Анатолий Семёнов - Нелегальное лицо. Россия – не проходной двор!

Обнимая небо крепкими руками,

Лётчик набирает высоту,

Тот, кто прямо с детства дружит с небесами,

Не предаст вовек свою первую мечту 17 17 Куплет из популярной советской песни «Обнимая небо». Авторы музыки и слов – А. Пахмутова и Н. Добронравов .

Я родился в южном темпераментном городе, на берегу Каспийского моря. На гербе нашего города изображены щит и три языка пламени над голубыми морскими волнами. Мне всегда хотелось узнать, что означают три факела, разгадать тайну происхождения трёх загадочных огней. Но если взглянуть на герб республики – тайна приоткроется: буровая вышка на фоне восходящего солнца и белый хлопок в обрамлении красной ленты. Нефть, газ, море и хлопок – известные символы Азербайджана.

Я жил в посёлке с не совсем приличным, как мне казалось, названием Восьмой километр, на окраине города Баку, на третьем этаже четырёхэтажной хрущёвки, на улице с грубым названием – Нефтепереработчиков, где летом от жары плавится асфальт, удушливый плотный воздух раскалён, а палящие лучи солнца пропекают мозги. Когда меня в школе спрашивали, где я живу, я отвечал: «Рядом с кинотеатром „Севиндж“». Кинотеатр знали все, а произносить пошлое, лишённое красоты длинное словосочетание «улица Нефтепереработчиков» мне было стыдно. Создавалось впечатление, что в нашем дворе проживают нефтепереработчики. Но это было не так. В нашем и соседних домах жили азербайджанцы, русские, армяне, лезгины, талыши и евреи – многонациональный двор, – и, насколько я знал, никто из них не работал на нефтеперерабатывающем заводе. Зато в нашем дворе проживали криминальные авторитеты, отсидевшие на зоне, бандиты и хулиганы, молодые, ещё чистые ребята, подражавшие бандитам и, по видимости, собирающиеся в места не столь отдаленные в ближайшем будущем. Сегодня улица Нефтепереработчиков – это современный широкий проспект с высотками, который носит имя известного азербайджанского композитора Кара Караева. Если бы нашу улицу переименовали раньше, я не оказался бы на другом полушарии Земли, в Канаде, и моя жизнь сложилась иначе. Ко всему прочему, в нашем районе находился Бакинский нефтеперерабатывающий завод (БНЗ). Тоскливая серая труба, извергающая в небо голубовато-красный факел, гордо возносилась над заводом. Этот огонь пылал не угасая и был виден из любой точки города. Ночью факел между делом освещал нашу улицу, которая давно не освещалась городскими фонарями.

С детства мне был знаком неповторимый лирический баритон Муслима Магомаева, звучавший по телевизору, по радио, в парках культуры и отдыха, в метро. Особенно запомнились слова популярной песни: «И я вхожу, как в детство, в город мой, Баку!» А ещё – незабываемый вкус чёрной икры и копчёной осетрины, нередко приносившихся папой с работы. После этого уже не напишешь: наша семья жила в нужде. Никто, конечно, в это не поверит, но, к сожалению, именно так и было. Вместе с родителями наша семья состояла из двенадцати человек. У меня пять сестёр и четыре брата: Рива, Данил, Хая, Ольга, Мира, Тамара, Борис, Рафик, Эдик. Я – предпоследний, девятый по счёту. Мой отец работал много, его трудовая биография началась в тринадцать лет, когда его с улицы взял к себе учеником повара один добрый человек – об этом отец всю жизнь вспоминал с благодарностью, – тем самым избавив от бандитского влияния и возможной тюрьмы. У отца было два брата: старшего звали Танхун, Анатолий, младшего – Синька, Сёма. В те незапамятные довоенные времена многие советские евреи называли своих детей русскими и еврейскими именами. Моего родного дядю Синьку судьба не уберегла от тюрьмы, и он неоднократно сидел за воровство. Я видел его один раз: хмурый и немногословный, чуть сгорбленный, с нарочитой походкой жулика. Даже мне, тогда ещё несмышлёному подростку было ясно: человек из преступного мира. В нашем дворе своих таких было немало.

Отец содержал и кормил большую семью как мог, но одной его зарплаты всё равно не хватало. Раз в месяц, как правило, в выходной день, отец брал с собой на работу меня или кого-то из братьев, отрезал большой кусок мяса от государственной говядины или баранины, кусок сливочного масла, ещё чего-то заворачивал в бумагу и отправлял всё с одним из сыновей домой. Вкус бесплатных благ социализма – государственного мяса и сливочного масла – до сих пор мной не забыт. Моя память надёжно его хранит. Вкус этот особенный. Я тоже из тех, кто вкусил «блага» социализма, но своему социалистическому прошлому я благодарен. Могу с уверенностью и гордостью признаться: я выкормыш СССР. В прямом смысле слова. Спасибо той стране, что заботилась и кормила меня, что предоставила возможность бесплатно учиться в двух учебных заведениях. Что бесплатно лечила, что предоставила моим родителям бесплатную квартиру. Спасибо за возможность служить в Советской армии, которая воспитала меня, закалила характер и сделала мужчиной.

