Виктор Чаплыгин - Повести, рассказы и сказки

Сергей пристально посмотрел на командора. Тот был подавлен разговором и в глазах блестели слезы. Наверное, он искренен, – подумал Воробьев.

– Ты знаешь, Курт, я все понимаю. И то, что ваш род всегда был на службе сильных мира сего. И то, что ты хотел стать моряком, как и я.

Ведь в конечном итоге вы, немцы, все разные. Большинство было оболванено и в силу того, что Гитлер, конечно, обещал главное – возрождение нации и величия униженной после Первой мировой войны Германии – массы шли за ним и верили. Но то. что эта тварь сотворила на нашей земле, я никогда не прощу. Моя бабушка погибла при бомбежке в Ленинграде. И я, и мой отец рисковали своими жизнями, чтобы наказать таких, как ты, утопить в море, разгромить на земле и в воздухе. Мы защищали свою страну. А вы подло напали и что главное – сколько погубили людей в концлагерях, и городах, и селах! Нет такому прощения! – Сергей махнул рукой и тут произнес: – Но я благодарен твоему отцу за то, что он сделал для нашей семьи. А что ты можешь сказать в оправданье?

Курт тихо произнес:

– Можешь навести справки, я никогда не добивал людей после потопления судов и запрещал это делать другим. Это все мое оправдание. Меня не судили, и теперь я служу Бундесверу. Преподаю в военном училище в Киле.

К ним подошел военно-морской атташе СССР Николаев:

– Ну что, вспомнили былое, идемте лучше выпьем за ваших дам, они, по-моему, самые красивые на банкете.

А дамы настолько увлеклись разговорами, что, когда начали произносить тост в их честь, они это поняли лишь по расталкиванию их мужьями. Потом был бал, и Сергею вспомнился еще раз тот предвоенный Берлин и почему-то Ленинград, и первая встреча с Полей.

– А знаешь, Поля, наверное, это не случайно – наша с тобой встреча, и сегодняшняя встреча с Куртом и его отцом. Но я тебе скажу одно: самая дорогая из них – это наша, – он прижал к себе Полину, и та попросила:

– Потише, по-моему, мы будем дважды папой и мамой!

А над Килем шел мягкий рождественский снег и покрывал улицы и причалы гавани, где стояли подводные лодки Германии, и он падал и на город Полярный, засыпая причалы и стоящие у них подводные лодки СССР. Грозное противостояние продолжалось, собственно, как продолжалась жизнь на Земле. Запад и Восток шли на встречных курсах, держа оружие наготове. Но там и там люди любили, верили, надеялись и ждали от Рождества и Нового Года счастья и удач, наверное, это правильно.

Н а село опускался теплый, влажный вечер середины весны. Запах цветущей вишни стоял густой, как теплые сливки в парном молоке. Небеса постепенно раскрашивались лазурью, а на западе горизонт превращался в красно-оранжевую полосу с бордовым солнечным диском в середине. Скоро наступят долгие деревенские сумерки.

– Сашка! – бабушка Поля, выглянув из раскрытого окошка, деревянного домика, грозно позвала внука. А Сашка и не думал откликаться – ведь все самое интересное только начиналось. Почему-то именно в это время суток и в этом времени года играть с соседскими детьми особенно интересно. Прямо в переулке на дороге был расчерчен большой круг и шестеро ребятишек, каждому лет по семь (две девочки и четверо мальчишек) играли в «вышибалы». Мяч то и дело гулко бил по мягким местам и коленкам игроков, выводя из круга очередную «жертву».

– Сашка, тебя бабушка зовет, – сказала высокая девочка с короткими рыжими косичками, – ты что, не слышишь? – Она ловко попала Сашке по спине, и тот нехотя вышел за черту.

– Ты бы, Олька, помалкивала, сейчас всех разгонят, – выпалил Сашка, недовольно поглаживая побитую спину. – А еще совсем не темно, и мы же хотели на крыльце посидеть.

– Сходи, скажи дома, что мы посидим у вас на крыльце! – попросил мальчик Вася, большеглазый, небольшого роста, белобрысый. Сашка побежал к дому.

– Бабушка, мы на крылечке полчасика – хорошо?

– Но не больше, и шелуху от семечек не плюйте на пол, как я учила – в ладошку и в ведро.

Сашка, ничего не ответив, рванул к ребятам, и всей гурьбой они пошли на крыльцо Сашкиного дома. Надо сказать, крыльцо было любимым местом сбора этой стайки ребят. Но не только они облюбовали это место – здесь часто собирались пожилые соседи – в основном бабушки, почему-то дедушек почти не было, разве что одноногий дед Манит подходил на «огонек». Такбыло потому, что была война, и мало кто из взрослых мужиков вернулся с нее. Вот и мусолили бабушки между собой все новости села да рассказывали про детей да внуков, которые не редко сидели рядом на бревнышке и подслушивали их беседы.

Крыльцо было красивое – резное. Дощатый пол, две скамеечки по бокам со спинками, на двух высоких тоже резных столбах крыша домиком, покрытая железом, крашеным красным суриком. На крыльцо вела дорожка, посыпанная желтым песочком, и две деревянные ступеньки. А выход с коридора был закрыт двустворчатой тоже резной дверью, краска на которой уже облезла, но остались следы «былой красоты». Одной стороной крыльцо смотрело в цветущий вишневый сад, а с двух других открывался вид на улицу и небольшой пустырь между соседскими домами.

За беседами все грызли семечки – каждая бабушка жарила свои, и внуки набирали в карманы на вечер эту «заразу», как говорила баба Поля. И хотя правила ее все знали, тем не менее утром ей приходилось заметать шелуху веником, при этом она всегда ворчала и грозилась никого не пускать больше на крыльцо. Но приходил вечер, и все повторялось. Даже в дождик здесь было почему-то уютно и как-то безопасно. Что-то было в этом крылечке сказочное, наверное.

Вот и сегодня ребята расселись на скамейках и, как все малыши, начали рассказывать истории, кто страшные, кто глупые, кто про что. Сашка любил хвастаться и часто врал. Это все знали, поэтому никто ему не мешал и не перебивал. Скромник Вася – тот всегда просто слушал, и если его что-то удивляло, то он делал большие глаза и переспрашивал:

– Правда, да?

Валерка, мальчик с узкими глазами, похожий н а татарчонка, тот всегда рассказывал о рыбалке, потому что они часто со старшим братом ловили рыбу и ездили на мотоцикле на речку и озера далеко от села. Коля, высокий симпатичный мальчик, с прической «бобрик», был сыном милиционера, и поэтому часто рассказывал о разных происшествиях. А вот Рита любила учить всех, как вязать узлы и делать из веревок разные поделки – папа у нее был моряк, и он учил ее, как мальчишку, всему мужскому. Только Оля всегда хохотала над выдумками детворы и считала себя намного умнее всех. Может, так и было, ведь ее мама была директором школы. Но все почему-то так не считали, а говорили, что она «задавала».