Владимир Тарасов - Темнота

Даже не то что спокойно, не нужно просто. А сейчас и тем более – чего мне все эти академические ачивки на Алтае. Хорошо, значит. Не просто так приеду, а с платиной.

Теперь действительно спокойно стало. Вроде как понятно всё. Точнее – вообще ничего, но понимать уже не хочется.

Что делать с пойманной обидой – хрен его знает. Но понятно, почему она её в себе таила. Тоже не знала ведь. Потому и не сказала. За два месяца обоих бы сожрало.

Глаза закрылись уже сами.

Открыть глаза было сложнее. Свет мешал вспомнить, где я и почему так плевать на всё. Скорее даже не свет, темноты просто не было. Вокруг меня внезапно оказался целый мир вещей, про которые пришлось что-то вспоминать.

День правда был новым. Солнце взошло, а все мысли будто ночью остались. Попробовал задуматься – и не захотелось. Мог остановиться, значит. Ничего, это до темноты.

А сколько до неё?

Телефон, честно соблюдая законы физики, улетел под кровать от долгой вибрации. Разблокировал. Десять, почти ровно. Третий урок заканчивается. И жрать хочется.

Мама спала на кухне, будить не стал. У неё часто такое было, когда не успевала в срок работы проверить. И в последнее время, без работ только. Блин, видно же было, наверное. Просто хорошо было жить без опасений. Мне нравилось.

Тихо открыл холодильник, осмотрел, начал закрывать. За секунду до удара вспомнил, за чем пришёл, собрался с мыслями. Через минуту заметил перед глазами вчерашние бутеры. Она вообще такую еду не признавала, слишком просто для неё. Супы обычно были, или мясо, когда премию давали. И перестала же сложно готовить недавно. Всё ведь мог увидеть, а смотрел… ну, по большей части в монитор. Это, кажется, плохо.

Пока дошёл до комнаты, настроение испортилось окончательно. Ну, или по крайней мере так казалось. Всё-таки было светло, а значит можно было делать, а не думать. Запустил комп, протупил пару минут в экран загрузки… а зачем включал?

Дошёл до телефона, надо же кого-то послушать пока ем. На экране светился пропущенный от классной. Ниже смска, спрашивала, куда я пропал. Достаточно было одно утро делать что хочется, чтобы обо мне вспомнили.

Не успел придумать отмазу, которую кину в этот раз, а она уже позвонила ещё раз. Иногда тягу к контролю я понять решительно не мог.

Машина должна была приехать через 10 минут. Тётка только в город заехала, когда я ей набрал. Удачно, я как раз решился школу посетить.

Классной так и не ответил, писать не хотелось вообще. Говорить хотелось, наверное. Выговариваться, может. А ей что? Напишет как после дедушки «соболезную. когда на учёбу?» и забудет за неделю? Хоть раз бы вспомнила карга за 4 года, раз так соболезновала душевно.

Ненавидеть хотелось намного сильнее, чем говорить. Кажется, я начал понимать, зачем люди так массово посещали дуэли в своё время.

Дверь кухни хлопнула, и волну моральных противоречий сбило звуковой. Встала, значит. Надо выйти. Поговорить. Ну, просто сказать что-то, по крайней мере.

К ненависти возвращаться не хотелось. Я догадывался, откуда она пришла – не было её до вчерашнего дня, да и ночью не было. Проснулся таким. Прорастает, значит, обида.

Кормить её нельзя, а то сразу сожрёт и меня, и всех вокруг, но вот только… только в себе хранить уметь надо. Мама вон человек точно умный, литературовед с двумя образованиями и тремя книгами, но и она не смогла.

Вот только, может, не смогла из-за меня. Не помню, когда она меня не защищала. Всегда одна – перед хирургами, главврачами, перед учителями и неизмеримо мудрыми московскими родственниками… передо мной.

Вина – плохое чувство. Вредное. Она ошибки исправлять не даёт. Связывает. А развязаться как? Мне, выходит, две обиды затушить надо, но первая скоро улетит за 6 тысяч километров, а вторая ко мне приклеилась намертво и тащит куда-то. В темноту тащит.

Она заглянула сама, будто понимала всё. Посмотрели друг на друга какое-то время. Нет, точно понимала. Как умудряется?

Потому что взрослая? Так нет, остальные меня даже на латыни не поймут.

Родная? Так не по крови же читает. Или не в крови родство? Хрен знает, для этого я не взрослый.

– Я в магазин, – сказала. – В поездку собираться.

– Хорошо, – сказал. Ну, как сказал, выдавил. А что, и правда же хорошо.

Поворот заметил со второго раза, рекламные щиты торгового центра ударили по глазам. Дежа вю или как его там.

Тётка тоже заметила и вовремя повернула на Автозаводскую. На кой чёрт мы через шоссе поехали? Время сэкономить? Ну, разумеется.

Идеально прямоугольное здание за облезлым зелёным забором больше напоминало швейную фабрику, и чем больше времени я в нём проводил, тем больше понимал, что изготовление занавесок принесло бы этому миру значительно больше пользы.

Один из главных минусов молодого возраста – любое твоё мнение легче всего объяснить подростковым максимализмом. Не знаю, когда именно это перерастает в то, что тебя считают просто сумасшедшим, но и на первой стадии мне не очень.

После класса, наверное, третьего, я окончательно убедился, что школа – не основа жизни, как говорили мне все бездетные мамины подруги, и не корпорация зла, как утверждали старшаки. Это матрица. Ну, киношная. И в отличие от фильма, к сожалению, временная.

Достигать в ней особо нечего, зато вывалиться сложно. Хорошее отражение того, чем должна стать жизнь человека после.

В отрыве от учителей мы проходили весьма увлекательные штуки – «Бедная Лиза», расщепление атома, венерические заболевания… Проблемы начинались, как всегда, на этапе людей, но… пофиг. Пусть живут в своём волшебном мире, где людям нужна биография Рюриковичей и кто-то покупает по 63 арбуза.

Сейчас я на школу, правда, не обижался, прям вообще. Чем ближе я к ней подходил, тем больше понимал, что не одному мне хреново и не я один во всём виноват. Может, именно для этого её такой и держат – чтобы детям было что ненавидеть, пока они могут жить в своём мире.

Я шёл в самое страшное место из всех, что мог увидеть в центре Сибири и впервые за последние сутки мне было хорошо.

Моего отутствия никто, кажется, не заметил, что в целом понятно – я и социум взаимовыгодно друг друга в последнее время не замечали. Учителям до чужих классов дела никогда не было, а классная… ну, зайти к ней, по идее, надо, но опять выслушивать поток слабо связанных высокопарных речей…

Есть у взрослых, не у всех, но у многих, привычка, когда они кого-то ругают, озвучивать весь поток сознания, просто на повышенной громкости. Квантовых физиков среди них мало, так что нравоучения с каждым разом всё больше и больше напоминают сеанс психоанализа.

Мама научилась их на место ставить, классуху особенно. Я – нет. Это силы отнимает, это гадости приходится выдумывать. Говорить их, наверное, хотелось, особенно сейчас. Но специально туда нырять…