Лариса Шевченко - Реквием

– Отвлекись, Елена. Обрати внимание, старушка втиснула себя в джинсы, увешалась косметическими цацками и думает, что этот эффектный молодёжный прикид придаёт ей особый шарм. И ещё говорит о своём прирождённом вкусе! Как бы она ни декорировалась причёсками и бижутерией – между прочим, привилегией девчонок, а не дам, – она моложе не становится. Воображает – по её собственному признанию, – что все просто тащатся от неё. Распирает её от гордости. Подумаешь, фифа какая! От моих «комплиментов» её спасает свойственный ей вульгарный напор тигрицы. Не хочу с ней связываться. Она который уж год обмирает по шефу. Поговаривают даже, что он дескать… что она из ревности… что они… диву даюсь… Эти события полностью убедили меня в том… – Чтобы не рассмеяться, Инна прикрыла ладонью рот. – …Она тем самым цинично обнажила их личные взаимоотношения. Он задел её старые сердечные раны…

Эта тирада была последней каплей, переполнившей чашу терпения Елены Георгиевны. Она, понизив голос до конфиденциального шёпота, резко остановила несносную подругу.

– Прекрати! Достала! С фонарём стояла? Отдаёшь отчет своим словам? Это же грубое вторжение в личную жизнь! Тебя послушать, так создаётся впечатление, что рядом нет ни одного порядочного человека. Сплетни о частной жизни сотрудников меня не интересуют. Тебе – в чём я нимало не сомневаюсь – очень хочется чем-либо выделиться… да нечем, – резко закончила она, явно оскорбляя подругу. И ещё пожаловала её таким презрительным взглядом, что не только Инна, но и вся группа вжалась в стулья. Другого способа остановить Инну на тот момент Елена Георгиевна не видела.

Из чувства деликатности Лиля, молодая подопечная Елены Георгиевны, в эту минуту старалась не смотреть на Инну и всеми силами делала вид, будто ничего не случилось и она ровным счетом ничего не видела и не слышала. Елена Георгиевна нервно махнула рукой и отвернулась. Ей было неприятно своё собственное раздражение, хотя замечание она сделала для пользы подруги, чтобы другие её не осмеивали. «Сплетни всегда безнаказанно гуляли по земле. Да, не лучшее свойство человеческой натуры», – философски рассуждала она, нервно барабаня кончиками пальцев по мягкой крышке папки с документами.

Инна понимала, что надолго её всё равно не хватит, но больше не обронила ни полслова на свою излюбленную тему о секретарше. И это притом, что ещё свежи были в её памяти утренние лживые слова той, про то, будто бы она, Инна, до сорока лет гуляла напропалую, а теперь взялась проповедовать нравственность и бичевать пороки. «Разве три неудачных брака характеризуют меня как порочную женщину? Скорее, как несчастную», – безрадостно и обидчиво подумала она. И, как всегда, успокоилась мыслью о людской зависти.

Неожиданно Галкин, очень молодой и не в меру и не ко времени активный инженер, вылез со своей идеей, и только раздразнил своего руководителя. Суханов влёт пресёк его попытку вмешаться:

– То-то и оно, что теоретически возможно, а не практически. Не лезь не в своё дело. Это за пределами твоей компетенции. Ты ещё не способен проникнуть в ситуацию и прояснить вопрос. Делать каверзы – испытанный способ сутяг. Иди ты к вышеупомянутой бабушке!

– Что? – обиженно воскликнул Галкин и даже привскочил на стуле. Его перекорёжило от грубости ведущего специалиста. Он растерянно пригнулся, и его нескладная фигура потерялась в широком, похоже, отцовском пиджаке.

– Суханов, по себе не суди, – сердито буркнула Инна. Она сделала попытку защитить молодого специалиста, потому что ей надо было на кого-то выплеснуть излишек скопившихся эмоций.

– Вот и Николай Васильевич Гоголь тоже говаривал: «Скор человек на слово», – вздохнув, по-своему защитила Елена Георгиевна молодого, неотесанного, ещё не отформатированного жизнью коллегу, которого, вне всякого сомнения, считала человеком прекрасных технических способностей.

– Ведите дискуссию в рамках приличия, выбирайте выражения, измените тональность, вы сегодня непозволительно грубы, – деловито осадил Суханова Иван Петрович, ничем не выдавая кипевший в нём гнев, – подкрепляйте свои заявления серьёзными доводами, вескими аргументами. Не валите всё в кучу. Кому нужен этот нескончаемый спор? Ваши слова недостойны серьёзного опровержения. Я бы даже больше сказал, если бы не боялся обидеть вас. Наплели с три короба, а где дельные предложения, имеющие первостепенное значение? Напрягите воображение и постарайтесь уложиться в две минуты.

Суханов насторожился. Его неприятно задела непривычная сухость тона шефа.

– Вы знаете, на меня можно положиться, но я не могу позволить заговаривать себе зубы и делать из себя бессловесное вьючное животное. Случай с Ивоновым из ряда вон выходящий. Вот пусть он сам его и расхлёбывает. Ему на пользу пойдет такая практика, другой раз умнее будет. Учить надо не словами, а делами. Порочная практика – заставлять других исправлять ошибки, – оправившись от нападок шефа за произнесённую им впопыхах недостойную мужчины фразу, бойко, с героической решимостью выступил Суханов.

Он говорил громче и агрессивнее, чем, может быть, следовало в данной ситуации.

Мысли Елены Георгиевны под влиянием слов её бывшего ученика получили другое направление.

«Ещё одна твоя ошибка, Суханов. С «политикой» у тебя всё ещё слабовато. Эмоции преобладают, превозмогают логику. Думаешь, правду-матку режешь, а сам просто хамишь шефу, хорошему человеку. Забыл, на кого нападаешь? Бьешь по руке, тебя кормящей. Сколько раз учила: не трогай блатных, коли не по Тришке кафтан, не плюй против ветра. Уж не мальчик, пора бы не делать ляпов и промашек. Осторожнее надо быть. Судя по тону, можно подумать, что разговариваешь не с начальником, а с подчинённым. У меня возникли некоторые опасения на твой счет: зам ведь может и припомнить в недобрый час твои «перлы», лучше бы ты не давал ему повода. Придётся после собрания поговорить с тобой, за что имеет смысл бросаться на амбразуру, а за что не стоит.

…Его обругали, а он хоть бы хны. Никакой реакции. С мрачным упорством продолжает стоять на своем, дальше грубо свою линию гнет, отыскивая всё новые и новые защитные доводы, – досадует Елена Георгиевна. – Всё же в разговорной борьбе есть что-то мелочное, не мужское, хотя, конечно, многое зависит от интеллекта и интеллигентности спорщиков. Кто-то хорошо сказал, что «в споре истина не рождается, а закапывается».

Не дает мне покоя мысль, почему Алексей упорно не смотрит в мою сторону?.. Так, теперь виновато глядит, глазами побитой собаки. А в ответ на мой требовательный взгляд – неуверенно отвел глаза. Только ли потому, что стыдно ему за свою несдержанность? Понимает, что, отбиваясь от договора, сбрасывает его на меня?».