Василий Дыш - Тайна с глазами, полными любви

Досада сыновей на своего отца за измену маме выходила своей ненавистью на сестру по отцу в виде насмешек и мелких провокаций. Ведь на ту лошадь не сел ни один из братьев, зная, что лошадь чем-то возбуждена и непокорна, но она все равно села на лошадь, чтобы доказать – она их не боится!

Вдруг стулья под ней зашатались от неловкого движения, и она полетела вниз с верхотуры. Больно ударилась об пол, ушибла сильно руку, но она не кричала от боли – не хотела, чтобы ей запретили бывать в ее подвальчике. Поднялась наверх сама, в ссадинах, прижимая обездвиженную руку к груди. И книгу – она никогда не оставляла книги свои в темноте.

То, что сломала правую руку, ей не принесло какое-то неудобство, ведь ее левая – она такая же умелая, как и правая, вот когда пригодилось ее «проклятие».

Детские кости быстро срастаются – рука вновь стала послушной. И Рами опять, спустившись в подвал, ставила стулья в пирамиду и тянулась к окну. К маме. И небу.

Однажды вдруг из ослепительного света от окна она увидела пушинку, плавно опускающуюся к ней прямо на ладошку, подставленную под это невероятное чудо. В подвале! Пушинка! Но окно закрыто, в нем стекло! Пушинка искала ее! Летела к девочке и легла удобно, на дрожащую от ощущения волшебства протянутую ладонь девочки. Она боялась выдохнуть, чтобы не исчезло это чудо. Это от мамы! От нее! Она там, тут, здесь, со мной!

Она не знала, что это за пушинка, как она оказалась в подвале, но точно верила, это знак от родной мамы – самого важного человека в ее детской жизни тогда. Это пух из крыла ангела, в которого превратилась мама. Мамина частичка.

Рами сохранила эту пушинку в книге, спрятав ее между страниц. Часто открывала свою тайну и чуть-чуть притрагивалась к своей маме, подушечками пальцев, затаив дыхание. Мама подала ей знак!

Впоследствии, при множественных переездах, эта книга с пушинкой, посланной мамой, затерялась. Но она всегда держит в памяти этот случай и помнит ощущения от прикосновений мамы.

Рами научилась жить сама. Без родительской любви и ласки. Заботой она была окружена, но не той душевной, которая есть в семье. Редкие встречи с отцом, при которых ей было запрещено выражать свои дочерние чувства. Всегда рядом был кто-то из настоящих детей.

Братья всячески выражали к ней свое неуважение. Придирались по пустякам, по поводу и без. Указывали ей на ее ничтожество, на огромную пропасть по отношению к ним. Разве что не били пока. Так как она все-таки была единственная их сестра, пусть лишь со слов папы, то они пытались оказать ей свое покровительство. Там, в ее стране, так принято, братья опекают сестер – мужчины же. Назойливость этой опеки она ощущает всю жизнь. Постоянное наблюдение и проверки, невозможность побыть одной или ограничение в выборе общения с кем-либо вне дома.

Так и жила Рами в тягостной атмосфере настороженной печали.

Через два года жизни в доме мачехи, видимо, устав от постоянных претензий жены, папа отправил Рами обратно в тот город, где она жила с мамой. Под надзором няни. Она запомнила эту добрую женщину и, может быть, впервые после мамы она почувствовала настоящую заботу о себе от другого человека, который всегда рядом. Ощутила настоящую привязанность к няне.

Теперь Рами могла приходить к своей маме. Она так ждала этого. Выпрашивала у няни поездку на кладбище. Когда стала взрослой, ездила сама.

Причину смерти мамы она не знает – истинную причину. Неоткуда узнать, не дают ей такое знание. Она просто приходит к маме. Поплакать и поговорить.

Замирает мир в это время, и несущественными становятся все дела. Лишь мама и дочка. Слезы и души. Наверное, если кто-то видел это со стороны, как красивая молодая женщина молча плачет, стоя на коленях перед могилой, никогда не поймут – для этого нужно знать ее жизнь. Она общается с той, кто эту жизнь подарил ей. И святая любовь ребенка к родителю, дочки к маме, двух женщин, окружает их своим защитным покрывалом от враждебного. Они в это время вместе. Много лет назад – и сейчас. Мама гладит дочку по волосам и заплетает косу, а дочка боится шелохнуться, ощущая близость родных рук. Мамину заботу, мамино присутствие.

Они говорят не звуками – душами. Мама молчит, дочка плачет, рассказывая о проблемах и несправедливости к ней, а иногда радуя маму своими успехами. Все-таки печали больше. Мало стало ласки кругом после смерти мамы, не успели они вдвоем насладиться счастьем тогда. Не увидела мама, как дочка стала девушкой, очень красивой девушкой – как мама. Рами частичка ее, родной, единственной, ушедшей. Необходимой всю жизнь. Выплакаться не стесняясь – ведь маму не стесняются дочери. И эти невыплаканные слезы за все время сейчас, у могилы мамы, находили здесь выход. Кто поймет, кто поплачет с ней вместе? Лишь мама.

Так Рами жила. Приходя, когда становилось совсем одиноко, на мамину могилу. Рами говорила: «Мне нужно расплакаться», веря, что мама там, в желтой земле. Двадцать пять лет она была убеждена что мама похоронена здесь, пока кто-то из «благожелателей» не пустил слух так, чтобы она тоже услышала: ее мама на самом деле не в могиле. Мама у себя на родине. Тело ее увезли и похоронили там, в очень далекой славянской стране. За другим горизонтом. А тут лишь памятник. И это сделал папа. В угоду своей настоящей жене и своим сыновьям. Во искупление.

Конечно, он глубоко ранил ее – этот подлый слух, сказанный и повторенный неоднократно. Чтобы осквернить саму трагедию одиночества и скорби дочери. Никогда она не решалась спросить об этом у отца: правда ли это? Или? Пусть будет «или». Для нее с мамой. Пусть будет вера – родной человек здесь, в этой земле, в городе, где они жили. Мама с дочкой. Тут место их встречи. Место исповеди.

Рами взрослела. Превращалась в прекрасную девушку, не похожую на братьев и отца абсолютно – видимо, папины гены были лишь второстепенными.

Мама ее была другой национальности, и, может быть, поэтому и мама, и дочка были награждены такой не здешней красотою, что папа когда-то не смог устоять перед очарованием встреченной им женщины.

Не похожа ни на кого из многочисленной родни, которую она не имеет права даже называть так. Она себя и не ощущала одной из них. Скорей всего, чужой. А вот чьей? Где ее люди? Она – приемная дочь двоюродного брата папы, чтобы как можно дальше было от родного отца с одной лишь поблажкой – им должно иметь одинаковую фамилию – папа разрешил. Спасибо, папа.

Ее интересы в жизни своей, из-за невозможности найти тот душевный уют, который доступен в настоящей семье ребенку, были разнообразны. Учеба в школе ей давалась легко и блестяще. Рами училась играть на пианино, рисовать. Чтение книг она возвела в степень своего знания, из которого она постигала жизнь. Пусть и из написанной кем-то жизни. Не было иного источника. Не было добрых необходимых советов от родных, из которых лишь отец, которого она видела очень редко. И к которому ей было запрещено даже общаться иначе как к уважаемому человеку. Папа отвечал ей тем же – ни шагу на сближение. Легенда была оберегаема очень ревностно и строго, всеми, кто был допущен к тайне ее существования.