Татьяна Лонская - Новые имена в литературе. Выпуск IV. Международный союз писателей

Шли вдвоем довольно долго

Через льды, через снега.

Шли все дни, не зная лени,

Не сбивались мы с пути.

Не успев сказать самого главного: «про счастье, детский смех в кругу друзей и чтоб жилось всем веселей», я неожиданно забыл текст. В этот момент дочь освободилась от первоначальной оторопи и пришла на помощь.

– Дедушка Мороз! А подарок ты принес? Посмотрим, с чем ты к Славе пришел, – просвиристела Аня.

Я запустил руку в мешок, достал металлическую коробку конфет и протянул её изумленному Славе. Он подался вперед в желании схватить ее, но руки слушались плохо. Их ломаные движения походили на дрожание корявых веток в осенний, ветреный день. Я аккуратно вложил коробку в его ладони. Он медленно поднял голову и посмотрел на улыбающуюся бабушку.

Приоткрытый рот и звуки сдавленного дыхания—рыдания, как далекое эхо вопля, влажные, ликующие глаза, гордо закинутая назад голова и даже встопорщенный завиток на макушке, – все вдруг приобрело смысл иной, недетской решимости. Решимости мужской воли. Всё в нем страстно выражало радость исполнения этой воли: «Возьми, это тебе… Тебе, моя добрая бабушка. От меня. С Новым годом!».

Бабушка взяла конфеты, наклонилась к Славе и поцеловала его в щеку.

На мгновение жар-птица на коробке вспыхнула и все залилось светом: старый комод, Слава, ситец бабушкиного халата, костюм моей Снегурочки…

И красивая женщина с яблоком.

Тихая и усталая. Сегодня она выкрашена в голубовато-пепельный. Этот цвет придает ей глубину. Но это только кажется. Я-то знаю: Ласковка – речка мелководная. Не речка, даже. Так, речушка. Когда мне было лет шесть, я так же, как и теперь, смотрел на нее из окна. Смотрел и ждал, когда мимо проплывет большой, белый корабль, как тот, что на фотографии. Хорошо ее помню. На ней – улыбающийся отец с раскинутыми в стороны руками. За его спиной высится теплоход. По трапу поднимаются люди: смешная вереница муравьев, которые карабкаются вверх со своей нехитрой муравьиной поклажей. Из белой трубы змеится черный дым, разводами врезаясь в серое, безразличное небо.

Я глядел на ту фотографию и был в безопасности. Все мои страхи, надуманные и нелепые, но от того не менее пугающие, исчезали до времени. Казалось, пока теплоход вот так стоит, пока он, заполненный до самой трубы пассажирами-муравьями, еще не уплыл в неизвестные страны, мне ничего не угрожает. Тепло летнего дня каким-то образом передавалось мне, бережно согревало, вызывало приятное волнение. Пока фотография была со мной, я был защищен. И я знал это наверняка.

Неотразимый, убедительно красивый, белый теплоход. Или улыбка отца? Даже, наверное, не улыбка, нет. Руки. Да, руки, пародирующие откинутый на плечи ворот полосатой рубашки. Эти руки были красноречивее и важнее любых слов. Их добрая сила могла бы сравниться только с нежностью материнского сердца. Надежнее защиты не бывает.

Смотрел и ждал. Просто еще не умел понять, что никакой корабль никогда не проплывет по моей речке. И отец никогда не вернется. Но у меня была Ласковка и фотография. Мне ничего не оставалось, кроме как ждать.

С усилием вглядываюсь. Снова и снова, но, как не пытаюсь, не могу ничего опознать. Тусклые подвижные пятна. Еле уловимые, они, то расползаются в стороны, то поспешно собираются в неясные фрагменты тел, лиц, подобие предметов. Потом опять истончаются, блекнут. Стараюсь помочь им, но они сопротивляются или же действительно слишком слабы, чтобы приобрести плотность и четкость осмысленных очертаний. Так хочу удержать их взглядом, но все безуспешно: призраки детства неуловимы.

И только белый теплоход горделиво выплывает из темных глубин памяти. Отчетливо различаю отца, его добродушную улыбку, руки, готовые обнять.

Фотография давно потеряна.

Я смотрю в окно на Ласковку, по которой никогда не проплывет белый теплоход.

Теперь я – безнадежно взрослый – знаю это наверняка.

Живет в Киеве. Писатель, сценарист. Автор романа в повестях «Судьбы». Автор рубрики «Короткий рассказ» в женском журнале «Натали» (Украина).

А завтра Новый год… Стрелки часов встретятся на мгновенье, и мир наполнится чудесами, и в воздухе разольется волшебство. А сегодня еще кутерьма: все спешат, суетятся, подарки выбирают…

Лиза с Андреем спускались по эскалатору торгового центра в отдел новогодних игрушек. Настроения никакого – их ссора, видимо, приведет к разрыву. Ну и пусть! Что она себе другого такого Андрея не найдет? Да запросто! И не важно, что сейчас хочется плакать. Андрей… Вечно молчаливый, нерешительный. Да, вчера не стоило так открыто флиртовать с другими. Но, может, ей хотелось вызвать у Андрея ревность. Может, хотелось хоть раз подвигнуть на поступок – хоть на какой-то… Сегодня, опомнившись, она пытается загладить вчерашнее, но в сладком глинтвейне слишком слышны нотки полыни, и чужой счастливой кутерьмой не прикрыть продырявленный обидами день.

– Пойдем отсюда! – они проталкивались между улыбающимися людьми. «Неужели эта красочная мишура может доставлять такую радость?» – с завистью думала Лиза, отгоняя мысль, что ей впервые в жизни не хочется, чтобы наступал Новый год.

На улице было слякотно и темно – в унисон настроению. Только бы быстрее приехал автобус, чтоб Андрей не вздумал сказать непоправимые слова прямо сейчас. В свете фар, растекающемся по ночной дороге, Лиза вдруг увидела девочку лет пяти. Она стояла поодаль остановки и что-то тихо пела, подняв глаза к небу.

– А ты с кем? – присела возле нее Лиза.

– С бабушкой, – она кивнула на остановку.

– А о чем ты пела? – Лиза продолжала говорить, чтобы не оставаться с Андреем наедине.

– Я звала ангела, – просто ответила девочка.

– Ангела? – удивилась Лиза. – А зачем?

– Ангелы дарят детям подарки. Бабушка говорит, когда идет снег, это ангелы отщипывают кусочки облака. А сейчас снега нет. Ангелы спят… И я пою, чтобы ангел проснулся.

– Вот оно что, – понимающе закивала Лиза. – А что ты хочешь попросить у ангела?

– Шапку с ушками, как у зайчика. Как у Маши в садике. Мне так нравится!

– Будет такой подарок под елочку, да?

– У нас нет елочки, – покачала головой девочка.

Лиза почувствовала, как Андрей тянет ее за сумку. Она распрямилась и обернулась.

– Я знаю эту девчонку, – тихо проговорил Андрей. – Ее Настей, кажется, зовут. У нее нет родителей. Вернее, есть, но их лишили родительских прав.

– Откуда ты знаешь?

– Она живет в нашем подъезде. Ее взяла к себе бабушка. Вчера слышал, как она жаловалась моей бабуле, что малая елку просит, а игрушки сейчас дорогие, ей на пенсию не потянуть. Так что, не обнадеживай…