Екатерина Селезнева - Хроники особого отдела

Таксист, покашляв, буркнул:

– Вытряхивайтесь, молодые люди! Мне ближе не подъехать.

Вздыхая и охая, мы вытащили свой скарб. Гусёна расплатилась с таксистом, и мы потащились к воротам по шелковистой снежной пыли, покрывшей дорожку. Таксист бибикнул и, развернувшись, скрылся за поворотом. Боб, как истинный рыцарь, донёс наши чемоданы и свой рюкзак, а мы уж доволокли лыжи и наши дамские сумки, как называла наши хозяйственные баулы, Гусёна.

У ворот присоседилась резная избушка, с окном из которого высунулась рожа с окладистой бородой и сочным басом потребовала:

– Путёвки! – Гусёна жестом фокусника откуда-то извлекла путёвки и сунула ему под нос. Бородатый задрал лохматые брови. – Ого, двадцать дён! Только здесь молодёжь скучает.

Я одёрнула его.

– Может надо нам поразмышлять о будущем в покое.

Старикан хохотнул.

– Покой нам только снится. Ну, проходите. Если что, меня Пахомычем кличут. Только стучите, я на крики не реагирую.

Мы даже не отошли, а из избушки-будочки уже раздался храп. Боб с уважением чирикнул:

– Работает, надрывается.

Площадка перед входом была очищена, дорожки утоптаны. Гусёна укоризненно посмотрела на Боба.

– Зря ты так. Он всё уже почистил. Лучше посмотри красотища какая.

Перед входом, справа и слева от широкого и высокого крыльца, росли трёхметровые тёмно-зелёные ели, явно посаженные здесь когда-то. Из аккуратных сугробов торчали металлические конструкции в виде снежинок, обвитые лампочки от ёлочных гирлянд, но они не нарушили сказочной идиллии.

– Новый год справляли, но лампочки уже отключены, наверное, – вздохнул Боб. – Эх! Уж я бы их иначе трансформировал! Я бы из них фонтанчики собрал.

Я переглянулась с Гусёной, обожал Боб это слово. Мы много приложили усилий, чтобы оно реже им использовалось. А Боб, уже приложив руку козырьком к глазам, обозревал наше будущее место отдыха.

Бревенчатое здание имело высокую гонтовую крышу, а окна – резные наличники. Само здание имело форму буквы «Г». В отличие от него флигель в дальнем углу двора был более лёгкий и целесообразный, хотя так же имел два этажа.

Гусёна с уважением пробормотала:

– Вот это да! Оборотистая эта… хм… Тамарка. Хотелось бы на неё посмотреть.

Войдя в холл, мы замерли, так красив и просторен он был. В глубине стоял камин, выложенный гранитными плитами, вокруг него расположились шесть кожаных кресел, на спинках каждого лежал клетчатый плед. По бокам, как часовые, стояли разлапистые финиковые пальмы. Направо и налево резные двери отгораживали холл от коридоров. У стен стояло ещё несколько кресел.

Недалеко от входа за столом, сделанным под старину, виднелась чья-то макушка с кокошником. Мы весело переглянулись. Большой монитор, горшок с цветущей геранью и некое сооружение из зеленоватого оргстекла, похожее на соты, скрывали лицо сидящей девицы. Она поднялась. Кукольное личико осветилось приветливой улыбкой. Она перекинула искусственную косу с плеча за спину и проворковала.

– Здравствуйте, дорогие гости! Меня зовут Татьяна. Я занимаюсь административными разными делами и устройством на постой.

Мы переглянулись, озадаченные её речью. Гусёна отстранила нас и вежливо проговорила:

– Видите ли, у нас путёвки в профилакторий, но там…

Девица замахала руками, остановив речь Гусёны, готовой биться за наш отпуск.

– Да-да! Я знаю. Пахомыч уже сообщил мне.

– Видимо, мы должны поговорить с владелицей этого заведения?

– Зачем? – искренне удивилась девица. – Из Сызрани сразу направляют к нам, а в Самаре как-то видно прохлопали ушами и не заметили наше письмо. Мы вас примем, и вы прекрасно отдохнёте у нас. Тамара Витольдовна сейчас очень занята, она же была заведующей того профилактория и теперь столько волокиты.

– Следствие, – сочувствующе приговорила Гусёна.

– Вот уж не знаю. Моё дело – ваш комфорт. Вы должны знать, у нас вы пройдёте все те же процедуры, что и намеревались, и даже то, что вам и не снилось. Наш массажист Николай, имеет не только сертификат, но и награды за победу в каких-то конкурсах. Но он приедет через неделю, а пока к вашим услугам процедуры, которые вывешены на дверях столовой. Да-а… у нас есть квалифицированная медсестра, она обслуживает бочки и разное другое. Я вас поселю в чудесный четырёхместный номер.

– Это почему?! – возмутился Боб. – Я с девчонками не хочу! Они всё своими тряпками закидают. Я чуть не надорвался, когда их барахло тащил.

Несмотря на его возмущения, я заметила, как он обрадовался и порозовел, взглянув на Гусёну. Вот так-так! Как же я не заметила, что он увлечён нашим хирургом? Гусёна порозовела и буркнула под нос: «Дурак», но я услышала кое-что в её голосе и возликовала. У Боба есть надежда, лишь бы я не помешала им.

Девица опечалилась.

– У нас остались свободными только четырёхместные номера. Но они очень уютные, вам понравится.

– Ну хоть подселять к нам не будут? – встревожился Боб.

– Нет-нет! Не волнуйтесь. Больше никого мы не будем принимать. Вы последние. Тамара Витольдовна позвонила в Самару и предупредила агентство. Даже поругалась с ними, что они продали вам путёвки, – девица заговорщицки подмигнула. – Здесь более дорогое проживание, чем в профилактории.

– Мы доплачивать не будем! – встопорщился Боб.

– Конечно! Этого никто не требует. Просто это стечение обстоятельств, а мы должны всё исправить. Ваш номер седьмой.

Узкий коридор, покрытый упругим зелёным паласом, лестница, украшенная лампами под керосиновые, и мы в номере, расположенном справа вторым после лестницы.

– Вот это да! – в восхищении прошептала Гусёна, осматривая номер.

Окна обрамляли шторы цвета тополиного листа, собранные золотыми шнурами в фестоны. У окна две деревянные огромные кровати, накрытые стёганными атласными зелёными покрывалами, гордо несли пирамиды подушек. В центре стол, на котором стоял кувшин с водой и стаканы. Справа и слева от стола огромный шифоньер, стеклянная горка с посудой для чая и электрочайником. У каждой кровати тумбочка с лампочками под старинные керосиновые лампы со стеклянным зелёным абажуром. Всё из дерева.

Самой удивительной была вторая половина комнаты. В нише, сразу за шифоньером, стояла большая кровать, а напротив её мягкий и уютный диван, заваленный думками. По сути это была вторая комната.

Боб немедленно кинул свой рюкзак у кровати у окна.

– Эта моя.

Гусёна робко улыбнулась:

– Кай, ты не против, если я тоже у окна?

– Да ради Бога! Я вот тут, на этой кровати-сейнере.

– Это почему на сейнере? – благодарно улыбнулась Гусёна за то, что я не отправила в нишу Боба.

– Так она трёхспальная! – засмеялась я.

Боб прыгнул на свою кровать, растопырился, как лягушка, и простонал: