются в суть, скользят по поверхности, да еще в восторг приходят от самих себя? У них же есть чувство юмора!.. Какие же мы все-таки разные», – грустно усмехнулась моя подруга и побежала на кухню спасать котлеты. А мне от ее спича сделалось грустно-грустно… Что было, то было. От себя не скроешь, из памяти не вычеркнешь, – вздохнула Жанна.