Андрей Красильников - Избранные произведения. Том 1

– Ты знал… раньше?

– Я знал всё с самого начала. Она и не скрывала. Да разве скроешь сверкающие от счастья глаза! Как они сейчас?

– Всё так же. Постепенно превращаются в Афанасия Ивановича и Пульхерию Ивановну.

– Вот видишь, насколько правильно распорядилась судьба! Я бы не смог стать ей опорой в старости. Дай Бог Васе её пережить, хоть он и старше. Но ты его не бросай.

– У него же дочь от первого брака.

– Неважно. Если он скрасит последние дни твоей матери – будешь обязан облегчить ему конец жизни. Тем более что я у тебя много сил не отниму.

– Ой, папа, давай не будем… – начал было Всеволод.

– То есть как это не будем! – рассердился Павел Николаевич. – Судьба посылает нам шанс, а мы его отвергнем! Нет, дорогой мой, во всём нужна ясность. Итак: немедленно меняем квартиры. Не хочу оставлять площадь государству. Эмма Леопольдовна уже подыскивает варианты. Скоро ознакомит тебя с первыми предложениями. Помни: здесь тянуть опасно. Главное – вовремя оформить. Меньшего ты всё равно не получишь. Мучить вас с женой своим присутствием я не буду. Постараюсь прожить как можно дольше здесь. Потом меня обещали устроить в больницу. Так что судно выносить тебе не придётся.

– Разве ж дело в горшках? – попытался прервать его обескураженный Сева.

– И в них тоже. С великим и возвышенным всегда проще, чем с обыденным и низменным. Скоро ты это поймёшь. Но, к нашему общему счастью, есть Эмма Леопольдовна. Сорок дней её не подгоняй, дай спокойно собраться. Предупреждаю заранее: все мои денежные накопления останутся ей: сам понимаешь, обживать новое место всегда нелегко. Мать свою, если будет рваться ко мне, удержи. Мы уже с ней один раз простились. На похороны пусть приходит.

Слушать такое было ужасно, невыносимо. Особенно, когда в голове завтрашняя поездка в компании юной красавицы и возможное продолжение знакомства. Но мешать отцу высказаться до конца он больше не смел.

– Обязательно пригласи своего троюродного брата Андрея. Это сын Владимира Владимировича, лауреата. Он меня иногда навещает и каждый раз поздравляет с днём рождения. Очень приличный человек. Ему чуть больше тридцати. Хочу, чтобы вы поддерживали отношения. Надеюсь ещё успеть вас познакомить. Прабабка и прапрадед, чьи вещи в сундуке наверху, у вас общие. Сейчас тебе их покажу.

Павел Николаевич встал, подошёл к этажерке, взял большой толстый альбом.

– Вот они. И вообще здесь самые ценные фотографии. Дубликаты и малозначительные снимки лежат в большом пакете. Сзади я их все подписал. С пакетом поступай как знаешь, а альбом обязательно передай детям. Своим или кузена Андрея. Когда кончится этот фестиваль, позови, пожалуйста, сюда Ольгу…

– Олимпиада, а не фестиваль, – поправил Сева.

– Неважно. У меня всё время в голове то событие. Как раз тогда чёрт надоумил меня пригласить Василия. – Павел Николаевич тяжело вздохнул и моргнул два раза, видимо, пытаясь удержать слезу. – Так о чём я? Ах, да. Привези мне жену. Я должен передать ей бабушкино колье. Оно переходит в нашем роду по женской линии. Твоя мать вернула мне его перед отъездом. Сама. Это был достойный поступок. Ещё раз прошу: ни в чём её не вини. И если тебе выпадут такие испытания – веди себя по-мужски. Знай: мы можем обуздать свои чувства и даже должны это делать. Женщины – нет. Так заложено природой. За продолжение человеческой жизни отвечают они. Этот инстинкт определяет очень многое. Красивые и умные дети родятся только от большой любви. Тяга самки к самцу обусловлена, прежде всего, выбором отца ребёнка. Брак без любви чаще всего остаётся бесплодным, если, конечно, жена верна нелюбимому мужу.

Всеволод, следуя за мыслью отца, сразу обнаружил несоответствие между его наблюдением и реальной жизнью:

– А как же мама и Василий Никанорович? По твоей версии, я должен был иметь массу братьев и сестёр, но так и остался один.

По левой щеке Павла Николаевича скатилась вырвавшаяся всё-таки наружу одинокая слеза.

– В том-то вся и трагедия, что любила только она, – не без труда выдавил из себя он. – Восемь лет я пытался внушить ей это. Но она оставалась слепа. Вот Бог им детей и не послал.

Почувствовав своим атеистическим нутром опасный поворот диалога, Сева не самым вежливым образом поспешил переключиться на другую тему:

– Мы завтра с Валеркой едем кататься на велосипедах. С утра. Ты не возражаешь, если я позавтракаю один?

– Во сколько тебе вставать?

– В восемь.

– Я просыпаюсь намного раньше. Завтракать в половине девятого нам с Эммой Леопольдовной будет намного привычнее, чем в половине двенадцатого. Да и без моей помощи вряд ли ты поднимешься в такой час.

Да, подумал про себя Всеволод, ради поддержания семейных традиций отец вскочит и с петухами. Настаивать на трапезе в одиночестве он не стал.

Павел Николаевич принял вопрос сына за намёк на желание пораньше лечь спать перед утренней поездкой и даже обрадовался: разговор растравил душу и начинал доставлять ему лишние страдания.

На том беседа и оборвалась.

Выехали ровно в девять. Облачное небо оставляло надежды как на ясный день, так и на дождливый: никто из путешественников не возражал бы против небольшого естественного душа. Ливень – тоже не страшно: он долго не бывает, его можно переждать под полиэтиленовой накидкой (зонтов и палатку они брать принципиально не стали).

Оставив в стороне Бисерово озеро, ровно через час въехали в большой рабочий посёлок – тёзку своего дачного. Общий топоним нередко приводил к путанице, и, бывало, приходилось объяснять незадачливому путнику или автомобилисту, что он аж в десяти километрах от разыскиваемого дома. Ошибалась и почта, особенно, если на конверте не указывался район, разный у каждого из населённых пунктов. Кроме названия, ничего их не объединяло: завод и фабрика в одном, тишь, гладь да Божья благодать в другом.

Дальше дорога упиралась в забитую грузовиками магистраль – бывший Владимирский тракт, обильно политый слёзами и в давние времена, и в октябре сорок первого, во время панического бегства из столицы находившихся в полном неведении о продвижении нацистских войск москвичей. Велосипедисты сочли опасным и неприятным двигаться по оживлённой магистрали и свернули на параллельную грунтовую дорогу. Зачем дышать выхлопными газами?

Вскоре пересекли шоссе, углубились на север и уже к одиннадцати были в Монине, городе отважных лётчиков, а там и до Клязьмы рукой подать.

Переходили речку по висячему мосту. Ох, как дух захватывает! Особенно, когда спускаешься к нижней точке своеобразного гамака. Вторая половина пути даётся немного легче.

Первую остановку сделали в Глинках, где и проявилась краеведческая эрудиция Валеры: