Александр Петербургский - Случай в зелёной зоне. Как я не сел в тюрьму и что для этого пришлось мне сделать…

Оставалось по форме заполнить протокол допроса вдовы. Бросая поминутно взгляды на гостиную, вдова поведала, что потерпевшего не видела с утра предыдущего дня. Всё было как обычно; проводив, мужа с утра на работу, Элеонора Митрофановна занялась своими делами. О том, что Николай Иванович задержится с работы, разговора не было – всё было как обычно. Обронив секретарше, что направляется домой, с работы он уехал достаточно рано, и, тем не менее, в привычное время не объявился, не позвонил, а направился молча на дачу. Не отвечал и когда Элеонора Митрофановна пыталась ему дозвониться сама, не объявился и по прошествии ночи. Обеспокоившись всерьёз, Элеонора Митрофановна устремилась на дачу, где и обнаружила тело мёртвого мужа.

Какие версии можно было построить на столь скудном материале? Разве что, гадать. Хотя гадание в нашем с Витькой детективном деле – последнее дело, так как есть риск стать заложником ложной версии, которая преследовать вас так и будет. Нужно было думать! Но Витька отрубил: сказал, что на сегодня лично отработал, на данный момент у него телевизор. И чтобы я больше его не теребил, пообещал завтра поделиться, побаловать меня результатами медицинской экспертизы.

Какая это всё же маета: одно дело – смотреть на огонь или на то, как кто-то рядом, углубляясь в недра, машет лопатой – подобные занятия нервную систему лишь укрепляют. Другое дело – ждать. Витьке хорошо, оставив меня досыпать, он с утра усвистал на работу. Я же, некоторое время ещё повалявшись, с постели тоже сполз. Проигнорировав зарядку, без энтузиазма умылся, побрился, накинув на тело одежду, чего-то поел. Тем временем где-то горели леса, в то же время по телевизору где-то топило. Но тут уж я ни чем помочь не мог, разобраться бы со своим… Щёлкнув пультом, переключился на сериал, но и там! Знакомые по предыдущим работам, уже словно родные, актёры как будто бы дрались, как будто бы стреляли (но не попадали, и не попадали). Одну героиню, собрав в кулак все сценаристские мозги, умудрились даже похитить. Но что с ней приключилось дальше – отпустили её похитители, или же оставили себе – всё это пролетело «мимо кассы». Стоически дождавшись обеденного времени, с целью разузнать… я набрал Витькин номер. Но этот бездельник умудрился найти себе дело и в обед! Пробурчав: «некогда…» – уже собрался отключиться. Но я успел: спросил, а с кем он, интересно, предполагает разделить предполагаемый теоретически ужин? Съехидничал, да! Но сработало: понизив голос, под огромным секретом Витька сообщил мне такое! Что я чуть меня не повергло с крыльца, на котором я ножичком мирно остругивал прут.

Дела… По взаимной договорённости на ужин Витька по дороге домой купил два пакета пельменей, мы их душевно сварили. И теперь, сидя в кресле с кружкой чая, мой друг в очередной раз повторил то, что днём чуть не повергло меня наземь: экспертиза совершенно точно установила, что Николай Иванович Райхерт, мой незабвенный сосед, был отравлен, что автоматически возвращало меня на первые роли, и впереди вновь явственно замаячил знойный Магадан. Верить в это не хотелось, я проблеял: «А инфаркт?..»

– Тут, видишь ли, такое дело… Скажем, дело не простое, – любовно поглаживая чрево, вымолвил Витька. – А по поводу Магадана – так сразу тебя не посадят: пока – то, пока – сё…

Успокоил. Прямо, захотелось жить!

Как же Николай Иванович не кстати. И я не из-за денег: в конце концов, сколько я ему в принципе должен – касалось это одного меня. Но его смерть всё кардинально изменила, с его невольной подачи и по милости следствия я сейчас, к примеру, не могу поехать за границу. Не могу навестить бабушку (если бы таковая у меня была), теоретическую тётю. Так что! Так что, чем скорее я представлю следствию убийцу (Витька уверил, что тут не суицид и не инфаркт, а увенчавшееся успехом отравление, иными словами, убийство), тем скорее с меня подозрения снимут, и упоминание о славном городе Магадане вызовет у меня не холодную дрожь, а пренебрежительный смешок.

