Татьяна Лонская - Новые имена в литературе. Выпуск IV. Международный союз писателей

Лиза глянула в теплую голубизну искренности, обрамленную пушистыми ресницами.

– Тебя Настенькой зовут? Знаешь, ангел обязательно услышит твою песенку…

Провожая девочку взглядом, Лиза молчала.

– Лиза, я хочу сказать тебе…

Она заставила себя повернуться к Андрею.

– Лиза… Давай подарим этой девочке чудо. Давай купим ей елку, огоньки, игрушки, дождик…

– А под елку подарок, о котором она мечтает… Андрей, какой же ты молодец! Идем!

И вот, будто предновогоднее время сделало волшебный виток, и Лиза с Андреем снова в отделе елочных игрушек. Но как же теперь поет ее душа, каким блеском горят глаза! Какой-то час назад она не замечала этой красоты… Переливающиеся золотые рыбки и чудесные птички, смешные мышки и забавные зайчики, искрящиеся снежинки, заснеженные домики. А шарики! С камушками и бусинками, с невесомым пухом и прозрачными кружевами. Струящийся золотом дождик, яркие бусы и красочные ленты. Как же, как же, как же обрадуется Настя!

И вот уже украшенная елочка стоит напротив кровати, где спит девочка. А Лиза и Андрей, словно тени из счастливого детского сна, бесшумно заканчивают последние приготовления.

Бросив взгляд на детскую кроватку, Лиза невольно залюбовалась спящим ребенком: льняные кудряшки разметались по подушке, яркие губы слегка приоткрыты, пухлая ручка под щекой.

– Я даже не думал, что ты такая, – прошептал Андрей, касаясь губами ее волос.

– Я тоже не знала, что ты… такой… Настоящий.

Бабушка зашла в комнату, подсвеченную переливами огоньков на гирлянде, всплеснула руками и в восхищении приложила их к губам. Под елкой лежали конфеты и пушистая шапка с ушками.

– Может, разбудим? – спросила она.

– Нет-нет, – замотал головой Андрей. – Пусть думает, что это ангелы. И пусть верит в чудо.

– А вы и есть ангелы, – прошептала бабушка. – Кто же еще способен на такие чудеса?

– Это Настенька ангел. Для нас она тоже сделала чудо.

Они тихонько сидели в комнате, любуясь мигающей елочкой, слушая мерное тиканье часов на стене и спокойное детское дыхание.

А за окном шел снег – воздушный и невесомый. Наверное, это ангелы проснулись и принялись отщипывать кусочки облаков. Они набросят пушистое снежное рукоделие на город и споют тихую колыбельную песню – последнюю в этом году. Завтрашняя ночь будет яркой, шумной, веселой, с хлопушками и фейерверками. А сегодня еще можно расслышать нежную мелодию о том, что у ангелов на земле нет иных рук для добра, кроме людских. И нет других глаз, чтоб рассмотреть красоту. И нет другого голоса, чтобы сказать о любви…

Сан Саныч медленно брел по дорожкам осеннего парка. На фоне буро-коричневой листвы его сгорбленную фигуру, в длинном пальто и неизменной фуражке, будто прорисовывала невидимая рука художника, делая отрывистые, неровные мазки. Он не замечал, что низкое небо, словно все из перьев, не видел слез уходящей осени, дрожащих на паутинке не доплетенного ею рукоделия, натянутого между веточками куста. Он ничего не видел и не замечал, потому что был уже старым и немощным, и именно сегодня осознавал это особенно остро. Одинокий, никому не нужный старик, он по нескольку дней не выходил из дому. И только в выходные брал подмышку старую шахматную доску и потихоньку направлялся в парк.

Потому что там его ждал старый закадычный друг и неизменный партнер по шахматам – Ник Соломонович. Он всегда быстро семенил по тропинке, приглаживая редкие клочки волос и поправляя очки, а чуть завидев друга, радушно разбрасывал руки для искреннего объятия. Они пожимали друг другу руки, расставляли фигуры на доске, и начиналась игра – длиною в целую жизнь.

А раньше лето шалило буйством цветов и оттенков. И жена Ника Соломоновича – красавица Розочка, в ярком цветастом платье и с застывшим поцелуем на губах, вела за ручку пухлого Левушку и шутливо грозила шахматистам хорошеньким пальчиком. А дома Ник Соломонович объяснял ей, что ведь шахматная партия, она схожа с жизненной. Те же фигуры, которые ходят в установленном порядке: разменная пешка, которую не жаль, но и она может поставить мат. Король – фигура очень важная, но, в принципе, бестолковая. Королева – единственная фигура, которая ходит как угодно – ну все, как в жизни. И за шахматной доской обсуждаются мировые гроссмейстеры, олимпийские победы и удачные партии чемпионов.

А потом ранняя осень брызгала золотым крапом на голубую с зеленым акварель, подмешивала пурпур и бронзу в чистые краски на палитре. И Розочка уже звалась Розой Марковной, сменив цветастые платья на однотонное пальто и шифоновую косынку. Она угощала Сан Саныча сладкими пирогами и неизменно показывала на красный корпус университета, рассказывая, какие успехи делает Лев, их сын-студент. А за шахматным столом друзья обсуждали, что фигуры на доске совсем поменялись, и сама доска распалась на отдельные клетки, и в чью пользу будет следующая партия – неизвестно.

В серое межсезонье навсегда ушла в райские сады Роза Марковна, прихватив с собой всю любовь из их, с Ником Соломоновичем, жизни. Лев женился и выехал с женой в Израиль, и только и осталось одинокому старику, что шахматные партии с закадычным и таким же одиноким Сан Санычем. Что ж, жизнь, как шахматная доска: бывают белые клетки, бывают черные, и пройти их нужно непременно, пока хочешь оставаться в игре. Разговоры за шахматным столом теперь о ревматизме и сахаре в крови, о ценах на молоко, да о том, что Лев практически не звонит. Но Ник Соломонович не унывает – печет пирожки с курицей и рисом (не такие, конечно, как Розочка пекла, но есть можно). И каждый раз потихоньку засовывает пакет с пирожками в потрепанный портфель рассеянного Сан Саныча.

А зима уже готовит снежные кисти, чтобы выкрасить все вокруг в однообразный белый цвет. И, видно, шахматная партия подходит к концу. Лев приехал к отцу для серьезного разговора, и, наверное, придется принять его предложение – ехать доживать свой век на чужбину. Но Ник Соломонович опытный игрок и понимает, что положение на доске безнадежное, а это значит, что пора чем-то жертвовать и соглашаться на компромиссы…

Храня в памяти последнюю, «мировую» партию с другом, в воскресенье Сан Саныч не смог усидеть дома. Ведь привычку всей жизни пальцем не вытрешь. Он неспешно оделся, взял под мышку старенькую доску, вышел из дома и, покачиваясь, поплелся в парк. Дойдя до их, с Ником Соломоновичем, столика, он присел на свое место один. Пожилые игроки вокруг притихли, наблюдая за самым старым игроком, сидящим в одиночестве перед нераскрытой доской. Никто не решался присесть на опустевшее место. И вдруг… на туманной тропинке парка показалась фигура Ника Соломоновича. Завидев старого друга, он привычно раскинул руки для объятия, сжимая в пальцах газетный сверток, чтобы свежие пирожки не растеряли тепло.