Алексей Михеев - Не жми на кнопки!

Счастье наделяло осень чертами весны, всё было в порядке, пока Витя не накатал пару поэтических опусов для Дросимовой – простеньких произведений. Одно из посвящений выглядело вполне невинно:

Второе было слишком смелым, чтобы его здесь приводить. Но не стихи вызвали крушение идеалов. Дело в том, что по глупости и молодости Виктор завел разговор о любви. Он не имел представления, что вместо того, чтобы привлечь (второе произведение включало зарифмованную пару «привлечь-прилечь»), это подействует на предмет обожания отталкивающе. Да какое там «привлечь», тем более – «прилечь»! Едва Виктор произнес роковые слова, как почувствовал, что Катенька не хочет его ни в каком из смыслов, нужных ему. Какие-то пять минут назад всё было совсем иначе, но теперь что-то неуловимо и в то же время очень ощутимо изменилось в воздухе. Женская душа – Марианская впадина. Темная, зачастую холодная.

Катя объяснила, что хочет просто дружить с Витей.

Трезво взглянув на себя (no money, no car, no completed education and so no ), Виктор страдальчески сощурился, ибо представлялось очевидным, что такая дружба хуже холодной войны. «Наверно, «дружба» и «ружье» – это однокоренные слова» – мелькнула догадка. – Хорошо хоть, ничего не было. Хотя это также и плохо…» Лучше всего было бы отныне не замечать предмета своей страсти. Но попробуй не замечай в этом возрасте, когда всякий знак женского внимания равен… Да ни с чем не сравнится, выше всего женское внимание в шестнадцать лет! Особенно, если его источник является к тому же предметом обожания.

Всё это мгновенно пронеслось в ускорившем благодаря стрессу работу мозгу и привело к тому, что Моисеев, как Тальков, «ушел в глубокое молчанье», лишь кивнув в ответ на заданный в лоб вопрос. Они прошли еще какое-то расстояние вместе и разошлись.

Витя пошел к ближайшей кафешке (они прогуливались в районе Старой площади, Витя сразу вспомнил свое последнее прозаическое произведение), а Катя индифферентно застучала каблучками в сторону метро. Охранник кафе «Sorry, бабушка!» грубо крикнул, едва Виктор вошел: «Закрой дверь!» Другой охранник поинтересовался у кричавшего, почему он такой грубиян. «Это не я такой, это жизнь такая!» – выдал тот ответ, секунду поразмыслив. «Легко жить, когда во всем следуешь за общим потоком жизни и не пытаешься ничего изменить. Жаль, что серый удел – не мой», – подумал тогда, бросив на грубияна мрачный взгляд, Виктор. В кафе он долго не задержался, только слегка перекусил. После этого отправился домой.

Стоя в депрессивном состоянии духа и мрачно толкая чужие тела в ответ на привычные хамские толчки, Моисеев старался сохранить подобие равновесия в зыбком мире общественного наземного транспорта и видимость благочестивого спокойствия на лице.

«…Введена система АСКП. Более подробную информацию можно прочитать в объявлениях на остановках. Желаем вам приятной поездки !» – съерничал голос из магнитофона водителя. «АСКП, – решил Витя, – тренажер для выработки в себе самых низких и зверских инстинктов».

…По неопытности Виктору в первое время после того, как Дросимова его бросила, было весьма плохо; болела душа. Никто из старших товарищей не объяснил, что дальше его влюбленности и расставания будут не столь болезненными. А если б и объяснили, разве это дало бы что-нибудь?

Но, как бы ни было плохо, Виктор ничуть не сомневался, что нужно идти вперед несмотря ни на что. Он просто взял и пошел, решив, что, разумеется, можно было бы прожить жизнь как полностью, так и в деталях иначе, более грамотно, избежав бури и любви, но разве было бы от этого интереснее?

Увы, неприятности на личном фронте вылились в своего рода «творческий штиль». Ничего интересного не писалось.

Виктор всё ж начал новый рассказ. Он вывел шестнадцатым шрифтом заголовок:

После этого сходу родил и само произведение:

«Молодой человек шестнадцати лет шел по улице. Возле газетного киоска он увидел дедушку……………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………насрал в рот…»

Напечатав текст рассказа, он тут же в порыве раскаяния удалил его. Теперь он понял, что даже очень талантливый автор может написать бездарное произведение в соответствующем настрое – например, когда лебедка либидо настроена на зло.

Дни проходили, Моисеев уже оправился от переживаний, вызванных неудачей с Дросимовой, как вдруг новая напасть подкралась оттуда, откуда не ждали.

Случилось следующее: в организме Виктора под влиянием инопланетного стимулятора творческой активности произошли необъяснимые изменения, затронувшие область психики. Стимулятор пришельцев был рассчитан на широкий спектр обитающих во Вселенной существ, но не на всех, и, видимо, в том числе не на людей. В результате воздействие инопланетной техНЛОгии привело к нарушению адекватного мировосприятия. Впрочем, у молодых людей его возраста, особенно если они при этом талантливы в какой-то области (а талант часто – дело наживное, в чем Виктор недавно убедился на собственном опыте), мировосприятие и так разительно отличается от взросло-среднестатистического, присущего тем, кто идентифицируется исключительно как вечный борец за жирный кус в описанной Пелевиным Кормушке.

Итак, побочный эффект инопланетного средства – новообразования в психике Витька́ в виде дневных сновидений – стал фактом, с которым ему приходилось теперь считаться volens nolens. Еще до общения с представителями неземной цивилизации Витю посещали видения, являвшиеся порождениями его собственной фантазии, которые могли бы дать пищу для размышления преданному поклоннику Фрейда, но никогда прежде они не выходили из-под полного или частичного контроля подростка.

Виктор с неудовольствием обнаружил, что видения могут захватывать его душу целиком прямо среди бела дня. Начал замечать, что выпадает из реальности в самый неподходящий момент – например, во время урока или при переходе улицы. К счастью, пока что толчки окружающих оперативно возвращали его в адекватное психическое состояние. Он мог лишь надеяться, что палец в один прекрасный момент не перестанет давить. Витя стал чаще менять повязку, прося Филиппа затягивать покрепче узлы – никто не знал, когда понадобится новая доза парализатора.

В конце концов он умудрился отключиться прямо на уроке. Ему еще повезло, что невольный дей-дрим со стороны выглядел как глубокая задумчивость, которую равно могли вызвать как красивые девушки, так и история написания гениального романа Михаила Афанасьевича Булгакова.