Екатерина Селезнева - Хроники особого отдела

– Мы всё равно не верим! – упорствовала Гусёна.

Капитан забрал удостоверение и, не говоря ни слова, вышел. Его отстранённое равнодушие меня взбесило, особенно то, что он, разговаривая со всеми, смотрел им в лицо, а меня упорно игнорировал. Поэтому я вскочила и чуть ли не бегом отправилась за ним. Было обидно и почему-то интересно. Опять возникло ощущение, что я в сказке, и, как в детстве, захотелось, чтобы она длилась и длилась.

В холле нас ожидала ещё одна новость. Капитан смотрел в окно, за которым завывала вьюга, а трое измученных ментов, в снегу и с красными лицами что-то говорили ему. Я подобралась поближе, и опять разозлилась – капитан по-звериному повёл плечами, сообщив, что он чувствует моё присутствие, но не повернулся.

– А если мы все возьмём лопаты? – спросил он у одного из измученных полицейских.

– Нет, ничего не выйдет. Хорошо, что мы верёвку привязали к столбу ворот, не вернулись бы. Там ветер с ног валит. Даже не представлял, что такой бывает. Ведь не в степи мы. А главное там два дерева на дорогу повалило.

Раздался глухой удар, все замерли, а спустя несколько минут в холл ввалился весь в снегу Пахомыч.

– Вашему авто – хана, господа полицейские. Сосна на него упала.

– Аварийку можно вызвать? – угрюмо спросил капитан.

– Не проблема, но как она сюда доедет? Ну, я предупредил, а уж Вы решайте, – Пахомыч покашлял. – Метёт, как в степи. Давно такого не было.

– Пошли отсюда, – прошипела Гусёна, которая решила пасти меня.

– Ты что, интересно же! – также прошептала я и прикусила губу, потому что капитан странно повёл плечом. Я замерла, как мышка, перед котом.

Он отпустил сторожа.

– Спасибо. Идите. Вы правы, отсюда не выехать, – быстро обернулся и зло прошипел. – Вам интересно значит?

Не оборачиваясь, он направился в кабинет Тамары Витольдовны. Гусёна сердито толкнула меня:

– Вот зверюга! Всё услышал.

– Ну и ладно! Тоже мне, представитель власти. Пошли отсюда! – и вдруг в животе всё сжалось в комок, я поняла, что капитан из-за нас очень волновался и не знал, как нас защитить от чего-то.

Я такое уже переживала, когда вела разговор с родителями о принятом решении жить отдельно. Семья настороженно сидела на кухне, готовясь найти слова, которые могут мне помешать. У мамы горели щёки, сестры по-кошачьи щурились, готовые высказать разные гипотезы, почему я хочу жить отдельно, у отца побелели губы. Я, было, сначала взбесилась, неожиданно в животе что-то собралось в комок, и увидела это – тщательно скрываемую ими заботу обо мне и желание защитить. Я остановила разговор сразу:

– Господи, и я вас люблю, очень! Но я должна попробовать жить без постоянной опоры на вас. Я должна научиться.

Они тогда хором резко выдохнули, а отец проворчал:

– Кайден-Кайден! Ах, Кайден! Пробуй, малышка! Но помни, мы всегда рядом.

А сестры, вечно шпыняющие меня, бросились меня обнимать, а потом помогали собирать вещи. Только мама долго сердилась, поэтому первое время я ей постоянно звонила, пока она не отпустила меня в полёт под названием взрослая жизнь.

Это воспоминание меня ошеломило. Так почему этот капитан так тревожится? Неужели из-за этой мистики с деньгами?

Вышедший в холл Боб посмотрел на захлопнувшуюся за капитаном дверь, потом на меня и пробормотал:

– Это что с тобой? У тебя щеки горят, и челюсть выпячена, как будто драться собралась.

Гусёна тревожно заглянула мне в лицо и потащила нас к камину. Там никого не было, потом немедленно потребовала:

– Надо, пока здесь никого нет, обдумать эту мистику!

Мы сели так, чтобы видеть холл, не хотелось, чтобы слушали наш разговор. От огня шло мощное успокаивающее тепло. Боб угрюмо шмыгнул носом, и включил что-то на телефоне. Зазвучала музыка Майкла Олдфилда.

Мы с Гусёной переглянулись, это было показателем, что Боб готов к боевым действиям. Как-то я умудрилась на банановой кожуре растянуть ногу, тогда-то я и узнала, что они не похожи на других. Гусёна посадила меня в газон и кивнула Бобу.

– Нужен лёд и тугая повязка, и через три дня не останется последствий. Эх! Я должна уже идти на работу!

– Спокойно, я использую отгулы, – заявил Боб, врубил музыку Майкла Олдфилда и отправился в ближайшее кафе. Уж не знаю, как он договорился, но в пакете он принёс лёд и два полотенца, а потом оттащил меня на руках в такси и домой. Мне он сунул тогда в руки телефон и потребовал:

– Скажи начальнику, что гриппуешь и работу возьмёшь на дом.

Мой шеф, выслушав меня, потребовал к завтрашнему дню две корзины цветов. Я согласилась и стала соображать, что придумать. Выслушав мои инструкции, Боб отправился к нам в магазин, приволок всё, что я сказала. А потом сопел, рассматривая, что я делаю. Из-за того, что я не могла отходить и смотреть, получалось обыденно и скучно.

– Нужно что-то необычное, – пробормотала я. – Привези мне что-нибудь не совместимое с цветами

Боб уехал в магазин. Скоро стол был завален разноцветной проволокой, шурупами, гвоздями, обрезками оргстекла, крохотными серебряными замочками и даже пружинами. Боб включил музыку. В результате корзины украсились скрученными из проволоки разноцветными шарами и сияющими, дрожащими пружинами. Боб сунул мне в руки чашку с чаем и увёз корзины к шефу. Через полчаса шеф позвонил и дрожащим голосом проговорил:

– Три дня твоих! Выздоравливай, Кай. Уж не знаю, как ты это делаешь, но клиент верещит от восторга. Да и мне понравилось, чрезвычайно. Это очень креативно! Не обидишься, если девчонки тоже будут использовать такой приём?

– Да ради Бога, лишь бы продавалось!

Меня тогда Боб удивил, он починил у меня дома электрочайник, а из подаренной мне на новоселье сёстрами электромясорубки соорудил мультиварку. В которой три дня готовил мне и себе каши и супы. Гусёна приносилась, обвешанная сетками с продуктами. Так мы прожили три дня совместно.

У меня в этой квартире был диван и два кресла. После взмаха руки Гусёны, Боб ринулся в бой, и кресла, которые и забыли, что они когда-то были кресло-кроватями, вернули первозданные в мебельном комбинате функции. Они стали такими удобными, что я предложила выложить все его изменения мебели в Сети. Боб сделал больше, он выложил это на каком-то специализированном сайте и, как, оказалось, заработал деньги.

После этого случая у меня и появилась вторая семья очень динамичная. Мы в любой момент объединялись, чтобы помочь друг другу.

Когда к Гусёне внезапно заявился, когда-то испарившийся, пьяный отец, намереваясь навечно поселиться, то именно мы, с Бобом, а не Гусёна встретили его. Пьянчуга тогда пытался куражиться, что-то бормотал об алиментах, но я очень сухо потребовала, его паспорт. Для этого случая, я натянула чёрный английский костюм Гусёны, благо дело у нас с ней был один размер. Отец-беглец забеспокоился, а я спросила.