Анатолий Семёнов - Нелегальное лицо. Россия – не проходной двор!

Известный как в России, так и в Европе неординарный норвежский телекорреспондент, автор многих популярных книг, статей и радиопрограмм о России, Ханс-Вильгельм Стейнфельд был близко знаком с Михаилом Горбачёвым. Именно он первый из иностранных журналистов взял знаменитое телеинтервью у президента СССР сразу после того, как Горбачёв в 1991 году сложил с себя полномочия; это интервью транслировали все мировые телекомпании.

В общем, после возвращения Павла из Чечни Ханс его уволил. Мой друг оказался в подвешенном состоянии. Павел всё чаще стал задумываться о возвращении к родным пенатам в Мурманск. Но в родном городе ловить ему было нечего. Я предполагаю, что Ханс-Вильгельм остался недоволен работой своего оператора, который без должного рвения очернял российскую действительность в Чечне, не настолько усердно, как сам Стейнфельд, настоящий талант в этом деле. Но угнаться за истинным профессионалом невозможно: российские реалии Ханс представлял в неблаговидном свете с особенным воодушевлением и мастерством – в этом ему не было равных.

Когда в декабре 2000 года мне предложили должность в корпункте голландского телеканала NOS, – я у них уже прошёл собеседование и отрабатывал последний месяц у финнов – я вспомнил про безработного Павла и порекомендовал своему финскому шефу-корреспонденту Мартти Хосиа рассмотреть его кандидатуру мне на замену. Мартти уже был знаком с Павлом по работе иностранных тележурналистов в Чечне. Так что его приняли в финский корпункт, причём с повышенной зарплатой. (Мне почему-то Мартти повышать зарплату отказался.)

И вот Павел позвонил и спросил:

– Чем занимаешься?

– Цветы поливаю, – ответил я. – Что ещё остаётся делать?

– Ты серьёзно? – усомнился Павел.

– Конечно. Они же засохнут.

– Записывай телефон…

– Какой телефон? – переспросил я. И поинтересовался: – Ты куда пропал? – В последнее время я радовался всему, что отвлекало от мрачных мыслей.

– В норвежском корпункте освобождается место, – сообщил Павел хорошую новость.

– А Ханс? – Со Стейнфельдом, непредсказуемым, импульсивным журналистом, я не горел желанием связываться.

– Ханс в Норвегии. Контракт закончился. Приехал новый шеф бюро – Арне.

– Такой же мудило? – усмехнулся я.

– Не думаю… – проговорил Павел. – Ханс один на всю Норвегию.

– Ханс скоро вернётся, – заметил я с уверенностью.

– С чего ты взял?

– Он там долго не выдержит. Его только негатив привлекает. Особенно российский.

– Ну да, – согласился Павел. – Подобных ему типов сюда тянет, как мух – на навозную кучу, – философски прибавил он и сказал: – Чего им у себя не хватает?

– Духовности, о которой ты мне постоянно рассказывал. Крис даже женился на балерине из Пскова и купил квартиру на Академика Королёва…

– Потом расскажешь! – перебил меня Павел и настойчиво произнёс: – Звони норвежцам, пока они другого не взяли. Ты же не один в Москве оператор с английским.

Здесь я с ним был согласен: хороших операторов в Москве со знанием английского найти можно. Может, не с таким хорошим английским как у меня, но для оператора это не принципиально. Я записал номер и в тот же день созвонился с новым шефом бюро. Разговор получился коротким и деловым, и это меня сразу порадовало. Арне предложил встретиться. Нравится мне работать с иностранными корреспондентами. Не в пример российским они не задают лишних вопросов, чётко знают чего хотят, без долгих предисловий назначают встречу и талантливо очерняют российскую действительность. Хотя были редкие случаи, когда и приукрашивали. Изюминка состояла в том, что работа в иностранном корпункте была для меня единственным шансом легализоваться в России без долгого, мучительного и унизительного процесса депортации. Я всё ещё надеялся уладить проблему со своей просроченной визой наименее болезненным для себя способом. Иностранный корпункт обладает правом обратиться в Министерство иностранных дел с просьбой о выдаче визы и аккредитации для своего сотрудника. Это был для меня реальный выход из цугцвангового положения, надежда, подаренная мне Павлом. Я мог бы снова официально работать, свободно передвигаться по столице и за её пределами, вести обычную, привычную жизнь – и даже мог зарегистрировать в ЗАГСе отношения с гражданской женой, хотя с этим как раз не спешил.

На следующий день, окрылённый и счастливый, я отправился на собеседование. В метро, как уже неоднократно случалось, меня остановил сержант милиции и потребовал предъявить документы. Я к этому почти привык:

«интерфейс» у меня не славянский. Но проблема заключалась не во мне, а в моей просроченной визе. Предстояло откупиться. Так поступают все приезжие, у кого с документами непорядок. И на такой случай я всегда держал в кармане пятьсот рублей.

Я протянул милиционеру паспорт с оттиснутым золотом канадским гербом на синей обложке.

– Вы из Канады? – заинтересованно произнёс страж общественного порядка, увидев обложку моего паспорта.

– Из Канады, – подтвердил я.

– Как там жизнь? – полюбопытствовал он с оживлением.

– Как в сказке.

– А здесь вы чего?..

– Работаю.

– В Канаде тоскливо? – улыбнулся сержант.

– Ага. Зато в России весело.

– Так всегда. Загадочная русская душа. Иностранцам здесь нравится… А берёзы в Канаде есть?

Вопрос застал меня врасплох – настолько он не вязался с ситуацией. Сержант милиции в метро спрашивает нарушителя визового режима, есть ли берёзы в Канаде. Помнил я одно четверостишие в тему:

Над Канадой небо синее,

Меж берёз дожди косые.

Хоть похоже на Россию,

Только всё же не Россия.

Но я его воспроизвёл мысленно, а сержант тем временем продолжил меня удивлять:

– Мой друг уволился из милиции и в Канаду эмигрировал.

– Как ему удалось? – искренне удивился я.

– Женился на еврейке, и… мама не печалься, папа не горюй… Здесь ловить нечего, – с грустью заключил он.

– Может, и вам тоже того… в Канаду? – предложил я симпатичному милиционеру.

– Какая Канада? Я на русской женат. И Родину свою люблю, – без улыбки ответил он, возвращая мне паспорт.

Я взял документ и спрятал в карман. Пятьсот рублей не доставал. Негоже было оскорблять патриотические чувства сержанта своими непотребными деньгами, он такого не заслужил.

У перрона встал поезд, раскрылись двери. Из вагонов высыпали пассажиры. Мы с сержантом тепло попрощались. В наше время нечасто встретишь стража порядка, бескорыстно служащего высоким идеалам. Душевного – тем более. Мне в тот день впервые попался душевный милиционер. Выпал редкий случай. А в советское время положительные люди были нашими маяками, про них писали в газетах и сочиняли песни. Милиционер дядя Стёпа вызывал уважение всех – от мала до велика. Наши герои были честными, с добрыми идеалами, о таких сегодня лишь изредка публикуют скупые заметки, да и те вызывают скорее недоумение. Другое время, другие ценности…