Лариса Шевченко - Вкус жизни

– Раньше Олежке любви хотелось, теперь заботы. Все как положено…

– Все мы отличаемся друг от друга теми или иными странностями.

«Как живу? Хорошо! По мне не видно? Чего плакаться, если есть внуки и даже правнуки – становой хребет нации». «Женщины – вечный хребет нашей страны». «Ох и завралась ты, голубушка!» «А твой сынок по-прежнему целыми днями полощет руки в клавиатуре компьютера или поубавил пыл?»

«Наша жизнь, как качели – то взлетаем, то падаем, то визжим от радости, то замираем от страха». «Все врут политики. Мы видим только парадные мизансцены, а они – верхушка айсберга. Народ в Росси умнее и порядочнее власти, а живет в горькой несправедливости. Мой шеф шутил, бывало, что если в России чиновникам ничего не предпринимать, страна достигнет огромных успехов. Не надо мешать талантливым людям, они сами приноровятся». «Глобализация набирает силу: одно едим, одинаково одеваемся. Помяните мое слово…» – «Не каркай».

«А как же быть с планетарным мышлением?» «Ему с бугра виднее». «Ну, ты молоток!» «Когда я долго смотрю телевизор, у меня начинается депрессия». «Внуки отгораживаются от нашего будто бы кошмарного взрослого мира». «Аферист, деляга, циник. – Это диагноз? – Шучу, шучу». «Мы, женщины, играем в жизни множество ролей, и все они для нас – главные». «Лена, не исчезай больше надолго». «Собраться всем вместе казалось нереальным». «Ой, девчонки, сколько всего хочется рассказать…»

Рассказы, как рукава реки, растекались то в одном, то в другом направлении, дробились на мелкие ручейки и опять сливались. В комнате творилась всеобщая веселая шумная суматоха. Смех так и рвался из женщин наружу. Забывая о своем возрасте, они хохотали до упаду, вскакивали и снова садились на освободившиеся места. Они не могли нарадоваться друг другу. Довольно долгий кавардак устроили давно не видевшиеся подруги. Такое творили, что у Лены от избытка информации и шума все в голове перемешалось.

«Сколько радости и доброй эмоциональной памяти в девчонках!» – думала она, с жадным любопытством вглядываясь в лица подруг юности и находя для каждой пару теплых фраз. – Собираясь вместе, оглядываясь в прошлое, перебрасывая временны́е мостики между событиями, они как бы омолаживают себя, взбадривают».

Лена почему-то ожидала увидеть отяжелевшие фигуры, заплывшие жирком талии, и была приятно удивлена обратному – моложавости подруг. И все же на каждом лице в большей или меньшей степени жизнь оставила свои следы – морщинки.

На всех женщинах были строгие неброские туалеты, по большей части брючные костюмы. «Упакованы со вкусом, будто от Армани. Принарядились. Здорово, ни одного лица, вызывающего раздражение. Все такие милые, доброжелательные, интеллигентные. А как я выгляжу на фоне остальных?» – обеспокоилась она.

«Как и в юности, девчонки на этих встречах отводят душу. Им так же нужно внимание и понимание подруг, им хочется выговориться, похвалиться, посекретничать», – думала Лена, радостно оглядывая окруживших ее женщин, которых она воспринимала не иначе, как всё тех же девушек, покинутых ею сорок лет назад.

Наконец все угомонились и, удобно разместившись, принялись рассматривать друг у друга фотографии, изредка перебрасываясь отрывочными фразами типа: «А это кто? А сколько ему лет?». Кира отвела Лене самое «элитное» место – кресло.

– Ты читаешь мои мысли? Я, воспользовавшись правом «раненой», облюбовала это уютное местечко, чтобы иметь возможность хорошо видеть и слышать всех подруг, – сказала Лена, благодарно улыбнувшись Кире.

Хозяйка ушла священнодействовать на кухню, стараясь из скромных продуктов приготовить что-то из ряда вон выходящее, почти такое, как для застолья в старые добрые времена. От помощи она отказалась. Желала ли она блеснуть своими кулинарными способностями, которые всегда ценились в их компании, или просто хотела, чтобы гости сначала пообщались без нее, – это было неважно.

Внуки

Жанна на правах самого «далекого» и редкого гостя – она приехала из Владивостока – быстро овладела вниманием подруг.

– Здесь я с внучкой в зоопарке, – объясняла она, встряхивая светлыми кудрями, и передавала снимки по кругу. Ее серые глаза лучились счастьем. – Представляете, Юлечка кормила верблюдов сухариками и вдруг поняла, что один из них интересно проявляет себя: выпрашивая угощение, он не закрывает рот, пока не получит желаемое. И морда у него при этом такая умильная, улыбающаяся! И просьбы свои он сопровождал, радостно пританцовывая, исполняя грациозные движения. И это при его габаритах! Он был удивительно обаятельным, привлекательным и по манерам очень напоминал то мужчину-ловеласа, то балованного, ласкового ребенка. В считанные минуты талантливый верблюд стал «звездой» зоопарка. Из всех закоулков парка сбегались зрители, кормили любимца, снимали на фото и видео. Внучка была в восторге и все просила: «Давай еще сфоткаемся с ним, бабушка!» Это у них в детском саду так выражаются. Современный сленг с пеленок впитывают. Я взяла за правило редактировать ее речь, отучаю от излишнего засорения.

Так вот, я не помню, когда так искренне до слез смеялась. Я в этом зоопарке будто на десять лет помолодела. Потом еще много дней, вновь и вновь вспоминая милую просительную мордашку прекрасного животного, я по-детски переживала эту восхитительную историю и снова смеялась. Теплая волна проходила через сердце и радостно будоражила его, и я чувствовала себя удивительно счастливой.

А на этой фотографии мы с Юлечкой в выставочном зале нашего центра искусств. Один мой знакомый художник поинтересовался у нее впечатлением от своих картин. На что получил мгновенный четкий ответ: «Вот эта понравилась. Видите – гитара перевернута, все разбросано. Разгром, но на пятерку! Еще есть у вас одна очень хорошая картина. Вон та. Тут все намешано, течет разными красками. В моем стиле рисуете!»

Внучка тогда начала ходить в художественную школу и с удовольствием выступила в роли эксперта. Художник отошел растерянный, так и не поняв: радоваться или огорчаться ему такой категоричной оценке его произведений ребенком. Я заверила знакомого, что внучка в восторге, иначе ее «рецензия» не была бы столь эмоциональной и в то же время краткой.

Я замечаю, что у Юли бывают моменты вдохновения, тогда она говорит легко, радостно и восторженно. Слова, не задумываясь, употребляет умные, обороты яркие, образные и к месту. И, похоже, в эти минуты она сама себе нравится. Жаль, если эта способность не останется в ней, отомрет во время обучения в школе, как многое другое хорошее, что я замечала в своих детях. Тогда у меня не хватало времени на их воспитание, но теперь я пытаюсь «отыграться» на внучке. Мы часто беседуем. Однажды спросила у нее: