Александр Воронцов - МыслЁныши

Многие спросят, почему «Мыслёныши»?

Самые первые мысли, рождающиеся в нашей голове, так сказать, новорожденные мысли – они только потом оформляются в виде идей, решений, задач. А вначале, как каждый новорожденный младенец, это еще несмышлёныши. Но они же – такие чистые и светлые, хрупкие и ранимые. А порой – даже жестокие, как все маленькие дети, которые могут оторвать крылья бабочке или нагрубить родителям – потому что еще не понимают всего, не отдают отчет своим поступкам.

Это разные мысли на одну и ту же тему: одиночество, место Человека в окружающем его Мире, Свобода и Смерть, Любовь и Ненависть… А если одним словом – хрупкость нашего внутреннего мира и процессы, которые происходят внутри него. Особенно когда наш внутренний мир соприкасается с внешним.

Вот я и рискнул соприкоснуться…

***

Всем нам суждено когда-то упасть… Всем… Кто-то – раньше, кто-то – позже…Одни поднимаются и идут дальше. Даже, если разбились насмерть. Другие остаются лежать там, куда упали. И уже никуда не идут. Просто плывут… по течению.

Но есть и такие, которые падают всю жизнь. И это бесконечное падение можно назвать полетом! Ведь, в сущности, человек может ощутить всю радость полета только в состоянии свободного падения. Свободного ПАДЕНИЯ! И ничего, что потом мозги всмятку, а тело – в лепешку. Это будет потом. А сейчас – 10 тысяч метров падения, 10 тысяч метров полета, 10 тысяч метров свободы! А вокруг – только небо. И птицы…

Мы остановились на краю пропасти, в которой нет дна. И края тоже нет, то есть – нет и места, где бы мы могли остановится… держаться за воздух нас заставляет порой не радость полета, а страх все-таки увидеть конец бесконечности. Даже если там – наши разбитые души. С болью лучше умирать, чем жить, забыв о боли. Всем нам суждено когда-то испытать боль… Всем…

***

Я с детства хотел поговорить с Богом…Мне бабушка все время говорила: «Вот Боженька услышит, как ты не слушаешься, вот он увидит, как ты капризничаешь – он тебя накажет. Он все видит…»

И я все время хотел убедиться в том, как же Бог увидит… ведь я часто совершал какие-то проступки тайно, например, таскал у бабушки из шкафчика конфеты, а она не замечала… Я боялся, что Боженька увидит и зажмуривал глаза, когда брал конфеты из вазы – почему-то мне казалось, что если я не вижу, то и он тоже не видит. Видимо, поэтому он меня и не наказывал за этот проступок…

Но еще я потому хотел поговорить с Богом, чтобы объяснить Боженьке, что я маленький, что мне хочется побегать, поиграть с папой и с мамой, а они поздно приходят с работы и сразу уткнуться в свой телевизор… а со мной поиграют 5 минут и все. А бабушка старенькая, она не может со мной в прятки или в чик-чирик-я-в-домике играть. И я бы попросил Боженьку, чтобы он моим папе и маме сказал, чтобы они со мной игрались.

Но вот я не знал, где можно поговорить с Богом. Бабушка однажды меня привела в церковь, она сказала, что там можно с Богом поговорить, что все люди туда приходят с Богом разговаривать. Я пришел в церковь с бабушкой, но люди там не разговаривали ни с кем, а протяжно и заунывно что-то пели. А я слов этой песни не знал, и она была какая-то грустная и некрасивая. Я попробовал петь «Антошка, Антошка, пойдем копать картошку», но бабушка почему-то на меня рассердилась. А потом она ставила свечки, крестила лоб, собрав пальцы в пучок, а я стоял, стоял… у меня заболели ноги, и я устал сильно. Поэтому снова стал капризничать. А бабушка сказала, что Боженька все это увидел.

Я же смог увидеть его только нарисованным на стенах и картинках.

Я не мог долго стоять, у меня болели ножки, а сесть было некуда и нельзя. А еще в церкви было холодно и сыро, я совсем замерз и в конце концов захотел писять. А это тоже было нельзя, бабушка сердито шикала на меня и продолжала креститься и кланяться кому-то…

И я уписялся.

Я не знал, как к этому отнесется Бог, наверное, он рассердился. А вот бабушка сильно рассердилась и сказала, что больше меня в церковь не возьмет никогда.

Я еще несколько раз пытался поговорить с Богом. Мне как-то наш сосед дядя Петя сказал, что с Богом можно говорить, где угодно, но слышит он только тех, кто живет праведно. Когда я спросил – что такое жить праведно, он сказал, что это те, кто слушается папу с мамой, не пьет, не курит, совершает добрые дела и молится Богу.

А сам дядя Петя свою маму – бабушку Наташу – не слушался: она просила его съездить на дачу за какой-то рассадой, а дядя Петя сказал, что бензин дорогой и бабушка без рассады не умрет. Мне было жалко бабушку Наташу, и я боялся, что вдруг она все-таки умрет без рассады.

Когда через месяц мы все хоронили бабушку Наташу, я плакал и ругался на дядю Петю. А когда были поминки, и дядя Петя напился и уснул, я облил его водой за бабушку Наташу. И, наверное, я вел себя неправедно, потому что я просил Бога много раз про разные вещи, но он меня не слышал. И я смирился с этим.

Я подумал – наверное, мне надо подрасти.

Когда я подрос, я узнал, что Бог не один, что их много. Правда, некоторые говорили, что Бог все-таки один, только у него много имен: Аллах, Будда, Христос, Кришна, Рама, а еще есть Дева Мария, пророк Магомед и множество всяких святых, с которыми тоже можно говорить. Но я хотел поговорить с Богом, у меня накопились к нему важные вопросы.

Поэтому я стал искать место, где он меня мог бы услышать.

В церковь я уже ходить не боялся, но православные священники, на мой взгляд, имели к Богу такое же отношение, как и мой сосед дядя Петя. Они скорее напоминали эдаких бизнесменов или менеджеров по продаже Бога населению. Причем, оптом. Причем, в буквальном смысле слова – в церковных лавках можно было купить молитвы от святого Луки, какие-то мощи, книги, свечки, а еще можно было за небольшие деньги заказать всякие блага – отпевание, молитвы, даже искупление грехов.

Когда я спросил батюшку, может ли он отпустить мне грехи по безналу, он не рассердился, а написал мне на бумажке счет.

Больше я в церковь не ходил.

Я пытался встретится с Богом в кришнаитской общине, но кроме бесконечной песни, которая состояла только из трех слов «Харе, Кришна» и «Харе Рама» я ничего не услышал. И однажды, когда мы ехали в кузове автомобиля, и машину занесло над обрывом и тряхнуло, оба моих спутника-кришнаита в этот момент, когда мы думали, что рухнем вниз, непроизвольно вскрикнули: «О, Господи!».

Больше я к ним не ходил.

Не смог я поговорить и с Аллахом – там тоже все время пел муэдзин и разговаривал мулла, а мне надо было кланяться и кланяться. А еще я не понимал, почему свинья – грязное животное, а корова – чистое? Видимо, пророк Мухаммед никогда не чистил коровник? И это еще вопрос, где чище – в коровнике или в свинарнике.