– А что у следствия ещё?..– спросил я равнодушно, только Витька замолчал.

– Да больше, в общем, ничего, внешних повреждений никаких. Внутренних тоже. А сам он отравился, или его кто-то – будем думать, ведь могло быть всё.

Ну, вот опять… Какие-то качели: могли и отравить, мог отравиться сам. Возможно, чем-то был расстроен и напуган! Напуган настолько, что виски закусил не тем и в результате!.. Вероятно? Но не очень. Не тот был Райхерт человек, чтобы от любого испуга тащить в рот всякую дрянь, следствие проверит и наверняка не поверит: человеку всего пятьдесят один год, фабрикант! Известно каждому, нервических граждан туда не берут, и если не инфаркт, на который я так уповал…

– Отравлен, отравлен! – «успокоил» Витька, – как результат – остановка сердца, из-за которой и возникла первоначальная версия с инфарктом, хотя и окончательную формулу яда установить пока не удалось. – И без особой на то нужды вдруг с интересом и особым взглядом упёрся в пуговицу на моей рубашке.

Я бы сказал, взглядом, профессиональным излишне, с пуговицей было в порядке! Дабы в своих измышлизмах майор Мордвинов не пошёл по неверной дороге, необходимо его было как-то отвлечь, и я, пытаясь Витьку заболтать, продолжил суесловить. Допустил, что – яд! Хотя, возможно, и не яд. По утверждению самого же Витьки точно установлена лишь остановка сердца. И если их лаборатория до сей поры не определилась с формулой, то! Предполагать можно всё, что угодно. Дело за малым: узнать, кто это всё сделал. Подлил ли в стакан, включил ли излучатель колебаний.

– И кто?.. – думая о чём-то постороннем, машинально откликнулся Витька. И так же машинально я ответил: «Пушкин».

Не знаешь на кого валить, вали на Пушкина. Поляк приплёл бы Мицкевича. Исходя из скудных данных, за исключением меня, пока предположить можно было только их.

– Разберёмся, – почесался Витька. Разберёмся. – И в очередной раз заверил, что если меня и посадят, то не скоро, так как тут не банальный гоп – стоп, где исполнителей с большой степенью попадания можно предположить чуть не с момента подачи заявления потерпевшим. С нашим делом всё серьёзней. Так что, если для меня запахнет жареным, Витька, как лепший друг мне заранее просигналит. И если долго не копаться и свобода мне дорога, то «до Канадской границы» добежать я успею.

Схватив разделочную доску, я уже собрался ею на заботу другу ответить. Но Витька был настороже. Слетев с крыльца, проворно достиг противоположного края участка, и, наложив на дверь изнутри щеколду, укрылся в воспетом ещё когда-то тем же Пушкиным тихом уголке, вульгарно именуемым ныне нами туалетом. Убежище сие имело вид теремка, таким его нафантазировал мой друг строитель Миха; красиво, воздушно. И надёжно: кованые петли, под стать им изнутри задвижка. Чтобы выломать дверь и извлечь укрывшегося за ней негодяя, потребовался бы залп из среднего размера пушки. Ударив пару раз ногой по отделявшей нас друг от друга сказочной преграде, ушибив при этом пятку, я несколько остыл. И пожелав товарищу успехов, возвратился в дом. Шутки шутками, а призрак солнечного Магадана уже просто нахально маячил. И если Рудольф Петрович, следователь, относится к порученному делу так же, как мой друг. То у меня большущий шанс тот Магадан увидеть, так сказать, не в грёзах, а в натуре. Незамедлительно нужно было включаться и думать. И пусть я даже это дело не раскрою, но чего-то накопаю, чем, возможно, от себя угрозу, всё же, отпихну. И я, приняв такое эпохальное решение, не дождавшись Витьки, завалился спать, чтобы прямо с рассвета!..