Александр Петербургский - Случай в зелёной зоне. Как я не сел в тюрьму и что для этого пришлось мне сделать…

Что я могу о Райхерте ещё? Из фактов больше ничего. Гадать же, выдумывать в детективном деле не профессионально, всё должно основываться на фактах. Желательно, неоспоримых. Факты же были у Витьки. Понимая, в каком я после той злополучной записки раздрае, по дороге к дому весьма предусмотрительно купил к ужину два килограмма пельменей. К ним к нас нашёлся даже уксус. С такой полустёршейся от древности наклейкой, что, разглядывая надпись, Витька даже умилился. И сопротивлялся лишь для вида, когда, покончив со своей половиной, я с целью получения информации попытался взять его за грудки.

От вопросов он не уходил. Не требуя подписки, просто в случае разглашения информации на сторону твёрдо обещав меня прибить, прихлёбывая чай, начал повествовать о том, что ему и группе удалось «нарыть» за день.

Как я с полным основанием и предполагал, несмотря на внешнее добродушие, Николай Иванович Райхерт оказался человеком не простым. Пятьдесят один год. Среднего роста, среднего телосложения. Без особых примет. В далёкой молодости, как и большинство себе подобных, вступил в брак. По разным обстоятельствам детей не случилось. С формулировкой «любили-разлюбили…» развёлся. Проявив близорукость, не разглядев исподволь надвигавшегося финансового благополучия, жена отпустила супруга без боя, и тот. Дабы как-то заполнить освободившуюся нишу, потянулся в сторону бизнеса. Потянулся, погряз. Помните схему: «Сорок, сорок… – рубль сорок. Спички брали? Нет? Тогда с вас два с полтиной…»

Не поняли… Так в бизнесе и я. Но незабвенный Николай Иванович чего-то эдакое знал, на новой ниве как-то стало получаться. И он с неким даже мазохистским удовольствием с головой окунулся в мутные воды нарождавшегося в стране капитализма.

Завидовать не будем, каждому своё: одним звериный оскал, в то время, как другим… Конечно, всё было не просто, а кому было легко? Желающих полно, а закрома одни. И Николай Иванович. Однажды. Всё взвесив, оценив. Пришёл к разумному выводу, что всех денег не заработать, а головы лишиться – в раз. Зубами на большой сцене размахивать прекратил и пошёл в наймиты. К таким же, как и сам, но более зубастым туда, где его знали. Знали – что? Что может и украсть, но кто тут без греха? И в одночасье оказался Николай Иванович, ни больше и не меньше, а в кресле директора фабрики по производству обувки.

В детективе я сюда приплету рэкетиров. И пусть тема заезжена, но публика требует деталей, и детали ей будут! Что-нибудь немалого калибра. Из чего, к примеру, одному из начинающих бандитов отстрелю в процессе голову. Опишу, как покатилась, опишу её последние слова.

В реальной жизни всё скучней, в реальной детективу нужно просто думать. А думать – говорю вам – это не лопатой: сколько можно – больше, сколько можно – дальше… Тут необходимо!.. Думать.

По предварительным данным Райхерта убили. Кто? Подсуетились работодатели? Не сошлись с директором в выборе фасона выпускаемой фабрикой обувки: он им предлагал одно, они хотели что-то интересней? Голова у Николая Ивановича слыла светлой, в разных там делишках-штучках понимал, недаром он ещё ни разу не сидел. Иначе на какие средства при немалой, но фиксированной, зарплате, повторяю, в невиданно сжатые сроки, да посреди сосен Зелёной зоны, где и на строительство будки отхожего места в архитектуре разрешения не получить, Райхерт смог поставить похожий на терем замечательный дом?

И если дело не в фасонах, то за что ещё… Поиздержался на строительстве (ну, надо – привязалось…), случайно влез хозяевам в карман? И суровые держатели акций, пересчитав наличку и обнаружив недостачу в виде пары детских пинеток. Не надеясь на то, что в сознании директора можно что-то исправить, даже не слушая, что «это в первый и последний… и он больше не будет!..»

За такое могли. И легко. В определённых (не будем показывать пальцем) кругах решать проблемы принято именно так, у них такие привычки.

А если не они?..

– Думай, пожалуйста, чуточку тише, не слышно телевизора, – оглаживая кружку с чаем, обратился ко мне так называемый оперуполномоченный Мордвинов.

Тут набекрень мозги, а он: «пожалуйста, потише…» А затем и вовсе, ошарашил: нахлебавшись чаю, вспомнил и, на ночь глядя, поведал, что завтра я обязан явиться к следователю Иванову по известному делу. Возмущаться и размахивать руками тут не надо, Витька интересовался, ничего мне не сделают, внесут некоторые уточнения, сопоставят. Чисто из интереса постараются определить, много ли я им наврал. И, оставив меня в полном раздрае, Витька ушёл себе спать.

И я явился (а куда мне деться?), хотя, признаюсь, было нелегко. В такую рань. Но я проснулся. Проигнорировав в который раз зарядку, поел (умылся позже). И к тринадцати ноль-ноль под дверями кабинета номер десять уже как целую минуту нервно поглядывал на часы.

Интересно, кому такое надо: я сижу тут, жду! В кабинет же меня пригласили лишь через десять минут, извинений, я не дождался, спасибо, предложили присесть и даже не отказали в стакане воды. Фамилия, которой представился мне следователь, совпадала с той, что красовалась на прикреплённой к двери со стороны коридора табличке. Спутать я не мог, это был тот же следователь, что снимал с меня показания на даче. Видимо, опасаясь, что я несколько его подзабыл, представился полным именем вновь и, проверяя на сколько я с ним откровенен, попросил полным именем представиться и меня.

Ничего особо примечательного, с виду гражданин, как гражданин. Блондин. Сероглаз. Уши как уши, голос, как голос. И я, отложив все эти данные в копилку своей памяти, в очередной раз представился тоже. Заполнив обязательные в данной ситуации «Имя. Фамилия. Отчество», следователь с видимым удовольствием отложил ручку, помассировал пальцы и приготовился слушать.

О чём? О чём я захочу. Желательно о соседе. О его кончине. И если Николая Ивановича отправил на небо всё же не я, то какие-то предположения у меня имеются наверняка, и Рудольфу Петровичу они весьма интересны. Но прежде – как я на Райхертовой даче оказался, как проник, что побудило.

В который уже раз, я честно ответил, что проник через калитку. Привлёк меня горевший в неурочное время электрический свет. Обеспокоенный, не случилось ли чего, я отодвинул задвижку калитки!..

Не последним побудительным фактором была и реальная возможность занять у Райхерта стольник, но это было дело только моё и его, так что Рудольфу Ивановичу о несостоявшемся стольнике я скромно умолчал.

…Нет, ночью ничего не слышал и не видел – спал. Хотя свидетелей последнему утверждению, к сожалению, нет.

Для значимости я мог бы и приукрасить. Припомнить, как на протяжении ночи ураганный ветер раскачивал верхушки деревьев, как где-то выла собака (а может статься, волк). Как я в невыносимых подобных условиях боролся с желанием подняться с постели, и, в конце концов, не встал.