Андрей Золотухин - Путешествие вновь

Сцена была самая гнетущая.

– Женечка, милый, бежать, бежать отсюда надо, – жарко шепнула Вера.

– Куда, – до хруста сжал я виски.

– Бежать. Бежать. Куда? Ах, это всё равно. Куда-нибудь. За границу.

Я не выдержал. Бросил корзину, глухо лопнула бутылка «Абрау». Зашипело, разлилось вино. Подкосились ноги. Прислонившись к акации, я медленно сполз на земле и закрыл лицо руками. Ничего нет противнее слабого, беспомощного мужчины.

На квартире я рассказал Вере всё. Честно, сухо, без утайки. Не пытаясь себя обелить.

И вновь щекотливый шепот, от которого мурашки вдоль позвоночника:

– Глу-у-упый, ужасно глупый, – она отстранилась. – Зачем только держал в себе, переживал! Впрочем, я сама хороша! Тоже тянула, хранила, молчала…

23

Во время разбойничьих дорожных налетов Вере чудом удалось сохранить подарок покойной бабушки – кольцо с александритом.

– Бабушка вручила мне его на шестнадцатилетние. Ей кольцо досталось от матери, моей прабабки. Этот камень будто бы первым найден на уральских изумрудных приисках в 30-ые годы прошлого века и очень нравился самому Александру Второму, в честь которого и получил свое минеральное имя.

– Но, Вера, тогда это совершенно исключено. Это же семейная реликвия, его непременно нужно сохранить.

– Напротив, его непременно нужно продать. В этом – смысл подарка, его предназначение. Бабушка говорила, что Давид ел священные хлебы, а камень… Словом, я почувствую, когда от него нужно избавиться. Понимаешь, она так и сказала – избавиться.

– И?

– И этот момент наступил.

Я снова взял кольцо в руки. Самое обыкновенное. Ни тонкости, ни оригинальности. Ремесленная работа. Но вот камень явно непрост. Поворачивая его в неярком электрическом свете, я видел, как он меняет цвет: от нежно-малинового до кроваво-красного и даже пурпурного. Меж тем, днем в лучах солнца его легко спутать с изумрудом из-за чистого травянисто-зеленого оттенка. Камень не очень крупный, однако правильной овальной формы. Я мало понимаю в огранке, но определенно он был красив. Да не в этом дело, главное – от него прямо-таки исходили сила и тепло.

– Видишь, Женечка, мы оба с тобой промедлили. Я ведь тоже могла раньше рассказать о кольце, но вот промолчала. А ведь это и к лучшему! Дядя Боря успеет найти нам место. Да-да, милый – нам. Я не барыня, и тоже буду работать!

24

Казалось бы, чего проще: есть кольцо – капитал, который, как сказал бы отец, «необходимо превратить в ассигнации». Увы, всё оказалось не так легко.

Мы прошли мимо главных торговых домов на Фонтанке и Дерибасовской, погуляли у городского ломбарда, постояли рядом с ювелирными на Французском бульваре. Зайти никуда не решились. Везде мешало одно и тоже – страх. У каждого входа шныряли подозрительные, а то и откровенно опасные типы в кепках-уточках. Красные от недосыпа и марафета глаза прикрыты тяжелыми веками. Скулы и шея заросли щетиной, к жадным воспаленным губам прилипла папироска.

Сворачивая и сворачивая, мы удалялись всё дальше и дальше от центра города. Поплутав по каким-то узким грязноватым улочкам, очутились перед красной дверью аккуратного, хотя и покосившегося двухэтажного дома с потемневшей от времени черепичной крышей. Окна закрыты тяжелыми на вид ставнями. Простая вывеска белилами:

ЮВЕЛИРНЫЕ ИЗДЕЛИЯ. АНТИКВАРИАТ. БУКИНИСТИКА.

Г-н Ю. РИЗЕН

Я постучал. Затем ещё. И ещё. Наконец внутри послышалось шарканье, и дверь отворилась. На пороге – не вязался её облик с характером шагов – стояла девочка-подросток, лет не более двенадцати. Острые коленки, серое ситцевое платье. Огромные серьезные глаза глядели вопросительно, с наглецой. Непринужденно сунув в рот большой палец, она несколько раз задумчива куснула ноготок:

– Вам чего… угодно? – голос хриплый, да и сама фраза шершавая.

Мы с Верой переглянулись. Странная у ювелира служанка.

– К мосье Ризену.

Подумав, она кивнула по-мальчишески остриженной головой:

– Ага, заходите.

В темноте выделялся массивный прилавок. На втором этаже тяжело заскрипела лестница. Показались домашние туфли с загнутыми носками. Очевидно, это спускался сам загадочный г-н Ю. Ризен.

– Лилита, запалите, пожалуйста, свечи. Я, господа, с вашего позволения категорически отрицаю электричество: вредно для глаз и вообще… – он устало махнул рукой.

Не знаю, что поразило меня больше: обращение на «вы» к девочке, её причудливое имя, странное выражение «запалить свечи» или же неприязнь к электричеству. Впрочем, последнее было объяснимо: я различил круглые маленькие очки, видимо, г-н Ризен страдал какой-то болезнью глаз.

– Я к вашим услугам. Как принято говорить в данной местности: я весь большое ухо, – занимая место за прилавком, сказал он.

Лилита ловко справилась с доброй дюжиной свечей, и я рассмотрел лавку во всех подробностях.

С потолка свисали свитки с арабскими надписями и почему-то перевернутыми, точкой вверх, вопросительными знаками. В центре прилавка стояли весы (большие, не похожие на ювелирные) и лежал циркуль темно-желтого металла. На стене – продырявленный молельный барабан, маска чумного доктора и засаленный ночной колпак. Пыльные полки заполнены сломанными игрушками, мышеловками, разнообразной посудой, прочим хламом.

Крайне занимательно выглядела и библиотека. Я узнал известные мне по увлечению оккультизмом гримуары «Седьмая книга Моисея, «Черная курочка», а также «Изумрудную скрижаль» Гермеса Трисмегиста и трактат Валлиса «О конических сечениях» (сразу было понятно, что это не поздняя копия, но, оригинал). Наслышан я был и о пикантной эпопее «Цветы сливы в золотой вазе». Большинство же книг было на санскрите и других восточных языках, а некоторые и вовсе без названий – только древняя вытертая кожа корешков.

Однако то декорации. Главной фигурой, безусловно, был сам г-н Ю. Ризен. Роскошный тип. Грудная клетка и плечи борца. Длинные, почти до пояса, седые волосы. Пушистая, белоснежная борода. Удивительная борода. Сплошная, словно кто-то щедро нанес – от уха до уха, и вниз по грудь – огромную шапку мыльной пены. Или он поймал и приладил к лицу облако.

Бархатный пиджак, рубашка с отстегнутым воротничком. Руки. Руки моряка, плотника, каменщика. Ризен звучно хлопнул ладонями и повторил:

– Я к вашим услугам.

Наверху мяукнул кот. Чары разрушились. Вера торопливо щелкнула замком ридикюля, достала завернутое в салфетку кольцо, начала сбивчиво рассказывать историю камня.

Ю. Ризен улыбнулся:

– Это совершенно не имеет никакой важности. Я вижу, что александрит превосходен и чист, а что касается его… гм-м… родословной, то до неё мне дела нет совсем.

– То есть, как – «дела нет»? И ещё, вы хотите сказать, что вот так, запросто – при подобном освещении и без этих ваших – я защёлкал пальцами, – луп, микроскопов… Вот так, сразу определили чистоту камня?!