Несмотря на то, что Баку расположился на берегу тёплого и богатого осетриной и нефтью Каспийского моря, на пляже мне довелось загорать не часто. В популярной советской кинокомедии есть хорошая фраза:

«Кавказ – это и кузница, и житница, и здравница». Действительно так, но мне почему-то хотелось поскорее выписаться из этого бесплатного санатория. Пятна мазута даже при слабом ветре упорно липли к отдыхающим, и воздух на пляже полнился тяжёлым, удручающим запахом. Мой брат Рафик – он старше на два года – однажды потащил меня с собой на ближайший от нашего дома карьер. Я безрассудно бросился в фиолетовую, как марганцовка, воду и пошёл ко дну. Солнце стало покрываться надо мной фиолетовой толщей воды. Рафик вытянул меня и вытолкнул к берегу. Я выполз из воды и, жадно глотая горячий воздух, снова радовался жизни. Почему вода в карьере фиолетовая, и не опасно ли в ней было купаться, я так и не выяснил.

Детские годы я развлекался ловлей мальков и скользких лягушек в пожарном водоёме. Юношеские годы провёл в расположенном вблизи нашего дома кинотеатре «Севиндж», что в переводе с азербайджанского означает «Радость». (Очень удачное название для кинотеатра, походы в кино дарили мне именно это чувство. Я хорошо помню также первомайские демонстрации, куда меня брала с собой старшая сестра Рива, и об этом с удовольствием расскажу чуть ниже, поскольку это тоже доставляло мне большую радость.) Кинотеатр находился в трёх минутах ходьбы от нашего дома, и если мне удавалось выпросить у мамы копеек пятьдесят – семьдесят, я спешил купить билет на какой-нибудь новый фильм. В фойе «Радости» царила особенная обстановка, там всегда ощущался характерный запах. Вдоль больших зашторенных окон стояли игральные автоматы. Мне нравилось играть в «Морской бой». Выпускал красненькие торпеды и топил корабли в тёмных водах игрального аппарата. Если в кармане оказывалась лишняя мелочь, я покупал в буфете фруктовое мороженое, и это было настоящее фруктовое мороженое, такого теперь не найти. Перед кинотеатром нередко образовывались толпы народа, жаждавшего приобщиться к киноискусству. Популярное изречение В. И. Ленина «Из всех искусств для нас важнейшим является кино» наглядно подтверждалось каждый раз, когда показывали индийские фильмы. В Баку, да и повсюду в республике, индийское кино было наиважнейшим из искусств. В дни демонстрации индийских фильмов толпа у кинотеатра стремительно возрастала и перед сеансами становилась неуправляемой. Зато зрители в Баку были самыми благодарными. Они настолько любили индийские фильмы и проникались, что многие парни после вечернего сеанса отправлялись вершить справедливость на улицах родного города. Моральные ценности киногероев оказались очень близки и понятны азербайджанским молодым ребятам. На чёрно-белый индийский фильм «Бродяга», с ошеломительно популярным и любимым повсеместно в СССР актёром Раджем Капуром, билетов было не купить. Каким образом мне удалось попасть на сеанс, уже не помню. Кто-то из старших братьев взял меня с собой. Зал был забит до отказа. Воздух казался тяжёлым от духоты и влажности. Широкие ступеньки по обе стороны от деревянных откидных кресел были оккупированы счастливчиками, переплатившими при входе контролёрам. Чтобы пробраться к своим местам, нам с братом пришлось через кого-то переступать. Места оказались заняты, и только после препирательств их освободили. Ещё до начала фильма в зале воцарилась наэлектризованная атмосфера. Зрители в возбуждении ожидали начала. Когда погас свет и запустили фильм, началось что-то невообразимое. Песня главного героя «Awaara hoon» 18 18 «Бродяга я». – Хинди . всколыхнула весь зал: зрители пели, плакали и радовались вместе с индийским бродягой. Этот фильм очень нравился маме. Она с обожанием рассказывала о Радже Капуре, делилась с нами впечатлениями о фильме и мечтала посмотреть его ещё раз. Но в семидесятых годах видеомагнитофонов не было. Оставалось только ждать, что «Бродягу» когда-нибудь снова покажут на большом экране. Спустя тридцать семь лет, в Канаде, румынский эмигрант порекомендовал мне диск с этим фильмом. Такова сила важнейшего из искусств, тем более если актёр пользуется огромной зрительской любовью.