Милла Генрих - Потерянная душа

– Сначала надо получить образование, дорогая, а уж потом мода, – твердили мои родители.

Объясняли, что я и так очень красивая, а то, что высокая, это делает меня еще больше отделяемой от всех, кто рядом со мною, и я не должна этого стесняться. Тогда я улыбалась, глядя отцу в глаза, и понимала: для своих родителей, даже если бы была полным уродом, была бы лучше всех и красивее всех.

На первых осенних каникулах десятого класса мои родители планировали поездку в Россию. Там нашлась моя тетя, мамина сестра. И план поездки удачно осуществился. Свозив меня на каникулах в гости, в маленький российский городок со странным названием Охлабуйск, где жила моя нашедшаяся тетя, о которой мы долгое время ничего не знали. «Потерялись в те девяностые», как говорили часто мои родители.

Тетя моя была директором детского дома, вот где я впервые поняла, как смешна моя проблема по сравнению с теми, кто жил в этом доме, без родителей, кинутые или забытые.

Пока мои родители и тетя обнимались и забрасывали друг друга вопросами, я вышла во двор, где собирались дети на утреннюю линейку. Боже, какими глазами они тогда смотрели на меня, а я стояла и свысока смотрела на эти лица. Как далека я была от их мыслей. Мне кажется, вот там, в тот миг я стала взрослой. Когда увидела своими глазами детскую жестокость.

Полина, тогда я не знала еще ее имени, худая, затюканная на вид девочка лет десяти, так я тогда подумала, оказалась моей ровесницей. Сидела одна на лавочке, все, кто проходил мимо, тыкал в нее чем-то или кидал что-то, кто-то плевал, потом подбежали две девчонки и столкнули ее с лавки прямо в лужу, а она молча, не издавая звуков, только исподлобья смотрела на всех. Ни один не прошел мимо, не задев ее. Но когда одна из самых крутых на вид девчонок подошла к Полине и, схватив за голову, хотела ткнуть ее лицом в лужу, я не выдержала и бросилась к Полине на помощь. Мне тогда тоже досталось хорошо, пока на порог двора не выскочили мои родители с командующей этим домом, моей тетей. Все разбежались, как только тетя Нина закричала, выбегая из распахнутых дверей главного входа:

– Скворцова!

Скворцова развернулась и, жуя жвачку, прокричала в ответ:

– А че сразу Скворцова? Я только помочь хотела встать вашей племяннице, – и, нагло улыбаясь, смотрела мне в глаза.

– Быстро ко мне в кабинет, и вся твоя шайка тоже! – прокричала тетя Нина.

Не знаю, кто тогда сказал из них:

– За племянницу нас могут и выгнать.

Скворцова только рассмеялась ехидно, ответив:

– Ща посмотрим, как она будет нас выгонять. Не ссыте, она даже строгой не может быть, ща расплачется и только.

И демонстративно прошла по всему двору в здание детского дома.

Родители, подбежав к нам, стали суетится, вытирая грязь с лица, отряхивали с меня грязь. Мне было стыдно в эту минуту перед этой девчонкой, которую зашугали в этом доме и смотревшую сейчас на меня с тоскливыми глазищами.

– Мам, да все у меня хорошо, – одернулась я, – подумаешь, подралась маленько.

– Дочка! – сказал отец. – Я горжусь тобой. – И, повернувшись к девочке спросил: – Тебя как зовут? – протягивая ей руку помощи, поднимая ее с земли, всю грязную и мокрую.

– Полина, – тихо ответила она.

– За что они с тобою так? – спросила ее я.

Она пожала плечами и промолчала.

– Девчонки, быстро домой переодеваться, сейчас такси поймаем, а то заболеете. Это хорошо, что после дождя солнце вышло, – и папа выбежал за ворота детдома в поисках такси.

– Спасибо тебе за помощь, – сказала мне Полина. – Мне пора, а то еще больше попадет, за то, что сорвала линейку.

– Куда это ты пойдешь? – запротестовала моя мама. – Тебе переодеться надо, у тебя есть вещи во что переодеться?

– Да, конечно, есть, – ответила Полина, круто развернулась и побежала вдоль забора.

– Полина, подожди! – крикнула я и побежала в вдогонку за ней.

Но тут появился мой отец, сгреб нас двоих в охапку и, толкая к воротам, сказал:

– Такси ждет, поехали, девчонки, мыться и переодеваться.

Полина стала отнекиваться, сказала, что ей нельзя без спроса выходить за ворота. Но отец слушать не стал:.

– С директором мы договоримся, поехали, и даже слушать не хочу отговорки. Самое важное не заболеть сейчас, а все остальное решаемо.

Так я подружилась с необыкновенной девочкой из детского дома где хозяйкой была моя тетя Нина.

Вечером того же дня тетя Нина нам рассказала, как детям тяжело живется в детдоме. Она наизусть знала каждого ребенка, его судьбу, даже помнила день и число их появления в детском доме.

От Полины мать отказалась в роддоме, маленькая кроха сначала жила в доме малютки, а позже ее перевели в детский дом, когда ей исполнилось пять лет, ее удочерили. Вот тогда две девочки, стоя в комнате, ждали с нетерпением родителей, которые хотели удочерить девочку, Скворцова и Полина. Выбрали Полину. Скворцова затаила обиду на Полину, хотя сама очень добрая девочка. Но так несправедливо сложилась судьба Полины, что приемные родители оба погибли. При каких-то загадочных обстоятельствах. Никто из родственников не захотел брать приемную девочку к себе, и Полина вернулась опять в детский дом, где Скворцова каждый день напоминала ей о том дне, когда Полина специально старалась понравиться. Тетя Нина не могла наказывать, она только штрафовала учеников уборкой помещений, сказав:

– Они и так наказаны жизнью. Не могу я их наказывать, сердце за каждого болит. А Скворцова на самом деле совсем другая, это она из-за того, что за все время пребывания в детском доме ни разу не понравилась ни одной паре, стала как ежик. А когда с ней сидишь и разговариваешь она беззащитная, такая же, как и все дети этого дома.

Слушая тогда тетю Нину, я вспомнила о том, как я страдаю от своего высокого роста. Но по идее, оказалось, я самая счастливая, у меня замечательные родители, у меня есть родня, бабушки, дедушки, которые меня любят и души не чают. Не то что те дети, глаза которых я видела, когда они с завистью смотрели на меня. Да, в тот день я стала к своей проблеме роста относиться со смехом. Но комплекс все же остался. Потому что все близкие мне друзья были ниже меня. Но я старалась вида не подавать своего недостатка.

Пока я гостила у тети, я сдружилась с Полиной, оказывается, она знала много приемов карате, потому что приемный папа у нее был тренером по этому виду спорта, он и научил ее себя защищать. А когда я спросила, почему же она тогда не защищала себя, она ответила:

– Силой не докажешь ничего, ведь они сами такие же несчастные, как и я. Ты просто не поймешь, что такое жить без родителей. Я ведь даже забыла, что они мне были не родные. Но когда попала обратно, я вспомнила, как мы стояли со Скворцовой в комнате, как она мне поправляла бантики и, как старшая сестра, напутствовала: «Ты должна им понравиться, ты не можешь не нравиться». И все время меня двигала вперед себя. Но в душе сама очень хотела понравиться, и чтобы именно ее удочерили. Это я вспомнила, когда снова оказалась здесь, в этом доме. Лида Скворцова добрая, она в том далеком детстве была мне как сестра. Но каждый выживает как умеет. Она сказала мне как-то: «Если я буду доброй и такой же наивной, как ты, то на твоем месте оплеванная буду сидеть я».