Александр Горохов - Через дно кружки

После такого монолога с перечислением имен, фамилий, а также упоминанием армейской кликухи сверхсрочника, проворовавшего на полковом или дивизионном продскладе половину своей службы, народ проникся уважением к знатоку словесности и презрительно посмотрел на литинститутовцев. Потом через минуту о них забыли, как об объектах. не представлявших интерес, и снова сосредоточились на своем пиве и своих разговорах.

Про литераторов так бы и не вспомнили, но дверь кафешки распахнулась и внутрь вошел Генка с двумя юношами. Юношам было одному за пятьдесят, другому около. Один, высокий и дородный, походил на главного казака с картины Репина, был одет в короткую куртку, расстегнутую так, что молния цеплялась за последние несколько сантиметров и удерживала полы куртки. Другой, худощавый с красивой седой прической, если уж продолжать сравнивать с картиной Репина, походил скорее на писаря, чем на кого другого. Он не улыбался, а напротив, был серьезен и глубоко погружен в размышления, далекие от того места, куда притащил настырный и неприятный ему Генка.

– Ну, чего ты нас сюда зазвал, – говорил казак, – ты же знаешь, я в завязке. Еще месяц не буду пить. Пора печень почистить. Ты же знаешь! Меня не уговорить.

Седой уже смирился с предстоящим питием, понуро плелся, безысходно вздыхал и приговаривал:

– Да ладно, бог с ним, посидим часок и пойдем.

Генка же продвигал их в сторону литературной компании, которую вышедшие из Запорожской Сечи герои, еще не заметили, и громко обещал, что сейчас он их обрадует и сильно удивит.

– Да чем ты можешь нас удивить? Стихи у тебя последнее время не идут, да и вообще, чего ты нас тащишь? – спрашивал, отнекиваясь, Казак, поворачивался уходить, но Генка снова разворачивал его и продвигал в глубь пивной.

– Да ладно, бог с ним, посидим часок и пойдем – повторял Писарь.

Генка потел, остатки волос на голове у него сбились, лысина покраснела от чрезмерной активности, да и сам он стал красным и влажным, но постепенно они оказались у стола с писателями.

– Глядите, кого я к вам привел! – заорал Генка, обращаясь к уже сидевшим. – А я мимо иду, гляжу – эти. Валерка с Сережкой! Они отнекиваться, но от меня не уйдешь! Пожалуйста! Привел, как и просили!

Сидевшие повернули голову, чтобы сказать, что они ничего не просили, а наоборот, и все, наконец, увиделись.

– Валера, Сергей! – Здоровяк заулыбался, вышел из-за стола и обхватил необъятную фигуру друга.

То же можно сказать и про Казака:

– Сереженька, как я рад тебя видеть! А мы идем в бильярдную, а тут этот: «Пошли да пошли». Я ему говорю, что в завязке и Сережке давно надо завязывать, а Генка: «Пошли, я вас удивлю». Как ты, дорогой?

А здоровяк уже обнимал тезку.

– Теперь, пожалуй, часком не обойдется, – отвечал тот.

– Вот, пожалуйста, говорил, что всех обрадую и, пожалуйста! Я такой! – Генка подвинул молоденьких девиц, уселся между ними. – Я такой! Я говорил!

Остальные тоже расселись. Заговорили все одновременно, но так выходило, что из этой кучи малы, каши, хаоса слов, каждый слышал то, что ему было важно, и отвечал на то, что считал для себя значимым и что именно от него хотели услышать остальные.

Про Генку не вспоминали, и он вроде как невзначай, совершенно случайно положил руку на колено длинноволосой блондинки. Подержав там с минуту, случайно переместил ладонь повыше, под платье и пополз дальше. Девица напряглась, встала, сказала, что ей пора, курчавая поэтесса сообразила, что момент подходящий и последовала за подругой. Юноша вызвался их проводить, и юная часть компании весьма удачно и почти незаметно для остальных слиняла.

Генка не огорчился, а мгновенно сообразил, сгреб оставленные молодежью кружки и влил их содержимое в свою, литровую. Получилось доверху и еще с четверть малой кружки. Здоровяк, несмотря на занятость разговором с Казаком и тезкой, боковым зрением видел все. И то, как старый козел лез девчонке под юбку, и то, как выжил молодежь из-за стола, и то, как потом стырил их пиво. Практически своровал, а не разлил всей компании поровну. До поры он решил промолчать, чтобы не перебивать интересного разговора, но в уме сделал себе заметку не спустить наглецу эти пакости.

А разговор был действительно интересный. Обсуждали, кого включать в список на публикацию за счет областного бюджета в следующем году.

– Валера, – говорил здоровяк, – эти чинуши урезали нам финансирование. И так копейки выделяют, так еще наполовину срезали. Мы не знаем, что делать. Выхода два. Снизить тиражи, вместо тысячи печатать по пятьсот экземпляров. Но тогда срежутся гонорары в два раза.

– А оно надо. И так еле концы с концами сводим! – вступил Казак.

– Вот и я о том же. А значит, половину авторов переносить на другой год придется.

– Визгу будет! – соглашался Валерка. – Да и кого переносить? Этого, что ли? – Он кивнул головой в сторону Генки, смаковавшего халявное пиво.

– Этого я бы вообще из Союза выгнал. Пишет плохо. Никто его не читает. Да и вообще сволочной человечишка.

– Так-то оно так, да таких у нас две третьих. Скорей они нас из Союза турнут.

– Замучаются! – Сергей, конечно, сказал другое слово, но на ту же букву. – Меня в Москве знают. За кордоном печатают. Да и ты не хуже.

– Так-то оно так, но ни к чему нам это. В администрации только и ждут, чтобы у нас склока началась и всех прикрыть, а помещение наше, союзописательское отнять!

Помещение и в самом деле было лакомым куском. В самом центре города, почти пятьсот квадратных метров с актовым залом и баром. Такое хапнуть, приватизировать, а потом сдавать в аренду под ресторан, офис, а то и банк мечтали многие деятели областной администрации и приближенные к ним деятели от бизнеса. На всю жизнь кормушка. И себе и детям. Но до поры до времени связываться с Союзом писателей временили. Уж очень большой скандал мог выйти. Тем более что у этих писателей и в столице связей полно, да и за границей кое-кого знают. Себе дороже может выйти. Так что глядели, облизывались, но не трогали.

– А с молодыми что делать? – продолжал Сергей. – У меня десять приличных рукописей лежит. Нравятся мне они или нет, это совсем другой вопрос, но их можно и надо напечатать. Вот и думай! Или себя урезать, или молодежь. А их не напечатаешь, так потом и принимать в Союз некого. Совсем Союз писателей старым становится. Нужна молодая, новая кровь!

– Да… – соглашался Казак, – надо что-то делать. Давай накатим.

Они чокнулись, выпили по стопке водки, невесть какими путями оказавшейся тут. Потом еще, потом взяли по двести, чтобы не мельтешиться, не ходить к бару каждые пять минут, сказали «да-а…» и задумались.

Дама сперва ругалась с Генкой, у кого стихи лучше и кого читатели больше любят. Потом обнималась, потом захмелевший Генка сбегал в бар и притащил по полстакана коньяку, и они выпили за дружбу литераторов.