Евгений Кузьминов - Ловцы снов

– Спасибо, Настя, – сказал Петрович, – можешь идти.

Дисциплинированная Настя бесшумно вышла из кабинета. Некоторое время директор изучал лежащие перед ним бумаги, а потом закрыл и отодвинул от себя скоросшиватель.

– Похоже, я не ошибся, – сказал Петрович, посмотрев на Ивана.

Иван промолчал, не зная, что ответить.

– Отлично, – сказал Петрович, – Иван, давайте не будем отнимать время друг у друга. Я вам вкратце объясню концепцию Компании, вопросы возникнут – задавайте. Вот вы сказали, что сон заканчивается трагически. Видите ли, Иван, дело в том, что ваш сон – это не просто сон – это чья-то жизнь.

– Что? Чья-то жизнь? – не понял Иван, – как это?

– Да-да, – подтвердил Петрович, – вы не ослышались. Именно, чья-то жизнь. Не больше и не меньше.

Иван опять промолчал, думая, что ответить директору.

– Меня вчера здесь не было, и вас должны были ввести в курс дела, – Петрович посмотрел на дверь, в которую вышла Настя, – но почему-то этого не сделали. Строго говоря, Иван, я не бизнесмен, я – ученый. Мне удалось открыть феномен нейронно – генетической памяти. Что это такое – постараюсь объяснить. Ни для кого не секрет, что человеческий мозг, это сложнейшее биологическое устройство, созданное природой. Никакой супернавороченный современный компьютер ему и в подметки не годится. Вы, Иван, наверное, слышали, что человек использует свой мозг не более чем на десять процентов?

– Ну да, – подтвердил тот, – что-то такое слышал.

– Тогда для чего нужны остальные девяносто процентов мозга? А ведь всем известно, что природа никогда и ничего просто так не создавала. Я уже не говорю о том, что эти девяносто процентов мозга потребляют значительную часть энергии организма. Что вообще очень трудно объяснить с точки зрения эволюции и выживания гомо сапиенса как вида. Значит они все-таки, для чего-то нужны? Вот только для чего?

Петрович замолчал и вопросительно посмотрел на Ивана. Но тот только пожал плечами.

– Я хоть и ученый, Иван, но тоже этого не знаю. И мне в результате длительных исследований удалось выяснить, что если некоторые участки мозга человека дистанционно обрабатывать сигналами определенной частоты и амплитуды, то человек, в виде сна, может увидеть то, что когда-то пережили его предки. То есть, получается, что память передается от поколения к поколению на нейронном и генетическом уровне. И если мы сможем раскрыть механизм передачи памяти, то мы сможем овладеть настоящей биологической машиной времени. Понимаете меня?

Петрович многозначительно взглянул на Ивана.

Тот не очень уверенно кивнул.

– На вербальном уровне, кажется, это почти все понимают, – вполголоса, непонятно кому, сказал директор, вертя в руках авторучку, – а вот понимают ли практически – это большой вопрос.

Иван промолчал.

– Жаль, что эта машина времени может работать только в одну сторону, в прошлое, – сказал Петрович, – насколько далекое прошлое, я пока не могу сказать. Как правило, это три или четыре поколения, не дальше. Но у нас была клиентка, которая дала очень подробное описание казни Марии-Антуанетты, на котором присутствовала ее пра-пра-пра-пра-бабушка. А ведь это, если я ничего не путаю, произошло в 1775 году. Более дальнего проникновения в прошлое нами пока не было зафиксировано, да и сам выбор воспоминаний носит довольно рандомный характер, но и это уже кое-что. Согласны со мной?

Иван, с недоверием посмотрел на директора, и сказал:

– Ну, если это действительно так, как вы говорите, то это действительно интересно.

Петрович придвинул к себе скоросшиватель и, открыв, заглянул в него.

– Так, – сказал он, – вы, Иван, вчера заказали сон на военную тематику и он вам не понравился.

Петрович вздохнул и побарабанил пальцами по столу.

– А про какую войну вы видели сон? – спросил он Ивана.

Иван наморщил лоб.

– Да, вроде бы про Великую Отечественную…

– А как вы это поняли?

– Там были немцы.

– Немцы? – директор посмотрел на Ивана поверх очков.

– Ну, да, – ответил тот, – немцы, фашисты.

– Наверное, все-таки, нацисты, – задумчиво сказал Петрович, – но, в общем, понятно. А кто из вашей семьи воевал на той войне?

– Дед воевал, – ответил Иван.

– Вот как? Очень интересно! – Петрович удовлетворенно потер руки, – теперь мы знаем, чьи воспоминания вы видели.

– Вы так думаете? – недоверчиво посмотрел на директора Иван.

– Уверен, – безапелляционно ответил Петрович, – хотя, конечно, лучше проверить.

Ваш дедушка жив?

– Умер, – угрюмо ответил Иван.

– Жаль, – сказал Петрович, и задумался, – вы, Иван, кажется сказали, что сон заканчивается трагически. А как именно?

– Меня убили, – все так же угрюмо ответил Иван, – я имею в виду, во сне.

– Я понял, – сказал сообразительный директор, – но если бы вас убили в вашем сне, то я не имел бы сейчас счастья с вами разговаривать. Значит, вас не убили, а, вероятно, только ранили. А у вашего дедушки, Иван, были ранения?

– По-моему, были, – ответил, задумавшись, Иван, – да, точно были. У него на спине был большой белый шрам.

– Ну, вот видите, Иван, – удовлетворенно сказал Петрович, – моя теория в очередной раз подтверждается. Ваш сон – это память вашего дедушки о войне, которая генетически передалась вам. Вы все ещё хотите забрать деньги?

Иван в нерешительности пожал плечами.

– А еще какие-нибудь пруфы, то есть, доказательства того, что вы говорите, есть? – спросил Иван.

– Конечно, есть пруфы, – улыбнулся директор, – и они вам будут представлены, а чтобы в этом убедится, достаточно посмотреть еще один сон.

– Даже не знаю… – нерешительно сказал Иван.

Петрович снял очки, потер пальцами переносицу и вздохнул.

– Я отлично понимаю ваш скепсис, Иван, – сказал директор, – более того скажу, что если бы лет десять назад я бы услышал что-нибудь подобное, я бы сам в это не поверил. Но жизнь и наука не стоит на месте, а ведь каких-то сто лет тому назад и великого ученого Константина Циалковского называли городским сумасшедшим, когда он рассказывал своим ученикам о космических путешествиях. А четыреста лет назад Джордано Бруно сожгли на костре за его утверждения, что Земля круглая и вращается вокруг Солнца. А что такое для истории человечества значит сто, или даже четыреста лет? Это всего лишь небольшая вспышка, ничтожно краткий миг в развитии Вселенной и Мировой цивилизации. И через какие-то десять лет, я надеюсь, и наши скромные открытия будут восприниматься потомками как нечто, само собой разумеющееся.

– Если все так, как вы рассказываете, э-э-э… Петрович, то это, безусловно, действительно интересно, – ответил Иван.

– Интересно, – это не то слово! Оно совершенно не отражает реального значения моего открытия для человечества, – воскликнул Петрович, – ведь если глубоко задуматься, то этот феномен нейронно-генетической памяти – величайшее открытие двадцать первого века!