Виталий Митропольский - Исправление жизни. Квинтэссенция любви

До утра он курил одну сигарету за другой, мысленно подгоняя рассвет, когда на первом попавшемся транспорте помчится, понесется в больницу, упадет на колени перед женщиной, которую любит больше жизни, и будет просить, умолять оставить ему совсем мало, всего чуточку немилосердного времени на покаяние…

«Вообще-то, братцы мои, я рос настоящим жиганом. Пить, курить и говорить начал одновременно. Родители мои, очень уважаемые люди, стыдились такого сына с самого его рождения. Они любили друг друга как Дафнис и Хлоя, а может Амур и Психея, не помню, не в этом суть…

Главное и основное в том, что дети им были не нужны. Их интересовал сам процесс, а не результат. Это не пошлость и не оскорбление, викторианские леди и джентльмены, всего лишь констатация факта. Процесс воспитания их тоже вдохновлял. И они воспитывали меня с утра до вечера, изумляясь моей живучести. Потом они устали, и отдали меня бабушке, которая плакала ночами, причитая по-хохляцки: «Шо зробылы з хлопцем». Она любила меня без памяти, ненавязчиво и бдительно. Я же в ней души не чаял. Когда она умерла, большего горя у меня не было…

Началась моя взрослая жизнь. Армия с ее паранормальными отношениями землячества и дедовщины. Институт с его двойной моралью наушничества и доносительства. Аспирантура – очаг зависти и подстрекательства. Это было время начала конца социализма, извращенного по недомыслию.

Я любил и был любим. Жениться не хотел, но женился. По любви, большой и настоящей. Но не выдержал такого испытания и пропал. Окончательно и бесповоротно. В этом моя история.»

(Из дневника А. И. Дерюгина, врача-психиатра)

«Александр Иванович, к вам, дама», – белоснежная и миловидная медсестра Олечка настежь открыла дверь кабинета, пропуская вперед какое-то бесполое существо в джинсах и свитере с плоской грудью и узкими бедрами.

«Вы знаете, доктор, я хочу убить свою дочь» – сразу, с порога, как только закрылась дверь за белоснежной Олечкой, выпалила мне «она», женщина-мальчик, со впалой грудью и несуществующими бедрами.

Я налил ей воды из фильтра-кувшина, стоявшего на столе среди кипы сросшихся друг с другом бумаг, и осторожно сказал: «Садитесь. И начните все по порядку. Имя, отчество, фамилия…»

Никакой дочери у нее, конечно, не было. Существовало нечеткое множество фракталов – «размытых» во времени личностей, связанных единым сценарием.

Заболевание прогрессировало, затрагивая глубинные слои подсознания, вычерпывая оттуда «гнойники» прошлого, ужасающего своей обыденностью неискушенного наблюдателя драмы души, истерзанной до дна…

В последнее время таких больных у меня стало много. У всех наблюдалась склонность к суициду. Почти всех я пытался вылечить. Результат нулевой.

Суггестия, психоанализ, транквилизаторы давали некоторое облегчение страданий, затем глубокая депрессия, апатия, полная амнезия, растительное существование, попытка суицида, внезапная и беспричинная смерть.

Неудачи закалили меня, но не дали понимания. Почему родовой сценарий всесилен, и «мертвые хватают живых?» Где же выход из кольца противоречий и вечной карусели пережитого, но неосмысленного? Я знал его: он в вербализации символов невротического содержания, но где найти ключ к шифру «спящей» информации мертвых душ?

Но самое главное и опасное в данной теме оказалось включение механизма синхронизации, т.е., чем глубже копаешь, тем больше погружаешься в собственную могилу.

Явления синхронизмов, открытых Юнгом, огульно отрицались вульгарным материализмом, а может быть сознательно замалчивались, возможно, присутствовало и то, и другое.

На житейском уровне это означало: нельзя оставаться бесстрастным, погружаясь в чужие страсти. Сострадание как нравственное чувство биологически оправданно, утверждая неразрывное единство всего живого.

В моей личной жизни это отразилось в следующем: от меня ушла жена, забрав детей и все необходимое. Она стала испытывать ко мне приступы необъяснимой агрессии, доводящие ее до безумных мыслей о моем физическом уничтожении. Ее родные обвинили меня во всем. Теща сказала, что жить с психиатром могут только его пациенты.

Понимая, что происходит, я ничего не мог поделать. Чувства сильнее разума, особенно тогда, когда он пытается их исследовать…

Агрессия, по утверждению известного австрийского зоопсихолога Конрада Лоренца, есть защита собственной территории от вторжения. Ее нельзя трактовать в сугубо отрицательном смысле. Поэтому, если люди начинают вдруг проявлять к вам беспричинную агрессию, задумайтесь: не нарушили ли вы целостность их суверенной территории? Словом, делом, помышлением…

А пациентка все-таки умерла. Беспричинно. Внезапно.

На последнем приеме она показала мне свой рисунок. Бабочка на дне бокала с кроваво-красным вином. Бабочка в вине. А может быть в Вине?

P.S. Вчера ко мне вернулись жена и дети. Милые, послушные, чуткие.

Во время семейного ужина, когда жена, смеясь, что-то рассказывала, держа в правой руке бокал с шампанским, моя младшая дочь захлопала в ладоши, прыгнув со стула, подбежала ко мне, и ткнув пальчиком в полный вина бокал, звонко закричала: «Папа, папа! Глянь, бабочка, бабочка!»

Кто из ныне живущих знает: что такое время? Никто. Множество гипотез лишь подтверждают подобную уверенность в нашем незнании. Но природа, как известно, со времен Аристотеля, «не терпит пустоты». И заполняет ее всеми удобными, в д а н н о е в р е м я, способами…