Игорь Шахин - Баловень богов

…На этот раз он пробудился огнем костра в пещере полудикого племени. Вокруг него в благоговейном ритуальном танце ритмично двигались люди. Эти существа из всех веществ и явлений Космоса были ему всего интересней. Может, такое его влечение было замыслом Плантаторов, но Баловень об этом не мог даже и подозревать – точно так, как ничего не подозревали люди, подпрыгивающие вокруг согревающего костра.

Женщина переживала как бы два состояния одновременно: нелепость своего положения и чувство никогда раньше не ведаемой тревоги.

Нелепым казалось то, что вот уже несколько месяцев она оторвана от всего мира. Скажи ей кто, что не одна оказалась в такой ситуации, все оказалось бы гораздо проще. Было очень не по себе, хотя она и знала, что силовики ничего страшного не допустят. Они мастера на все руки. В долю секунды успокаивали самый мощный вулкан, еще быстрее поворачивали цунами в глубь океана, а уж о всяких там таяньях, наводнениях и оползнях и говорить нечего. И все же, все же… Тревогу порождало нечто другое, происходившее в ней самой, в ее безоблачной ранее душе, в образе мыслей. Взять телетрансляции внешней жизни, пусть теперь отрывочные, но достигавшие ее капсулы, – они были точно такими же, как и раньше. Но теперь они вызывали скуку, почти тоску. И как она могла это раньше так любить?

Окажись она сейчас рядом с подругами по многодневному заточению, то смогла бы их, или они ее, или все вместе друг друга убедить в том, что никакой катастрофы и в помине не было, а эта их изоляция от мира есть всего лишь полезный для всего общества эксперимент… Всеобщий самообман, он – как счастье.

Но такого общения не могло быть. Провалившаяся часть тектонической платформы погрузила их на большую глубину, а боковые плиты гор сомкнулись над ними, словно створки автоматических дверей горизонтального лифта, надежно придавив собой полторы тысячи прочнейших капсул с женщинами-доноршами. Спасало их то, что каждую охранял и берёг от всех внешних сил индивидуальный аппарат полного жизнеобеспечения. Он считался вечным и неуничтожаемым.

Общество Ангельи с первых дней своего возникновения надежно ограждало от всех катаклизмов каждого своего гражданина. Никто еще за тысячи лет ангельянской истории не умер насильственной смертью.

Да и знали ли тут вообще что-нибудь о смерти?! Даже об одиночестве тут не имели ни малейшего представления, ведь ежесекундно от каждого к каждому поступала вся информация обо всех – «я во всем и все во мне».

Ужас одиночества давно бы уже доконал женщину, но он постепенно превратился в незначительную досадную помеху, благодаря бывшему в ней все эти дни и никогда до этого не испытываемому смешанному чувству радости и тревоги. В ней рос, развивался и заявлял о себе неизвестный мир нового существа.

Глядя изо дня в день сквозь невидимый подрагивающий колпак силового поля на прожилки, изломы глубинных планетных пород, в которые ее, как и других донорш, ввергла неумолимая космическая сила, женщина воображала струи водопадов, извивы древесных ветвей, стремительный и прерывистый полет птиц. Внешний мир словно бы никуда и не исчезал. К тому же их было уже целых два мира – тот, что жил перед очарованными глазами, и тот, что пульсировал внутри нее, под благоговеющим сердцем. Но ребенок рвался наружу. Этому было уже пора.

В подобающем случаю зале, торжественном, с тщательно продуманной акустикой и всевозможными подсветками, усиливающими впечатление святости места, собрались Хранительницы Незыблемых Законов, представлявшие все расы планеты – желтую, черную, белую и красную.

Спинку трона каждой из них венчали уходящие к высокому потолку каменные прямоугольные колонны из желтого, черного, белого и красного камня. На них в первый день сотворенья Ангельи появились тексты Незыблемых Законов, повторенные четырехкратно, на каждой колонне – на своем языке. Этих языков теперь никто, кроме самих Хранительниц, не знал и не помнил. Современный способ обмена информацией был гораздо проще и удобнее. Зачем и кому нужны все эти многотрудные, многочисленные слова, когда так легко было мыслить картинками, кадрами обо всем, происходящем вокруг?! И еще легче и проще мысленно всем этим обмениваться!..

Тексты на колоннах своим содержанием были схожи, как четыре капли воды, кроме одного-единственного закона – Закона Постоянного Пребывания. Желтой расе предписывалось жить на материке каменистых и песчаных пустынь, черной – на экваториальном материке солнечных дождей, белой – в нижних и высоких широтах лесов и снегов, красной – в глубоких долинах продольных гор.

Еще в центре зала возвышался сиреневый трон и такого же цвета колонна, но на ее гладкой, почти зеркальной поверхности не было ни единой буквы. Но странность того, что она вообще в этом зале наличествовала, никого не будоражила, не провоцировала на создание гипотез и теорий о ее предназначении, на поиск ответа на вопрос: «Для чего она?».

Это безразличие объяснялось тем, что на каждой из колонн среди тысяч строк была и такая: «Возжелавший открыть дверь в необъясненное Незыблемыми Законами откроет путь в гибель цивилизации». А гибели всем своим сородичам никто, естественно, не желал, поэтому не открывали ни эту «дверь» сиреневой колонны, ни многие другие двери…

На Совет приглашены Спортсмены, Творцы, Производители Благ, им предписывалась роль – наполнить содержанием первое и главное действие Совета, который собирался четыре раза в год, чтобы вынести на всеобщий, всепланетный обзор эту, незыблемо повторяемую тему «Всепланетная Премия».

Три месяца художники, поэты, музыканты, драматурги, актеры, спортсмены состязались, выявляя лучшего из лучших созидателей Радости и Света. Спортсмены, а ими были почти все жители Ангельи, не стремились к рекордам высоты, скорости, силы – все рекорды соревнований за многие тысячи Спартакиад достигли пределов человеческих возможностей и были стабильны. Следовало пробежать, прыгнуть, поднять, выполнив все свои действия каким-то особым образом. Только так можно было стать Победителем.

Победители спортсмены получали право перехода в сословие Силовиков или Творцов. Победители творцы выбирали себе или быть низшим сословием, чтобы снова заняться спортом, или сословие Ученых, что бывало так редко, или уйти в Производители Благ, чтобы ни с кем и никогда уже не состязаться в спортивных играх. Оставалась возможность продолжать заниматься творчеством, но это – не на всю жизнь, а лишь до той поры, пока не наваливалась телесная усталость. То же самое происходило и в сословии Силовиков. Телесная усталость означала конец жизни.