Анатолий Семёнов - Нелегальное лицо. Россия – не проходной двор!

– Потому и ненавидит, что мужского внимания нет. Вся злость таких женщин – из-за недостатка мужского внимания. У них в Голландии это трагедия государственного масштаба. Для этого феминизм и придумали – чтобы мужиков унижать и контролировать. Голландцы к нам в Россию приезжают, на русских девушках женятся, – высказал своё мнение Руслан.

Согласен, могу это засвидетельствовать. Скажем, шеф-корреспондент корпункта голландского телеканала NOS Питер Домкур, с которым я имел честь работать, женился на русской и живёт в Москве. И он не один в своём счастье. Знаю немало других примеров.

– Из России я вовремя не выехал. Виза истекла. Сейчас меня не выпускают. Дорога закрыта.

– Добро пожаловать в Россию! – саркастично пошутил Руслан. – Что думаешь делать?

– Мне предложили границу переходить… Нелегально, – шёпотом добавил я, оглядываясь на дверь.

Руслан сморщился и криво усмехнулся:

– Ты шутишь?

– Нет. Мне теперь не до шуток.

– Ты помнишь Сергея Тропину? – отвлёкся от темы Руслан. – Он в соседнем дворе жил. С твоим братом Рафиком в одном классе учился.

– Ну да, помню… Кучерявый парень…

– В девяностом году Тропина в Израиль эмигрировал…

– Как все умные люди.

– Не спеши. Тропинка слишком кучерявым и умным оказался: он взял в Израиле крупный кредит в банке и в Москву рванул. Кинул, что называется, историческую родину на бабки. А Москва – не Израиль. Здесь деньги быстро заканчиваются: рестораны, бары с бабами, гостиницы, лей-пей, сабантуй…

Руслан вдруг замолчал. Сделал большой глоток горячего чая.

– И что дальше? – Я был заинтригован.

– А ничего! Его израильский паспорт недействителен уже восемь лет. Российская виза давно истекла. Из России его не выпускают. В Израиль, сам понимаешь, дорога ему закрыта. Даже если ему новый израильский паспорт дадут… в чём я сомневаюсь…

– Как же он живет? – посочувствовал я.

Мне было жаль Сергея. Он дружил с моим старшим братом и нередко приходил в наш двор, заходил к нам домой. Прозвище Тропина Рафик ему дал потому, что Сергей любил ходить тропинками.

– Как при коммунизме! В синагоге в Спасоглинищевском переулке. Его там бесплатно кормят.

– Неплохо устроился.

– У тебя тоже всё впереди, – съязвил Руслан. – На днях Тропина мне звонил. Хочешь, поговорю с ним?

– О чём?

– Присоединяйся. Тебя тоже примут. Они своих не бросают.

Я хотел кое-что сказать по поводу свой – чужой, но передумал. Начнётся долгая дискуссия.

– У меня время пока есть. А чего Тропина хотел?

– Денег просил.

– Зачем ему деньги в синагоге? Его же бесплатно кормят.

– Пожертвования для синагоги собирает, – объяснил Руслан.

– Может, снова хочет кинуть? – предположил я.

– Вряд ли, иначе евреи окончательно потеряют веру в Бога.

Я снова хотел было высказаться насчёт религии и веры, но вовремя одумался: тема уж очень деликатная и серьёзная. И личная. Лучше её не касаться. Не сейчас. Может Руслан мне денег предложит?

– Жалко Тропину. Хороший парень…

– Жалко у пчёлки в попке, – улыбнулся Руслан. – Ты сейчас о себе думай. Кстати, тебе деньги нужны?

– Нет, – не задумываясь ответил я, хотя деньги очень были нужны – мне предстоял нелегальный переход границы. Сказалась моя гипертрофированная скромность, вечно она впереди паровоза бежит. – Может, потом, – добавил я.

– Если понадобятся – звони, – поднял мне настроение Руслан.

Не прошло и недели, как я к нему обратился. Я вдруг решился на этот безумный шаг – нелегально пересечь границу. Другого выхода не видел. Однако возвращать долг было нечем. С просроченной визой меня на работу принимать отказывались. Я потерял три выгодных предложения. Канадское гражданство только усугубляло ситуацию.

– Отдашь, когда сможешь, – великодушно сказал Руслан.

Руслан – настоящий друг и филантроп; предложить деньги человеку без российского гражданства, находящемуся в сложном положении, – рыцарский поступок. Именно благодаря Руслану история получила дальнейшее развитие. Но помогут ли мне на границе одна тысяча пятьсот долларов? Я намеренно не хотел брать больше – долг платежом красен! Хватит ли этих денег для нелегального перехода? Сколько возьмут на границе, сколько надо дать? Ефимцев говорил, долларов пятьсот – семьсот, но точную сумму предстоит выяснить на месте самому. Переплачивать я не желал!

До Санкт-Петербурга я решил ехать на машине. Добрался за десять часов. В дороге моим глазам предстала картина, наводящая на тоскливые мысли. Я часто ездил в командировки по России и многое повидал. И всё равно увиденное потрясло. Ночью я переехал покорёженный, будто после бомбёжки, мост через речку. Фары автомобиля едва освещали опасный участок. Сквозная дыра зияла прямо посередине моста. Рытвины и ухабы на трассе, ветхие дома и покосившиеся заборы вдоль дороги наводили уныние. Россия – вечное состояние депрессии; стоит только отъехать от города, и депрессия не заставит себя долго ждать. Ехать по этой трассе было небезопасно для жизни, в прямом смысле. Что происходило? Война закончилась более полувека назад. А что я видел? Перевёрнутый грузовой трейлер в кювете, труп мужчины на проезжей части, километровая пробка у железнодорожного переезда, бескрайние заброшенные поля, серые покосившиеся домики… Удручающее зрелище. Я помню парады Победы которые видел по телевизору. (Ничего другого кроме парада не смотрю.) Разве так живут победители?

В двенадцать ночи миновал Выборг, через полчаса – пограничный пункт Торфяновку. Наконец въехал на КПП «Брусничное», нарушая ночную тишину и спокойствие. К машине не спеша приблизился дежурный, попросил предъявить документы. Я волнительно протянул ему паспорт с визой. Он осветил документы тусклым лучом фонарика, просмотрел, спокойно произнес:

– Виза ваша недействительна…

Была во мне слабая надежда, что не заметит.

– Начальника смены пригласите, пожалуйста, – попросил я. Так научил меня Ефимцев.

– Здесь гражданин Канады… у него недействительная виза… – сказал дежурный в рацию.

Через минуту появился прапорщик.

– Поставьте машину на парковку и следуйте за мной, – распорядился он.

Мы вошли в двухэтажное служебное здание. Прапорщик провёл меня в просторный освещённый кабинет.

– Присаживайтесь, сейчас начальник подойдёт, – сказал он и вышел.

Сижу жду. Оглядываю большую комнату. Ефимцев оказался прав: кроме дежурных, начальства здесь не видно. В руках у меня небольшая чёрная кожаная сумка. Там деньги и документы. Спустя минут пять в кабинет входит майор. Он оживлён, по-видимому, ему вкратце доложили ситуацию. Садится за стол и снимает фуражку. Аккуратно кладёт перед собой. Я протягиваю ему документы. Он внимательно их изучает.