Кира Мюррей - Комната на семнадцатом этаже

Виталий остановился возле знакомой двери. Металлической, внизу несколько темных полос, уже порядком обшарпанная, но все такая же надежная. Он нажал на кнопку звонка, слыша такую знакомую мелодию. Он помнит, как раньше всегда Женька шел открывать, бурча себе под нос. Мама суетилась, накрывая на стол, а отец гордо восседал или на диване, или во главе стола.

Женька распахивал дверь, слегка щурясь. У него было отличное зрение, потому никто понять не мог, откуда взялась такая привычка. На нем, обычно, была свободная футболка, русые волосы были растрёпанными, а на прямом носу все ещё виднелись милые веснушки. Виталик просто обожал эти веснушки и часто щелкал брата по носу, тот хватался за поврежденное место, скорее от неожиданности, и возмущался.

Дверь распахнула улыбающаяся мать, в теплом халате с закатанными рукавам и в пушистых тапочках. Воспоминания были такими яркими и такими живыми, что Виталику казалось, что он видел Женьку воочию и на секунду стало все неправильно. Уже не было как раньше, но это чувство смылось волной радости от встречи с матерью. Он втянул её в свои объятия, а мама забавно запричитала, что нужно хоть в дом зайти.

Виталик вырос и теперь мама над ним не возвышалась, а была ниже едва ли не на две головы. Ростом и телосложением он пошел в отца от того он часто возвышался над людьми. Мама же была хрупкой и невысокой. В Женьке явно больше её генов. Он постоянно надувался, становясь похожим на хомяка, когда Виталик называл на него мелким, но поспорить не мог. Ещё шесть лет назад, когда Виталику было только двадцать, а Жене семнадцать он возвышался над ним на целую голову.

Виталий зашел в дом и за ним захлопнулась дверь, та всегда была жутко громкой. Навстречу вышел отец. Он все так же ярко улыбался, но лицо покрылось усталыми морщинками. Щетина приобрела проседь, как и коротко стриженые волосы. Отец уже не был таким мощным, каким его помнил Виталик, он немного сутулился, а кожа стала дряблой. Мышцы уже не бугрились.

Отец похлопал его по плечу, по-доброму улыбаясь.

– Ах, какой красавец, – говорила мать, поворачивая Виталика то в одну сторону, то в другую.

Молодой мужчина громко рассмеялся, смех у него был, как и у отца в молодости, – раскатистый и громкий.

– Только посмотрите на него, – щебетала женщина, – вылитый папа в молодости.

– Мать, что ты его на пороге держишь, – мужчина приобнял свою жену за плечи, – проходи. Мать уже на стол накрыла.

– Какое хорошее, – продолжила щебетать мать, пока мужчины её семьи глядели на неё, улыбались. Она стащила с сына пальто и принялась его разглядывать и щупать, перед тем как повесить на вешалку, – дорогое, наверное.

– Та нет, не особо, – заверил мать Виталик, наклонившись, расстёгивая ботинки.

Наконец-то он снял ботинки и родители повили его в квартиру. Мать сказала, чтобы он шел мыть руки, а она пока в тарелки все насыплет и подпихнула его вперед по коридору. Виталик немного улыбнулся, качнув головой, делая шаг вперед, а потом глянул назад, бросив взгляд на убегающую мать. Пусть отец и сказал, что на стол уже накрыто, наверняка ещё минут пятнадцать мать будет суетиться. То салфетки принесет, то тарелки решит другие поставит, то выставит какие-то сладости, то уберет их. Отец же будет сидеть во главе стола, дожидаясь пока все наконец-то сядут, негромко вздыхать.

Так происходит каждый раз и такие моменты превращаются в теплые и светлые воспоминания. Именно за таким скучаешь особенно сильно. Он услышал, как отец начал ворчать, говоря, что не к чему все это, и пошел вперед.

Ванная комната была в самом конце ярко освещенного коридора. Справа расположились две плотно закрытые двери. Одна в его комнату, другая в Женину, а в самом конце, возле ванной, комната родителей. На стене висели фотографии – их мать когда-то мечтала стать фотографом, а также она ужасно сентиментальна. Она любила рассказывать истории с их детства и до сих пор хранила их детскую одежду, в некоторую она их одевала, когда они были ещё младенцами. Эта одежда лежала в отдельной коробке и иногда мама её доставала и с умиленной улыбкой разглядывала крошечные носочки и чепчики.

Виталик приостановился, глядя на стену. На первой фотографии ему было лет пять. Они всей семье собрались на старом диване, а на стене висел ковер. У мамы была прическа в стиле девяностых, а папа ещё по-юношески задорно улыбался. Виталик сидел между ними, на диване, Женя сидел на коленях матери и не смотрел в объектив. Его полностью увлекла прядь волос мамы, и он сжимал её в маленьком кулачке, внимательно разглядывая.

На второй Виталику было десять или девять. Он уже начал вытягиваться и был жутко нескладным. Большая голова, тонкая шея и торчащий нос. Он стоял с Женей по пояс в снегу, и брат вцепился в его руку.

Тринадцать, а потом пятнадцать. Он помнит, как не хотел фотографироваться. Жене, наоборот, нравилось и он пытался уговорить брата. В конечном итоге они сфотографировались, но Виталик выглядел недовольным, а родителей это только смешило.

Семнадцать. На этой фотографии болезненно сжалось сердце. Это был его выпускной, Виталик наконец-то закончил школу и теперь перед ним открывался совершенно другой мир. Семнадцать. В семнадцать он начал жить по-другому.

На фотографии он радостно улыбался, а вечером этого дня он напился так, как не напивался до этого ни разу. Он едва смог приползти домой. Родители, к удивлению, его не ругали, вздыхали лишь и следили, чтобы ему не стало плохо.

Он был тогда ещё совсем ребенком, почти совершеннолетний, но он не понимал, как самостоятельно принимать решения и отвечать за них. Он только начинал понимать себя.

Он бросил быстрый взгляд вперед и в горле встал ком. Осталось совсем немного до пустой стены, где нет больше фотографий.

На следующей ему было восемнадцать. Они всей семьей поехали на море и сделали эту фотографию. Папа сгорел на солнце и его плечи были ярко красными, мама аккуратно завернулась в, ядовитой расцветки, парео. Виталик был ещё мокрый, он не успел просохнуть после моря. Он практически целый день не вылезал из воды и ради этой фотографии его едва ли не за шиворот вытащили с воды. Женька накинул на плечи полотенце, он вышел с воды немного раньше Виталика, и каким-то образом умудрился замерзнуть. Они стояли на фоне моря, а по бокам немного влезали в кадр люди.

Фотография, на которой ему было двадцать. Он обнимал Женю за плечи на фоне все той же школы. Теперь это был выпускной его брата и тот улыбался, немного щурясь, потому что солнце светило ему прямо в глаза. Рубашка немного перекрутилась из-за хватки Виталика на плече, а волосы растрепались и топорщились.

Виталик остановился. Он был на этой фотографии ещё таким юный. Не было морщинки между бровей и одной глубокой, что пролегла у него горизонтально посреди лба. Он по-детски широко улыбался.