Александр Яблонский - Ленинбургъ г-на Яблонского

Никогда не станет кирха Анненкирхе, Фурштатская Фурштатской. Как и Петербург Петербургом, а Ленинград… Будет Город, внешне похожий. Наверняка, красавец. Лощеный. Незнакомец.

Надо бы представиться. Надо бы понравиться ему… « Но мало времени уже …». Да и не нужно.

– Пиво Жигулевское свежее, лимонад, пирожки горячие с мясом, печенье.

– Пирожки не советую, Ваше высокородие. Поберегите здоровьице. Аполлон Аполлоныч изволил проявить заботу…

– Пошел вон!..

– Не извольте беспокоиться. Исчезаю-с!

Голос у дамы с пирожками и пивом густой, сытый. А зад… « Ой – йой – йой – У нее не зад, а праздничное шествие !» Аристофан бессмертен. Софокл и Еврипид со своим загробным антагонистом Эсхилом – культурное наследие. Дорогое и величественное. Аристофан – сегодняшний день. Можно перечитывать и наслаждаться, не думая о величии и бессмертии. Я бы на месте нынешних, то есть, после царского периода всплывших начальников его бы запретил. Слишком ассоциативен. Или, как нынче принято излагать в кругах номенклатурной аристократии, несет аллюзии . Сказать «намек» они не могли и не могут. Не навевает на статью. Аллюзия же… К стенке уже не поставить, но сломать жизнь, задушить в подворотне – раз плюнуть.

Где-то в самом конце 70-х (может быть, в 80-м) Лев Стукалов поставил «Лягушек». Стукалов – режиссер милостью Божьей. Естественно, каждая его работа в романовском Ленинграде воспринималась как вызов, провокация, эпатаж. Поэтому они были обречены на успех у театральной публики, особенно молодежи, равно как и на раздражение и обструкцию у присматривающих. Если и были фиги, то не в кармане, а на сцене, и произрастали они не от фантазий режиссера, а от внимательного прочтения текста. На самом же деле, это были талантливые, профессиональные и самобытные работы мыслящего художника. В те славные времена мыслить уже разрешалось, но только правильно. Естественно, что «Лягушкам» a priori гарантировались овации. Так и было. После первых реплик Ксанфия и Диониса в зале хохот. «… Вот шуточка отличная… А это: я издыхаю под тяжестью. / Снимите, а не то в штаны…». «Лягушки», Стукалов, а ещё и Романцов в главной роли.

Странно и несправедливо сложилась судьба Александра Романцова, прожившего всего 57 лет. Хотя и удачно – быть ведущим артистом в труппе Товстоногова – счастье, улыбнувшееся не каждому замечательному актеру. Однако попроси сегодняшнего театрала назвать артистов БДТ, всех вспомнят, но не Романцова. И вообще, кроме знатоков и его поклонников вряд ли кто вспомнит. Если только по «Бандитскому Петербургу». Вспомнят Бабочкина и Полицеймако – из старого состава. Владислав Стржельчик – да, Кирилл Лавров, Ефим Копелян, Евгений Лебедев – конечно, Олег Басилашвили, Алиса Фрейндлих – бесспорно. Возможно, вспомнят Сергея Юрского, Татьяну Доронину, Наталью Тенякову, Иннокентия Смоктуновского – тех, кто ушел, или кого ушли. По воле великого Гоги или маленького Романова – «злобного гормонального карлика», как справедливо называл всемогущего диктатора Ленинграда заслуженный артист РФ Евгений Иванович Шевченко. В звездной труппе Товстоногова было нетрудно затеряться. Такого состава, пожалуй, не имел ни один драматический театр мира. Не повторяясь, прибавлю лишь Павла Луспекаева, Олега Борисова, Вадима Медведева, Николая Трофимова, Николая Корна, Михаила Данилова, Валерия Ивченко… Это – только мужчины и далеко не все. Однако дело было не только в этом – уникальном созвездии коллег Романцова. Он выпадал из общей атмосферы труппы, атмосферы глубокого, мудрого, реалистического психологизма, из той лучшей традиции русского театра с ее приверженностью к «искусству переживания», по Станиславскому, на которой были воспитаны и питомцы Товстоногова, и изысканная его публика. Романцов был парадоксален в решении даже хрестоматийных ролей, виртуозен (чем, кстати, отличалось большинство его товарищей по театру), но холодно виртуозен, подчас зло виртуозен, тяготел скорее к гротеску и абсурдизму, нежели к реализму, хотя всегда был предельно, болезненно достоверен, был обнаженно эмоционален, но всегда с очень мощным рациональным, интеллектуальным началом. Таким я его помню. Таким он был в «Лягушках». На такого Романцова и устремлялась его публика. Однако кроме него в «Лягушках» работала и прекрасная когорта профессиональных молодых актеров – подвижников Мастерской ленинградского ВТО: Кира Датешидзе – и актер превосходный, и, впоследствии, режиссер оригинальный. Владимир Курашкин и Светлана Шейченко из Пушкинского театра, Люся Кулешова, Ира Яблонская, Володя Сиваков. У каждого – и репутация, и свой шлейф поклонников. Так что успех, повторюсь, был предсказуем.

Однако такого «лома» не припомню. Каждый спектакль – толпа перед входом, милиция, бедная замученная Неля Бродская. Жила она, что ли, в бывшем особняке Зинаиды Ивановны Юсуповой!? Все, что происходило заметного, талантливого и молодого в ВТО было связано с Нелей: капустники, творческие вечера, экспериментальные постановки, творческие клубы и посиделки – она всегда была нервом, двигателем и… охранителем, ибо присматривающие имели тонкое чутье. Естественно, что «Лягушки» тоже лежали на ее плечах. Помимо всех других забот, она ещё головой отвечала за старинные входные двери, пережившие блокаду: чтобы жаждущие и страждущие не снесли их… Помню: проталкиваю жену сквозь плотную наэлектризованную массу агрессивных театралов. Неля, осторожно приоткрыв массивную дубовую дверь ВТО, кричит: «Пропустите, пропустите. Это – актриса, она участвует. А это – ее муж!» – «Знаем этих мужей! Блатные! Не пускай, ребята!»…И так каждый спектакль. Менты дурели, не понимая, в чем фишка. Народ ломился на Аристофана.

Раскаты смеха и аплодисментов сопровождали весь спектакль. Однако кульминационный взрыв случался к концу спектакля, в «Агоне». Казалось, что именно на эти реплики рвался питерский люд конца 70-х.

Эсхил. Город наш, ответь сперва,

Кем правится? Достойными людьми?

Дионис. Отнюдь!

Достойные в загоне.

Эсхил. А в чести воры?

Дионис. Да не в чести, выходит поневоле так .